В наше вре-
мя самосуд запрещен законом: но в некоторых случаях послед-
ний осуждает и всепрощающую кротость. Сын, убивший того,
кто оскорбил его мать, есть человек, которого' закон может нака-
зать, но которому весь мир протянет руку. Конечно для суда
Линча нет достаточно веских извинений, но нельзя отрицать и
того, что часто чувства, из которых исходят судьи Линча, высо-
конравственны; варварство проявляется только в форме.
Наоборот, бывают варварские расправы Линча, облеченные в
варварскую форму и исходящие из низких чувств, против них
закон должен направить самое строгое преследование.
Оставим однако в стороне эти виды предумышленного кол-
лективного преступления, заслуживающего подробного изуче-
ния, но не входящего в нашу задачу, и вернемся к неожиданным
преступлениям толпы. Посмотрим, каково будет наказание, или
лучше, социальная реакция для уничтожения этих преступле-
ний, не забывая в то же время дать себе отчет в мотивах, вы-
звавших эти преступления.
Позитивная школа, по моему мнению, не может дать здесь
решительного ответа; еще менее может она дать какую-нибудь
формулу, которая была бы приложима ко всем случаям.
В толпе, как мы уже видели, могут быть преступники прирож-
денные и преступники случайные; не то важно, что они совершили
С. Сигеле <Преступная толпа>
одно и тоже преступление. По нашему мнению, наказание
должно быть налагаемо не только сообразно со степенью объек-
тивной важности преступления, но также сообразуясь со степе-
нью опасности, которую представляет из себя его виновник;
степень же опасности можно измерить только для каждого от-
дельного случая.
К этому нужно прибавить, что для коллективных преступле-
ний не всегда возможно руководиться общими правилами, кото-
рые устанавливаются для индивидуального преступления, сооб-
разно с тем, как оно было совершено.
Один преступник например, убивающий без всякой видимой
причины, - с жестокостью, выражаясь классически, - всегда
должен быть подвергнут максимальному наказанию, так как а
рпоп можно утверждать, что он, судя по его преступлению, или
преступник прирожденный, или сумасшедший.
Если бы тот же принцип приложить к коллективному пре-
ступлению, то подчас явились бы большие неточности. Какой-
нибудь человек, находясь среди толпы, может совершить много
убийств, не будучи преступником от рождения. К такого рода
крайностям его может толкнуть нравственное опьянение, кото-
рое делает его своей жертвой: только после совершения преступ-
ления такой субъект начинает понимать, как бы проснувшись от
долгого сна, до каких крайностей он себя допустил. В нем про-
сыпается искреннее и мучительное раскаяние, неизвестное пре-
ступнику от рождения.
Тэн рассказывает, что во время революции 1793 г. один из
таких людей убил в продолжение одного дня 5 священников и
впоследствии умер от стыда и угрызений совести.
Как нервный кризис, в который впадает загипнотизирован-
ный, совершив в состоянии гипноза фиктивное преступление,
служит доказательством его органического отвращения к совер-
шенному поступку, точно также угрызения совести и раскаяние
после реального преступления доказывают, что человек не сов-
сем испорчен. Для подобных проступков смертная казнь была бы
несправедливой карой.
Таким образом отвлеченно нельзя установить никакого абсо-
лютного правила.
Здесь более, чем в каком-либо другом месте, нам нужно дер-
жаться самого главного принципа нашей школы: указать на
Юридические выводы.
форму и количество реакции, сообразуясь с характером каждого
отдельного преступника.
Позитивная школа видит, рассматривает и терпеливо иссле-
дует бесчисленные причины преступлений толпы; - все это ей
нужно для того, чтобы с большей компетентностью рассуждать
об этом вопросе; но в ней нет никакого стремления дать, на
основании изучения этих причин, какой-нибудь более общий
вывод, настолько точный, чтобы он мог иметь значение во всех
возможных случаях . Что касается нынешнего состояния зна-
ния, то, так как классическая школа пользуется еще большим
почетом, дать такое общее правило является необходимостью.
<Правило это, - сказал я в первом издании моей книжки, -
должно быть таким, какое предложено Пюльезе, а именно: поста-
новить, чтобы преступления, совершенные ср'ед,и толпы, всегда
рассматривались, как совершенные индивидами, несущими только
половинную ответственность>. Я сам понимал нелепость такого ро-
да извинения отдельного умственного недостатка, так как в при-
норовленной к этому случаю формуле нет справедливости . По-
следнее особенно резко бросается в глаза, потому что формула эта
относится не только к случайному преступнику (по отношению к
которому она была бы справедлива по своим последствиям), но и
к преступнику прирожденному, для которого она совершенно не-
справедлива и является одной из тех поблажек, которые ему под-
час делает закон. При всем том я не мог найти лучшей формулы.
Рассуждая о преступлениях толпы, необходимо обращать внимание
на пол и возраст, так как известно, что женщины, дети и даже юноши
легче поддаются внушению, чем взрослые. <Детство, - писал Рамбо-
сон, - это расплавленный металл, выливаемый в форму и прини-
мающий какие угодно очертания... Все темпераменты, близкие в тем-
пераменту ребенка, женщины или юноши, скорее всех принимают впе-
чатления извне и заражаются всеми эпидемиями>. Лаверн назвал детей
ёроп^ея МисаЫез (воспитательные губки), - название очень меткое, при-
ложимое отчасти и к женщинам.
Современная психиатрия доказала ложность мнения древней пси-
хиатрии, полагавшей, что какой-нибудь человек может быть в одно и
то же время более или менее сумасшедшим и умственно здоровым,
сумасшедшим - с точки зрения известных чувств или известных идей.
В наше время все согласны с Маудсли, что если кто-либо сумасшед-
ший, то он таков до конца ногтей.
С. Сигеле <Преступная толпа>
Гарофало, разбирая мое сочинение, нашел легкое средство со-
гласовать идеи позитивной школы со статьями закона.
<Я полагаю, - писал он, - что именно относительно того
предмета, о котором идет речь, современное законодательство
и применяется некоторым образом практически к различию,
устанавливаемому Сигеле между прирожденным преступником
и случайным, виновными в одних и тех же преступлениях, со-
вершенных под влиянием толпы. В самом деле, если это разли-
чие возможно, то почему бы. не наложить наказания во всей его
жестокости на прирожденного преступника и, между тем,
снисходительно относиться к преступнику в состоянии
страсти, принимая во внимание отдельный умственный недо-
статок или какие-нибудь другие оправдания?
Почему Сигеле провозглашает полуответственность для
тех, кто выбросил из окна Ватрена, имея в руках доказатель-
ства того, что они - прирожденные преступники?
Известно, что современное законодательство не принимает
во внимание признаваемых нашей школой категорий загипно-
тизированных преступников. Но так как оно признает всякие
снисхождения и оправдания, хотя это и не чисто научно, то на
практике случается весьма часто, что на виновников одного и
того же преступления смотрят совершенно различно, сообразно
с индивидуальным характером каждого (что ежедневно случа-
ется с судьями, с властями, с присяжными)>.
Мне остается только согласиться с этими словами, заметив
между прочим, что предложение Гарофало встретит некоторые
затруднения. Так как смягчающие вину обстоятельства, выте-
кающие из того факта, что преступление совершено под влияни-
ем ярости целой толпы, весьма обобщены нами, то судья может
быть поймет не всегда, почему они должны быть приложимы к
одному (случайному преступнику) или неприложимы к другому
(преступнику прирожденному). Если какой-нибудь мошенник и
какой-нибудь честный человек, будучи одинаково возбуждены,
ответят на возбуждение одинаковым преступлением, то мы мо-
жем легко увидеть разницу в наказании, так как обращаем вни-
мание на преступника, а не на преступление, но иные судьи,
обращающие внимание только на преступление, будут уверены,
Юридические выводы
что для того чтобы логично выполнить свой долг, необходимо
назначить одно и тоже наказание.
Будем, однако, довольствоваться надеждой на то, что здравый
смысл судей применит наши идеи к преступлениям толпы, и что
они глубоко проникнут в законы. В ожидания этого, изучение
явлений коллективного преступления будет приготовлением поч-
вы для законодательных реформ. <Целью и обязанностью писа-
теля, - сказал Филанжиери, - должно быть сообщение полез-
ного материала тем, которые стоят у руля правления>.
ДОПОЛНЕНИЕ
ДЕСПОТИЗМ БОЛЬШИНСТВА И
КОЛЛЕКТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
По всей вероятности читатель (если только у него хватило тер-
пения дойти до этого места) не забыл теории подражания-вну-
шения, развитой нами под влиянием Тарда в первой главе этого
сочинения.
Мне кажется, что эта теория, приложенная к конституцион-
ному праву, могла бы пролить свет на принцип преимущества,
оказываемого большинству, - принцип, служащий ныне осно-
ванием политической жизни цивилизованных стран.
Вот почему я прибавляю в виде дополнения эти краткие заме-
чания, желая только слегка коснуться вопроса, заслужи-
вающего, по моему мнению, более подробного изучения.
Против деспотизма большинства храбро борются, хотя и с
разных точек зрения, два отряда мыслителей: один может быть
более многочисленный и, следовательно, сильный, это - индиви-
дуалисты, другой я назову аристократами, отложив на неко-
торое время объяснение этого слова.
Индивидуалисты, исходя от Ст. Милля и Спенсера, стремятся,
как указывает само их название, к единственной цели, справед-
ливой и, по-моему, неоспоримой: увеличить права личности за
счет прав государства, расширяющихся ежедневно все более и
более.
<В прошлом функцией либерализма, - пишет Спенсер, - было -
наложить границы на могущество королей; функцией настоя-
щего либерализма в будущем - будет ограничение могущества
парламента>.
До него Ст. Милль произнес слова, относящиеся хотя и к дру-
гому случаю, однако выражающие мысль, аналогичную мысли
Спенсера:
Деспотизм большинства и коллективная психология
<Если бы весь человеческий род, исключая одного человека, имел
одно и то же мнение, а этот человек держался противополож-
ного мнения, то человечество не имело бы права заставить его
молчать, точно так же, как и этот человек не имел бы права
(если бы был в состоянии) заставить молчать че.човечество>.
Итак, Спенсер и Милль желают уважения к меньшинству, че-
му, я уверен, никто не станет противоречить. Можно спорить о
свойствах тех границ, которые нужно наложить на права боль-
шинства, но никто не осмелится отвергать того, что наложить их
необходимо.
Оба цитируемые мною автора, а с ними, понятно, и их учени-
ки, вовсе не уничтожают арифметического принципа, на котором
зиждется вся наша политика; они допускают, что численность
должна быть единственным судьей во всех решениях, которые
имеют право принять государство и, следовательно, парламент;
они желали только уменьшить, насколько возможно, функции,
возложенные на государство, а следовательно - и решения, ко-
торые оно должно принимать, с тем чтобы предоставить лич-
ности как можно более свободы и удобств.
Названные мною аристократами предполагают, наоборот,
что деспотизм большинства - нелепость, и вот почему: боль-
шинство, говорят они, является, да и не может не являться,
пошлым и посредственным в умственном отношении; позволять
ему управлять собою - все равно, что вручить скипетр в руки
посредственности. Логика требует, чтобы миром управляли более
интеллигентные, находящиеся в весьма ограниченном количест-
ве, вместо того, чтобы дать управление в руки менее интелли-
гентных, находящихся в весьма большом количестве. Нелепо,
чтобы голоса 100 крестьян или 100 рабочих равнялись голосу
100 культурных людей.
Следуя, как видно, примеру Карлейля, они преклоняются пе-
ред гением, делая его своим идолом, и питают ужасное презре-
ние к филистерам (вот почему я назвал их аристократами), они
отказывают последним в каких бы то ни было правах, давая
первым привилегию управлять миром.
Говоря откровенно, если хорошо подумать относительно всеоб-
щей подачи голосов, не придерживаясь предвзятых политических
идей, то является сильное желание задать себе вопрос: почему,
112
С. Сигеле <Преступная толпа>
на основании какой невидимой причины, дворник или уличный
точильщик имеют голос равный, предположим, голосу Спенсера?
Дойдя до этого, вопрос, я полагаю, может быть разрешен только
единственным образом: именно: приходится допустить отсутст-
вие логики в законе, который, вопреки тому, что происходит в
жизни, подводит под один уровень две неодинаковые личности.
Но после более глубокого исследования первое впечатление
меняется, и даже очень.
В самом деле, положительно ли достоверно, что если преиму-
щество оказывается большинству, то всегда одерживает верх
образ мыслей и мнение лиц с посредственным интеллектуальным
уровнем, сильных только благодаря численности? Не более ли
достоверно, что только сама данная идея привлекает к себе
большинство голосов, - идея, имеющая, очевидно, в себе боль-
шую привлекательность и родившаяся, следовательно, в голове
великого человека?
Не знаю, удачно ли мои слова выражают мою мысль, но мне
кажется, что с этого пункта можно предусмотреть, на что я ме-
чу, и каковы следствия, которые можно извлечь от приложения
коллективной психологии к конституционному праву.
Бросим взгляд на историю.
В древнее время, когда царила физическая сила, кто был на-
чальником трибы или клана? самый ли слабый?
Попозже, когда к физической силе присоединилась и интел-
лектуальная, управляли ли народом дураки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46