Спешите, завтра уже будет поздно!Джон Джильпинг, будущий пэр Англии и член палаты лордов, лорд Воанго из Джильпинг-Голля, Кобунг племени нготаков».Оливье тотчас же сообщил об этом письме канадцу, и решено было немедленно отправиться на выручку своего друга, чтобы спасти от татуировки хотя бы только его лицо.Ввиду безотлагательности дела Оливье решил отложить свой разговор до послезавтра и, не желая беспокоить спящего гостя, думал предупредить его об этом лишь в момент ухода.Канадец был того мнения, что с нготаками следует поступить дипломатично, не брать с собой никого из нагарнуков, чтобы не дать повода к новой войне между этими двумя племенами; в крайнем случае, если бы понадобилось прибегнуть к силе, двадцати человек приисковых рабочих было более чем достаточно, чтобы отбить у нготаков их друга.Час спустя по получении письма все было уже готово. До большой деревни нготаков было около шести часов пути. Но Оливье и Дик, Лоран и Кэрби, сев на быстроногих мустангов и прихватив с собой молодого посланца, рассчитывали прибыть на место еще до рассвета. А их присутствия должно было быть достаточно, чтобы помешать насильственной татуировке Джильпинга; в случае же, если бы этого оказалось недостаточно, вслед за ними должен был прибыть и отряд приисковых рабочих.Перед тем, как сесть на коня, Оливье зашел к своему гостю, но найдя его крепко спящим, просто оставил извинительную записку.Минуту спустя маленький отряд мчался во всю прыть к территории нготаков; одновременно с ним выступил и маленький отряд приисковых рабочих под командою Коллинза.Пока наши друзья спешили к нему на помощь, мы посмотрим, чему почтенный проповедник был обязан, что стал кобунгом нготаков.Читатель, вероятно, помнит, что, когда Дик и Оливье поспешили на помощь осажденному нирбоасами ранчо Кэрби, Виллиго и Джильпинг остались в лесу, чтобы доставить до места все припасы, запасы, оружие и ящики с зоологическими коллекциями Оливье и Джильпинга.Этими коллекциями Джильпинг дорожил настолько, что даже опасность оставаться при них не остановила его, несмотря даже на то, что в этот момент чуть ли не весь буш был в войне. И дундарупы, и нирбоасы, нготаки и нагарнуки были на военной тропе, и Виллиго отлично сознавал всю грозившую их маленькому каравану опасность. Джильпинг же совершенно не верил в нее, самонадеянно думая, что достоинство английского подданного ограждало его от всякого покушения на его особу.Уверенность его доходила до того, что, оставшись один с Виллиго после ухода остальных, он заснул самым безмятежным сном, но вскоре ему пришлось пробудиться. Дело в том, что желудок англичанина не мог долгое время обходиться без работы, отличаясь необыкновенным трудолюбием. Несмотря на то что кругом пробуждалась природа в первых лучах восходящего солнца, все было полно красоты и гармонии, Джильпинг способен был ощущать красоты природы лишь с полным желудком и потому обратился к Черному Орлу с вопросом, не имеет ли он чего-нибудь против утреннего завтрака.Так как Виллиго был очень в духе, то с готовностью согласился и, остановив караван под великолепным, раскидистым панданом, с наслаждением растянулся под арбой и заснул сном праведного: он две ночи подряд перед этим не смыкал глаз.Джильпинг с блаженной улыбкой раскрыл свои жестянки с консервами и принялся готовить завтрак. Тут были и омары в горчичном соусе, и морские рыбы, и анчоусы, и сливочное масло, и знаменитый честер, и ко всему этому, в качестве приправы, пикули, горчица, три бутылки пэль-эля и фляжка бренди. Когда все было готово, англичанин любовно оглядел свой лукулловский завтрак и только что готовился сделать ему честь, как дикие крики огласили воздух, как будто весь лес наполнился нготаками в страшном военном снаряжении и ужасной татуировкой их лиц.Черный Орел в одну минуту очутился на ногах; понимая всю опасность этого неожиданного нападения, он, притаившись за фургоном, открыл огонь из своего ружья с репетитором. Это заставило нготаков на время отступить. Судя по быстроте следовавших один за другим выстрелов, австралийцы, не знакомые еще с усовершенствованным оружием, подумали, что в фургоне запрятано по крайней мере человек двадцать белых.Отступив несколько, они стали совещаться, что позволило Виллиго вставить полтора десятка новых зарядов в свое ружье и, зная по опыту, что мертвая тишина, наступившая после первого беглого огня, несравненно сильнее подействует на нготаков, чем беспрерывная стрельба, стал терпеливо выжидать удобного момента. Вспомнив при этом о ящике с оружием, Виллиго воспользовался этим небольшим перерывом, чтобы, вытащив ящик из фургона, спрятать в кустах, где его трудно было заметить и найти.Покончив с этим, вождь, сознавая, что силы врага слишком превосходят их караван и что открытая борьба ни к чему не приведет, обратился к Джильпингу, который с простодушным любопытством наблюдал за дикарями, не прерывая своего завтрака:— Воанго, возьмите ваше ружье, сделайте большой прыжок в эти кусты, что за вашей спиной, и бегите скорее вниз к реке, затем дальше по берегу Сван-Ривер (Лебяжьей реки). А я, чтобы отвлечь их внимание, кинусь в противоположную сторону; они станут преследовать меня, а вы тем временем успеете уйти! Спешите только, Воанго, а то через минуту уже будет поздно.— Благодарю вас, Виллиго, — крикнул ему англичанин, — но я не понимаю, зачем мне вмешиваться в ваши маленькие дела: они касаются только вас, а я — англичанин. Какое мне дело до ваших маленьких счетов?!Но Виллиго, не дожидаясь его ответа, уже бросился в кусты и почти тотчас же скрылся из виду.Дикие крики огласили воздух, и человек 50 нготаков пустились по его следу. «Это будет славная гонка», — подумал про себя Джильпинг, продолжая свой завтрак и наблюдая за происходящим с благодушием постороннего зрителя.— Положительно не понимаю, почему Виллиго хотел заставить меня бежать к реке, не дав мне окончить завтрак! Я, черт возьми, британский подданный, и эти дикари, конечно, не посмеют меня тронуть! Они отлично знают, что при малейшем оскорблении, нанесенном британскому подданному, должны будут уплатить 500000 франков штрафа, принести официальные извинения и салютовать двадцатью пятью пушечными выстрелами английскому флагу! Вот чем они рискуют! Но как они забавно смотрят на меня… Что, однако, значит быть урожденцем Лондона… и как мы можем гордиться, что находимся под защитой британского флага! Даже дикари чувствуют к нему невольное уважение и трепет!Рассуждая таким образом, Джильпинг протягивал руку то к жестянке с омарами, то к анчоусам. Вдруг дикие крики и неистовый вой снова огласили воздух и раздались почти над самым его ухом; нготаки принялись перескакивать через кусты прямо на то место, где расположился Джильпинг.— Пусть себе забавляются, — подумал тот, — то были их песни, а это их пляска. Предобродушные люди, можно сказать!Но прежде, чем он успел отдать себе отчет в случившемся, эти добродушные люди набросились на него, повалили, связали ему руки и, накинув петлю на шею, привязали его к дереву так, что при малейшем движении он мог сам затянуть на себе петлю.Сначала он отбивался и кричал:— Да разве вы не знаете, что я — британский подданный?! Вы дорого поплатитесь за это нападение, за такое насилие над свободным гражданином Великобритании!Но никто ему не отвечал; шум и гам только усиливались.— Вот они теперь притворяются, что не понимают меня! Не понимают английского языка. Я заявляю, что протестую против подобного обхождения, и сейчас же напишу на вас донесение министру иностранных дел! Тогда пеняйте только на себя!Между тем нготаки набросились на его завтрак и с удивительной прожорливостью стали уничтожать ростбиф, сыр и консервы, обнюхивая и облизывая все, затем накинулись на напитки; пиво австралийцам не особенно понравилось, но зато бренди приобрело всеобщее одобрение. Когда ничего более не осталось, туземцы принялись кривляться и плясать, потирая себе желудок.Какое мучение это было для Джильпинга, который не успел еще утолить свой голод!— Ах, негодяи, мерзавцы, дикари… Проглотить, как акулы, шесть фунтов сыра… настоящего честера! — И почтенный мистер погрозил им кулаком, затем, забыв про накинутую на шею петлю, рванулся вперед, так что чуть было не задушил себя.Между тем дикари, уничтожив весь завтрак, кинулись к фургону, надеясь найти там еще другие лакомства, но первый ящик, который они раскрыли, содержал зоологические коллекции Джильпинга; к немалому ужасу туземцев, из ящика посыпались превосходно набитые чучела ящериц, змей и других животных, целой грудой выпавших на землю из ящика. При виде их туземцы, полагая, что вся снедь благодаря чарам колдовства обратилась в гадов, с ужасом бросились от фургона, и это обстоятельство спасло от гибели не только коллекции Джильпинга, но и громадные запасы снарядов, амуниции и разных припасов. Раздраженные до бешенства дикари окружили Джильпинга с угрожающими жестами, считая его виновником колдовства.— Привяжите его к столбу пыток! — сказал вождь. — Посмотрим, как умирают белые люди!С криками и гримасами окружили Джильпинга дикари и в одну минуту привязали его к высокому пню.— Хорошо, хорошо! — твердил Джильпинг. — Это будет стоить вам еще лишних сто тысяч франков! Связать британского подданного! Да знаете ли, что это значит?— Ты должен умереть! — сказал ему вождь на своем родном языке, которого, конечно, не понимал англичанин.— Что ты бормочешь, полно шутить! Говори по-английски, и мы с тобой сговоримся!— Пой свою предсмертную песню! — продолжал вождь и сделал жест рукой.Джильпинг подумал, что вождь указал ему на его кларнет, висевший, по обыкновению, у него за плечом.— А, ты хочешь, чтобы я сыграл тебе что-нибудь! Недурной у тебя вкус… Развяжи мне руки, и я тебе сыграю! — И он показал, что руки его связаны и их надо развязать.Обычай требовал не отказывать ни в чем воину, который должен умереть, за исключением, конечно, возвращения ему свободы. Не заставляя просить себя, вождь одним ударом ножа перерезал лианы, связывавшие руки пленника. Джильпинг вздохнул с облегчением.— Ну, вот так, теперь я сыграю маленькую вещицу, и вы вернете мне свободу, не так ли?!Вождь кивнул головой в знак того, что, мол, мы ждем, но Джильпинг принял это за согласие и, радостно схватив свой кларнет, сыграл какую-то веселенькую прелюдию, затем заиграл блестящие вариации на тему одного известного вальса.Туземцы впервые слышали подобную музыку, так как их австралийские музыканты до сего времени только ударяли в такт камень о камень. Их немое восхищение и удивление вскоре перешли в сладкое очарование; усевшись кружком на траве, они плавно раскачивали головами, в сладостной истоме закрывая глаза и давая убаюкивать себя гармонии звуков. Когда же в музыке стал слышен быстрый темп вальса, дикари, точно по команде, вскочили на ноги и принялись отплясывать, издавая при этом странные звуки, означавшие восторг и возбуждение.Вдруг кто-то, точно под впечатлением внезапно озарившей его мысли, крикнул:— Кобунг поппа! Кобунг поппа!— Кобунг поппа! — повторили хором остальные, кидаясь в ноги Джильпингу, и терлись носом один за другим об его сапоги. Это означало «белый кобунг», дружественный дух какого-нибудь предка, за которого туземцы приняли Джильпинга. Простодушные дикари вдруг уверились, что он добрый дух их племени, пришедший принести им счастье, радость и всякое благополучие, как о том гласило старое предание, и предсказавшее появление такого кобунга по счастливой случайности как раз в это время. Джильпинга тотчас же отвязали от дерева со всевозможными знаками уважения, а британец приписал это тому обстоятельству, что в нем только сейчас признали англичанина.— Ну хорошо, хорошо, друзья мои! Ошибка, конечно, возможна; я не буду требовать с вас никакой пени за вашу предерзость. Во всем остальном дело решит министр Пальмерстон… Правда, он не очень-то снисходителен, когда дело идет об английских интересах, но ведь вы сами понимаете, что тут задета честь английского флага! Впрочем, я постараюсь выгородить вас, а теперь оставьте мои сапоги в покое: вы слижете с них весь крем — и позвольте мне пожелать вам доброго утра. Впрочем, нет, не будете ли вы добры проводить меня на ферму Кэрби? Я не знаю туда дороги! Вы оказали бы мне этим большую услугу!Пока он говорил, австралийцы благоговейно слушали его, говоря друг другу: «Так вот на каком языке изъясняются на луне наши предки…» Теперь для них казалось несомненным, что этот кобунг ночью упал с луны и что Виллиго хотел завладеть им для своего племени. Какая радость! Какое торжество для них — привести в их деревни настоящего кобунга! Он, несомненно, для них спустился с луны, так как в его наружности не было решительно ничего напоминающего нагарнуков; некоторые из старцев хвалились даже, что они узнают его, что это старый тучный вождь Каттвагонг, пришедший для того, чтобы осчастливить их после своей смерти!Видя австралийцев покорными, Джильпинг воспользовался их миролюбивым настроением, чтобы позавтракать, и под конец угостил их пением псалма и повторением его мотива на кларнете, к вящему и неописуемому восторгу своих новых друзей.После завтрака, собрав кое-какие свои пожитки, Джильпинг с большим трудом взобрался на спину своего верного Пасифика и двинулся вперед, как он полагал, к ферме эсквайра Кэрби.Но едва он отъехал от места своей стоянки несколько сажен, как его стало клонить ко сну, веки его сомкнулись, и голова свесилась на грудь. Два рослых нготака, став по обе стороны его осла и шагая с ним в ногу, поддерживали почтенного мужа с двух сторон, не давая ему упасть. Убаюканный мерной качкой спокойного шага далеко не ретивого Пасифика, будущий лорд Воанго вскоре заснул крепким сном и пробудился только тогда, когда равномерная и баюкающая качка вдруг приостановилась: шествие, центральной фигурой которого являлся Джильпинг, прибыло на место.Но увы! То была не ферма Кэрби, а большая площадь деревни нготаков, где предупрежденное об его прибытии скороходами, забежавшими вперед, население встретило его шумными и радостными приветствиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78