раковина без отверстия под смеситель с тумбой
..
Пижон, Горилла, шутка Гориллы с Аликом... Как это произошло?.. Как
могло бы произойти? Будь я свидетелем, соучастником, тогда другое дело.
Помогла власть воображения...
... "Бегут ручьи... бегут ручьи..." Слов не помнится, а поется... Ага, вот
вспомнил: и даже пень в апрельский день березкой снова стать мечта-а-ает...
И даже пень! В апрельский день!" - Алик испытывал поистине телячий восторг от
озаренного предчувствия чего-то необычного, что неизбежно должно вот-вот
произойти, вот-вот случится.
Еще неделю назад Алик подошел к Пижону в перерыве между лекциями и
небрежно, но внутренне ликуя, сообщил:
- Предки отваливают на дачу на майские. Хата свободна первого и вто-
рого.
Алик не любил Пижона и даже побаивался его мгновенной точной реакции,
цепкой хватки, холодного цинизма, глубоко спрятанного презрения к своим
сверстникам, побаивался потому, что не желал попасть впросак в глазах
Пижона, и все же именно от Пижона Алику хотелось услышать хотя бы сдер-
жанное одобрение, встать, пусть на время, на один уровень с ним, ощутить
себя силой - независимой, уверенной, властной.
Пижон тут же почуял запах добычи, белозубо улыбнулся, дружески проце-
дил на ухо Алику:
- Ну, ты гигант, Эл!
Эл - Алик - не был "гигантом", никакой его личной заслуги в том, что
родители уезжали на дачу, не было, но ему откровенно льстило восхищение
Пижона.
- Пока они там в навозе ковыряются, мы устроим шикарный кайф-пикни-
чок, - Пижон, улыбаясь, совсем спрятал глаза за пушистыми ресницами.
Алик внутренне дернулся от обиды, когда Пижон смешал родителей с на-
возом, но тут же подавил в себе это чувство и полез в карман за сигаре-
тами.
- Подожди, старик, у меня "Кент" еще остался, - остановил его Пижон.
Сам Пижон не курил, но всегда носил с собой пачку иностранных сигарет
и импортную зажигалку. Откуда от доставал "Кент" - неизвестно, но угощал
Пижон им только избранных.
- Тогда какие будут предложения по составу президиума, как говорит
наш комсомольский вожак Петров. Кого берем? - внимательно посмотрел Пи-
жон на Алика.
Ответственный момент.
Алик понимал, что ему же потом придется вылизывать квартиру к возвра-
щению родителей, скрыть все следы "кайф-пикника", кроме того, он боялся,
что, не дай бог, разобьют какую-нибудь рюмку или тарелку.
- Не больше троих.
- Значит, ты, я и Горилла. Гориллу надо брать, у него маг и клевые
записи. Плюс три чувихи. Итого шесть, - подытожил Пижон. - Великолепная
шестерка, Эл.
- Только... - запнулся Алик. - Я... у меня... нет знакомой... Сам по-
нимаешь...
- У тебя - хата, у Гориллы - маг, кадры - за мной, - тут же сориенти-
ровался Пижон.
Первомайское утро прошло для Алика не праздничной колонне демонстран-
тов на Красной площади, а в мелких, но утомительных хлопотах: надо было
раздвинуть стол, расставить стулья, отыскать скатерть, решить - стелить
ее или обойтись клеенкой, сбегать за хлебом - выполнить ту бесконечную
круговерть, которую так незаметно и всегда вовремя успевала делать мама.
Праздник врывался в дом многоликим окном телевизора, вливался в форточки
музыкой городских репродукторов, он будоражил и без того нетерпеливое
ожидание Алика, и когда в пятом часу пополудни раздался звонок, Алик с
облегчением бросился открывать дверь.
Первым ввалился Горилла. Он сразу же, не раздеваясь и не здороваясь,
пронес на вытянутых руках магнитофон и сумку с кассетами в комнату. За
ним с неприступным видом вошли две девушки.
Алик мучительно смутился, широко улыбнулся и сказал, как можно весе-
лее:
- Меня зовут Алик.
- Зина, - сухо представилась худая, невысокая, бледнолицая блондинка
со светло-голубыми глазами и вздернутым носиком.
- Марина, - мрачно отрекомендовалась вторая, - в отличие от Зины,
смуглолицая брюнетка.
- Эл, лучше помоги дамам раздеться, - подсказал замыкающий шествие
Пижон.
"Дамы" сняли пальто, платки и удалились в ванную комнату наводить ма-
рафет.
- А почему только две? - тревожным шепотом спросил Алик у Пижона.
- Горилла - пас, когда узнал, что каждый платит за свою, так что с
тебя червонец, старик.
- Отдам в стипендию. А... которая моя?
- Это кому как повезет. Можно, конечно, разыграть, но лучше пусть са-
ми решают. А что тебе - не все равно?
- Да, конечно, - поспешно согласился Алик.
- Алик, - позвал из комнаты Горилла. - Куда здесь врубаться? У тебя
двести двадцать или сто двадцать семь?
- Двести двадцать, сейчас, сейчас.
Алик помог Горилле подключить магнитофон к сети, для этого пришлось
выключить телевизор. Горилла сосредоточенно, аккуратнейшим образом пос-
тавил пленку, достал носовой платок, обернул им руку и только тогда по-
вернул выключатель. Зажегся зеленый глазок индикатора, завращались боби-
ны. Пошелестев ракордом, магнитофон вдруг резко, громко и очень чисто
разразился рок-н-роллом в исполнении Элвиса Пресли.
Все трое благоговейно помолчали. Горилла развернулся к Алику и Пижо-
ну.
- "Грюндиг", - пояснил он, кивнув на магнитофон.
- Фирма, - согласился Пижон.
- А зачем носовой платок? - наивно полюбопытствовал Алик и опять
улыбнулся.
- Село, - презрительно хмыкнул Горилла. - Кто же его, залапанный, в
комиссионку примет? И если кто мага коснется - пасть порву, понятно?
Горилла угрожающе набычился.
- Уговор - дороже денег, - значительно изрек он. - И через каждые со-
рок пять минут выключаем на пятнадцать минут, ясно? Он же не железный.
Девицы явились нескоро, сели рядом, в сторону ребят не смотрели, пос-
тоянно перешептывались, выпить поначалу отказались, но потом пригублива-
ли понемногу и время от времени исчезали в ванной. Застольной беседы не
получалось, да и не могло получиться - все перекрывал грохот рок-н-рол-
ла.
Горилла, не обращая ни на кого внимания, накладывал себе полную та-
релку, наливал рюмку до краев, пил, методически работал челюстями, опус-
тошал тарелку и снова рыскал глазами по столу. Насытившись, он отвернул-
ся к магнитофону.
Пижон, наоборот, ел неторопливо, предупредительно ухаживал за слабым
полом, понимающе подмигивал Алику, кивая на поглощенного процессом пог-
лощения пищи Гориллу.
Алик, то вскакивал, чтобы принести забытые бумажные салфетки, то бе-
гал на кухню за ложкой для салата, выпивая, но как-то не успевал заку-
сить и потихоньку, незаметно для себя пьянел. Отнеся грязные тарелки на
кухню, он зашел в ванную комнату ополоснуть руки и обнаружил, что она
полна дыма - девицы, оказывается, бегали покурить.
Горилла пунктуально выключал магнитофон через каждые сорок пять ми-
нут, в такие моменты наступали томительные паузы. В одну из них Пижон
предложил:
- А может устроим дансинг? Пусть пока мистер "Грюндиг" остынет, а мы
с Элом сдвинем стол.
Перетащили в угол стол, переставили стулья, открыв пространство в се-
редине комнаты и диван, вдоль которого ранее стоял стол. Пижон включил
торшер возле дивана и погасил люстру, а Горилла поставил вместо ревущих
"роков" медленные блюзы.
Алик, недолго раздумывая, пригласил на танец Зину, Пижон - Марину.
Так они и танцевали танец за танцем, не разлучаясь даже в паузах, Алик с
Зиной, Пижон с Мариной, и Алику казался очаровательно милым вздернутый
носик Зины, в полутьме блестели ставшие глубокими ее бледно-голубые гла-
за и худая фигурка доверчиво тонула в объятиях Алика, от чего он ощущал
себя большим и сильным.
Горилла опять объявил перерыв и поколдовал над магнитофоном, поставив
новую пленку. Остальные сели на диван.
Горилла щелкнул ручкой радиоприемника, стоящего рядом с сервантом.
Осветилась шкала диапазонов, маркированная черными прямоугольничками с
названиями городов: Рига, Киев, Прага, Варшава, Белград...
- Послушаем, что в эфире... - почему-то криво ухмыляясь, пробасил Го-
рилла и начал крутить ручку настройки.
Сквозь потрескивание электрических разрядов и обрывки радиопередач
вдруг прорвались позывные "Широка страна моя родная..." Один раз, два,
три и голос Левитана объявил: "Работают все радиостанции Советского Сою-
за. Передаем специальное сообщение. Работают все радиостанции Советского
Союза. Передаем специальное сообщение. Сегодня в пятнадцать часов по
московскому времени без объявления войны подвергнуты атомной бомбарди-
ровке города Вильнюс, Рига, Таллин и Ленинград. Ждите наших следующих
сообщений..."
... Летит в бездонном космосе отравленный ядерными грибами шарик -
погиб Дом, в котором жил Человек... ...Пиджак на стуле с переломанными
ногами опустил плечи, еще сохраняя форму человеческого туловища. Оплав-
ляясь, текут стены, пузырятся, вздуваются и, лопаясь, съеживаются обои,
шелестя страницами, падают книги с оторвавшихся полок, как взбесившиеся
птицы, беззвучно в тысячи осколков рассыпаются стекла, хрусталь посуды и
люстр, полыхнул ахнувший снопом пламени телевизор - развал, разруха, за-
пустение в когда-то уютном человеческом жилье. Все постепенно покрывает-
ся пылью, потому что в этот дом больше никто никогда не войдет. Серая
пыль забвения, серый пепел погибели и праха...
...Калейдоскоп, лавина, извержение...
...Маленький мальчик Алик, прыгающий на одной ноге, другой просто
нет, по "классикам", расчерченным белым мелом на черном асфальте, и от-
чаянно-весело кричащий: "Мама с папой в Таллине!.. Мама с папой в Талли-
не!.." А в полукруглом, как долька дыни, сегменте вписано мелом "Огонь!"
И огонь, языкастый, вихляющийся, вспыхивает, пожирая черный асфальт, как
смолу, и бежит, вставая стенками, по квадратикам "классиков"...
...Бледнолицая Зина, ставшая воспаленно-пунцовой, как чирий, и седая
брюнетка Марина...
...Искажающийся череп, выползающие вперед зубы, удлинняющиеся до ко-
лен руки, покрытые густой шерстью, добрые, как у преданной собаки, глаза
Гориллы, в которых заплясали костры бессмысленной ярости злобного зверя.
Рык орангутанга - хозяина джунглей...
Только Пижон спокоен.
Только Пижон видел, как прикрывает Горилла плечом работающий магнито-
фон, на котором крутится бобина с записью позывных и голосом якобы Леви-
тана... Только Пижон мог остановить этот ужас - шутку Гориллы.
Он красив и спокоен:
- Мир погиб. Все - бессмыслица. Так устроим пир во время чумы... На-
ливай, Алик...
Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она зарастет?
Глава тридцать четвертая
--===Свое время===--
Глава тридцать четвертая
Я взял отпуск на неделю и приходил в послеоперационную палату, как на работу.
К девяти утра.
В палате две койки - справа Наташина, на другой - Вероника Приходько.
Операцию им сделали в один день.
В первый день меня не пустили - они отсыпались после наркоза и обез-
боливающих уколов, чтобы не помнить скальпеля, и раны их еще не болели.
Никогда не задумывался и не знал, что, оказывается, хирургический разрез
- это тоже ранение. Умышленное, продуманное, обоснованное - но ранение.
Мою Наташку ранили.
Поначалу я смущался, не зная, куда деться, как подойти к высокой кро-
вати с регулирующими наклон тела рычагами, со стояком, на котором висела
опрокинутая бутылка с мерными делениями, по капельке вводящая раствор в
вену. В конце концов устроился на жестком стуле в ногах Наташи так, что-
бы видеть ее лицо, и когда она просыпалась, возникала из небытия, то
сразу же улыбалась мне. Я боялся ее тревожить, неуклюже протирал ей пе-
ресохший рот смоченной в воде ваткой, каждый раз спрашивал о само-
чувствии, пока не понял, что ей трудно отвечать и что лучше всего просто
быть на подхвате, когда это потребуется.
К Наташиной соседке Веронике никто не приходил. Черноокая, стесни-
тельная украинка из Одессы. Муж ее не сумел приехать, как она объяснила,
не отпустили по работе.
Я напряженно старался помочь им, но они ни о чем не просили за исклю-
чением пустяков: поправить подушку, подать салфетку - день тянулся бес-
конечно медленно, мне было жарко в теплом свитере, надетом под пиджак, и
к вечеру я устал так, словно на мне воду возили. Пусть даже в виде мок-
рой ватки для смачивания.
На следующее утро медсестра показала мне, как, положив руки на грудь,
помочь Наташе откашляться, очиститься от сукровицы заживающей раны. И
каждые два часа я ощущал ладонями, как замирает и бьется Наташкино серд-
це, я держал его, как драгоценный сосуд, как птицу, которая доверчиво
устраивается в моих руках, как в гнезде.
Вероника, густо покраснев, наотрез отказалась от моих услуг, медсест-
ра же попалась то ли неопытная, то ли ленивая, и к вечеру у Вероники по-
лезла в гору температура, ее увезли следующим утром на бронхоскопию -
это когда трубку вставляют в горло и откачивают скопившееся, а я смотрел
на Наташку и радовался, что, наконец-то, я ей действительно помог, помог
своими собственными руками.
С этого дня девчата пошли на поправку.
Гардеробщицы уже знали меня в лицо, я сам заходил за стойку, вешал
плащ, накидывал на плечи белый халат и поднимался на третий этаж.
Тлеющий, мерцающий огонек жизни разрастался в жаркое, сухое пламя.
Заблестели глаза, заиграл слабый румянец, появился интерес к косметике,
проснулся аппетит. Здоровье - полнокровная основа жизни, без него тусклы
желания, забыто творчество, безрадостно существование. Выздоровление -
как восход солнышка, как рассвет ясного дня - с каждой минутой все
больше света и тепла.
- Ой, рятуйте, люди добрые, наш чоловик прийшов, - певучеприветство-
вала меня Вероника.
- Валера, а ты оказывается чоловик, что на украинском означает муж, -
улыбнулась Наташа. - По-моему, очень правильно. Мой муж - человек.
- Что, малыши, соскучились за ночь?.. Что новенького?.. Как темпера-
турка?.. Ну-ка, ну-ка... Кто это кашу у нас не доел?.. Не слышу...
- Надоела каша. Каждый день одна каша, - сморщила нос Наташка. - Воб-
лы хочу. Я же просила тебя воблочки, хоть кусочек, маленький такой, про-
сила, скажешь нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Пижон, Горилла, шутка Гориллы с Аликом... Как это произошло?.. Как
могло бы произойти? Будь я свидетелем, соучастником, тогда другое дело.
Помогла власть воображения...
... "Бегут ручьи... бегут ручьи..." Слов не помнится, а поется... Ага, вот
вспомнил: и даже пень в апрельский день березкой снова стать мечта-а-ает...
И даже пень! В апрельский день!" - Алик испытывал поистине телячий восторг от
озаренного предчувствия чего-то необычного, что неизбежно должно вот-вот
произойти, вот-вот случится.
Еще неделю назад Алик подошел к Пижону в перерыве между лекциями и
небрежно, но внутренне ликуя, сообщил:
- Предки отваливают на дачу на майские. Хата свободна первого и вто-
рого.
Алик не любил Пижона и даже побаивался его мгновенной точной реакции,
цепкой хватки, холодного цинизма, глубоко спрятанного презрения к своим
сверстникам, побаивался потому, что не желал попасть впросак в глазах
Пижона, и все же именно от Пижона Алику хотелось услышать хотя бы сдер-
жанное одобрение, встать, пусть на время, на один уровень с ним, ощутить
себя силой - независимой, уверенной, властной.
Пижон тут же почуял запах добычи, белозубо улыбнулся, дружески проце-
дил на ухо Алику:
- Ну, ты гигант, Эл!
Эл - Алик - не был "гигантом", никакой его личной заслуги в том, что
родители уезжали на дачу, не было, но ему откровенно льстило восхищение
Пижона.
- Пока они там в навозе ковыряются, мы устроим шикарный кайф-пикни-
чок, - Пижон, улыбаясь, совсем спрятал глаза за пушистыми ресницами.
Алик внутренне дернулся от обиды, когда Пижон смешал родителей с на-
возом, но тут же подавил в себе это чувство и полез в карман за сигаре-
тами.
- Подожди, старик, у меня "Кент" еще остался, - остановил его Пижон.
Сам Пижон не курил, но всегда носил с собой пачку иностранных сигарет
и импортную зажигалку. Откуда от доставал "Кент" - неизвестно, но угощал
Пижон им только избранных.
- Тогда какие будут предложения по составу президиума, как говорит
наш комсомольский вожак Петров. Кого берем? - внимательно посмотрел Пи-
жон на Алика.
Ответственный момент.
Алик понимал, что ему же потом придется вылизывать квартиру к возвра-
щению родителей, скрыть все следы "кайф-пикника", кроме того, он боялся,
что, не дай бог, разобьют какую-нибудь рюмку или тарелку.
- Не больше троих.
- Значит, ты, я и Горилла. Гориллу надо брать, у него маг и клевые
записи. Плюс три чувихи. Итого шесть, - подытожил Пижон. - Великолепная
шестерка, Эл.
- Только... - запнулся Алик. - Я... у меня... нет знакомой... Сам по-
нимаешь...
- У тебя - хата, у Гориллы - маг, кадры - за мной, - тут же сориенти-
ровался Пижон.
Первомайское утро прошло для Алика не праздничной колонне демонстран-
тов на Красной площади, а в мелких, но утомительных хлопотах: надо было
раздвинуть стол, расставить стулья, отыскать скатерть, решить - стелить
ее или обойтись клеенкой, сбегать за хлебом - выполнить ту бесконечную
круговерть, которую так незаметно и всегда вовремя успевала делать мама.
Праздник врывался в дом многоликим окном телевизора, вливался в форточки
музыкой городских репродукторов, он будоражил и без того нетерпеливое
ожидание Алика, и когда в пятом часу пополудни раздался звонок, Алик с
облегчением бросился открывать дверь.
Первым ввалился Горилла. Он сразу же, не раздеваясь и не здороваясь,
пронес на вытянутых руках магнитофон и сумку с кассетами в комнату. За
ним с неприступным видом вошли две девушки.
Алик мучительно смутился, широко улыбнулся и сказал, как можно весе-
лее:
- Меня зовут Алик.
- Зина, - сухо представилась худая, невысокая, бледнолицая блондинка
со светло-голубыми глазами и вздернутым носиком.
- Марина, - мрачно отрекомендовалась вторая, - в отличие от Зины,
смуглолицая брюнетка.
- Эл, лучше помоги дамам раздеться, - подсказал замыкающий шествие
Пижон.
"Дамы" сняли пальто, платки и удалились в ванную комнату наводить ма-
рафет.
- А почему только две? - тревожным шепотом спросил Алик у Пижона.
- Горилла - пас, когда узнал, что каждый платит за свою, так что с
тебя червонец, старик.
- Отдам в стипендию. А... которая моя?
- Это кому как повезет. Можно, конечно, разыграть, но лучше пусть са-
ми решают. А что тебе - не все равно?
- Да, конечно, - поспешно согласился Алик.
- Алик, - позвал из комнаты Горилла. - Куда здесь врубаться? У тебя
двести двадцать или сто двадцать семь?
- Двести двадцать, сейчас, сейчас.
Алик помог Горилле подключить магнитофон к сети, для этого пришлось
выключить телевизор. Горилла сосредоточенно, аккуратнейшим образом пос-
тавил пленку, достал носовой платок, обернул им руку и только тогда по-
вернул выключатель. Зажегся зеленый глазок индикатора, завращались боби-
ны. Пошелестев ракордом, магнитофон вдруг резко, громко и очень чисто
разразился рок-н-роллом в исполнении Элвиса Пресли.
Все трое благоговейно помолчали. Горилла развернулся к Алику и Пижо-
ну.
- "Грюндиг", - пояснил он, кивнув на магнитофон.
- Фирма, - согласился Пижон.
- А зачем носовой платок? - наивно полюбопытствовал Алик и опять
улыбнулся.
- Село, - презрительно хмыкнул Горилла. - Кто же его, залапанный, в
комиссионку примет? И если кто мага коснется - пасть порву, понятно?
Горилла угрожающе набычился.
- Уговор - дороже денег, - значительно изрек он. - И через каждые со-
рок пять минут выключаем на пятнадцать минут, ясно? Он же не железный.
Девицы явились нескоро, сели рядом, в сторону ребят не смотрели, пос-
тоянно перешептывались, выпить поначалу отказались, но потом пригублива-
ли понемногу и время от времени исчезали в ванной. Застольной беседы не
получалось, да и не могло получиться - все перекрывал грохот рок-н-рол-
ла.
Горилла, не обращая ни на кого внимания, накладывал себе полную та-
релку, наливал рюмку до краев, пил, методически работал челюстями, опус-
тошал тарелку и снова рыскал глазами по столу. Насытившись, он отвернул-
ся к магнитофону.
Пижон, наоборот, ел неторопливо, предупредительно ухаживал за слабым
полом, понимающе подмигивал Алику, кивая на поглощенного процессом пог-
лощения пищи Гориллу.
Алик, то вскакивал, чтобы принести забытые бумажные салфетки, то бе-
гал на кухню за ложкой для салата, выпивая, но как-то не успевал заку-
сить и потихоньку, незаметно для себя пьянел. Отнеся грязные тарелки на
кухню, он зашел в ванную комнату ополоснуть руки и обнаружил, что она
полна дыма - девицы, оказывается, бегали покурить.
Горилла пунктуально выключал магнитофон через каждые сорок пять ми-
нут, в такие моменты наступали томительные паузы. В одну из них Пижон
предложил:
- А может устроим дансинг? Пусть пока мистер "Грюндиг" остынет, а мы
с Элом сдвинем стол.
Перетащили в угол стол, переставили стулья, открыв пространство в се-
редине комнаты и диван, вдоль которого ранее стоял стол. Пижон включил
торшер возле дивана и погасил люстру, а Горилла поставил вместо ревущих
"роков" медленные блюзы.
Алик, недолго раздумывая, пригласил на танец Зину, Пижон - Марину.
Так они и танцевали танец за танцем, не разлучаясь даже в паузах, Алик с
Зиной, Пижон с Мариной, и Алику казался очаровательно милым вздернутый
носик Зины, в полутьме блестели ставшие глубокими ее бледно-голубые гла-
за и худая фигурка доверчиво тонула в объятиях Алика, от чего он ощущал
себя большим и сильным.
Горилла опять объявил перерыв и поколдовал над магнитофоном, поставив
новую пленку. Остальные сели на диван.
Горилла щелкнул ручкой радиоприемника, стоящего рядом с сервантом.
Осветилась шкала диапазонов, маркированная черными прямоугольничками с
названиями городов: Рига, Киев, Прага, Варшава, Белград...
- Послушаем, что в эфире... - почему-то криво ухмыляясь, пробасил Го-
рилла и начал крутить ручку настройки.
Сквозь потрескивание электрических разрядов и обрывки радиопередач
вдруг прорвались позывные "Широка страна моя родная..." Один раз, два,
три и голос Левитана объявил: "Работают все радиостанции Советского Сою-
за. Передаем специальное сообщение. Работают все радиостанции Советского
Союза. Передаем специальное сообщение. Сегодня в пятнадцать часов по
московскому времени без объявления войны подвергнуты атомной бомбарди-
ровке города Вильнюс, Рига, Таллин и Ленинград. Ждите наших следующих
сообщений..."
... Летит в бездонном космосе отравленный ядерными грибами шарик -
погиб Дом, в котором жил Человек... ...Пиджак на стуле с переломанными
ногами опустил плечи, еще сохраняя форму человеческого туловища. Оплав-
ляясь, текут стены, пузырятся, вздуваются и, лопаясь, съеживаются обои,
шелестя страницами, падают книги с оторвавшихся полок, как взбесившиеся
птицы, беззвучно в тысячи осколков рассыпаются стекла, хрусталь посуды и
люстр, полыхнул ахнувший снопом пламени телевизор - развал, разруха, за-
пустение в когда-то уютном человеческом жилье. Все постепенно покрывает-
ся пылью, потому что в этот дом больше никто никогда не войдет. Серая
пыль забвения, серый пепел погибели и праха...
...Калейдоскоп, лавина, извержение...
...Маленький мальчик Алик, прыгающий на одной ноге, другой просто
нет, по "классикам", расчерченным белым мелом на черном асфальте, и от-
чаянно-весело кричащий: "Мама с папой в Таллине!.. Мама с папой в Талли-
не!.." А в полукруглом, как долька дыни, сегменте вписано мелом "Огонь!"
И огонь, языкастый, вихляющийся, вспыхивает, пожирая черный асфальт, как
смолу, и бежит, вставая стенками, по квадратикам "классиков"...
...Бледнолицая Зина, ставшая воспаленно-пунцовой, как чирий, и седая
брюнетка Марина...
...Искажающийся череп, выползающие вперед зубы, удлинняющиеся до ко-
лен руки, покрытые густой шерстью, добрые, как у преданной собаки, глаза
Гориллы, в которых заплясали костры бессмысленной ярости злобного зверя.
Рык орангутанга - хозяина джунглей...
Только Пижон спокоен.
Только Пижон видел, как прикрывает Горилла плечом работающий магнито-
фон, на котором крутится бобина с записью позывных и голосом якобы Леви-
тана... Только Пижон мог остановить этот ужас - шутку Гориллы.
Он красив и спокоен:
- Мир погиб. Все - бессмыслица. Так устроим пир во время чумы... На-
ливай, Алик...
Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она зарастет?
Глава тридцать четвертая
--===Свое время===--
Глава тридцать четвертая
Я взял отпуск на неделю и приходил в послеоперационную палату, как на работу.
К девяти утра.
В палате две койки - справа Наташина, на другой - Вероника Приходько.
Операцию им сделали в один день.
В первый день меня не пустили - они отсыпались после наркоза и обез-
боливающих уколов, чтобы не помнить скальпеля, и раны их еще не болели.
Никогда не задумывался и не знал, что, оказывается, хирургический разрез
- это тоже ранение. Умышленное, продуманное, обоснованное - но ранение.
Мою Наташку ранили.
Поначалу я смущался, не зная, куда деться, как подойти к высокой кро-
вати с регулирующими наклон тела рычагами, со стояком, на котором висела
опрокинутая бутылка с мерными делениями, по капельке вводящая раствор в
вену. В конце концов устроился на жестком стуле в ногах Наташи так, что-
бы видеть ее лицо, и когда она просыпалась, возникала из небытия, то
сразу же улыбалась мне. Я боялся ее тревожить, неуклюже протирал ей пе-
ресохший рот смоченной в воде ваткой, каждый раз спрашивал о само-
чувствии, пока не понял, что ей трудно отвечать и что лучше всего просто
быть на подхвате, когда это потребуется.
К Наташиной соседке Веронике никто не приходил. Черноокая, стесни-
тельная украинка из Одессы. Муж ее не сумел приехать, как она объяснила,
не отпустили по работе.
Я напряженно старался помочь им, но они ни о чем не просили за исклю-
чением пустяков: поправить подушку, подать салфетку - день тянулся бес-
конечно медленно, мне было жарко в теплом свитере, надетом под пиджак, и
к вечеру я устал так, словно на мне воду возили. Пусть даже в виде мок-
рой ватки для смачивания.
На следующее утро медсестра показала мне, как, положив руки на грудь,
помочь Наташе откашляться, очиститься от сукровицы заживающей раны. И
каждые два часа я ощущал ладонями, как замирает и бьется Наташкино серд-
це, я держал его, как драгоценный сосуд, как птицу, которая доверчиво
устраивается в моих руках, как в гнезде.
Вероника, густо покраснев, наотрез отказалась от моих услуг, медсест-
ра же попалась то ли неопытная, то ли ленивая, и к вечеру у Вероники по-
лезла в гору температура, ее увезли следующим утром на бронхоскопию -
это когда трубку вставляют в горло и откачивают скопившееся, а я смотрел
на Наташку и радовался, что, наконец-то, я ей действительно помог, помог
своими собственными руками.
С этого дня девчата пошли на поправку.
Гардеробщицы уже знали меня в лицо, я сам заходил за стойку, вешал
плащ, накидывал на плечи белый халат и поднимался на третий этаж.
Тлеющий, мерцающий огонек жизни разрастался в жаркое, сухое пламя.
Заблестели глаза, заиграл слабый румянец, появился интерес к косметике,
проснулся аппетит. Здоровье - полнокровная основа жизни, без него тусклы
желания, забыто творчество, безрадостно существование. Выздоровление -
как восход солнышка, как рассвет ясного дня - с каждой минутой все
больше света и тепла.
- Ой, рятуйте, люди добрые, наш чоловик прийшов, - певучеприветство-
вала меня Вероника.
- Валера, а ты оказывается чоловик, что на украинском означает муж, -
улыбнулась Наташа. - По-моему, очень правильно. Мой муж - человек.
- Что, малыши, соскучились за ночь?.. Что новенького?.. Как темпера-
турка?.. Ну-ка, ну-ка... Кто это кашу у нас не доел?.. Не слышу...
- Надоела каша. Каждый день одна каша, - сморщила нос Наташка. - Воб-
лы хочу. Я же просила тебя воблочки, хоть кусочек, маленький такой, про-
сила, скажешь нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26