магазин мебели для ванной
но карауль-
ная в одно мгновенье была окружена толпой; посыпались угро-
зы, и никто тогда не был бы в силах остановить убийство двух
несчастных, если бы полицейскому комиссару Жакмену и ста-
рому гражданскому чиновнику Генрики, находившимся там, не
пришла в голову счастливая мысль разделить между собою тар-
тинку и съесть ее на глазах всей толпы. Это присутствие духа
возбудило тотчас же в толпе смех, взамен ярости. Так мало
нужно подчас, чтобы довести ее до бешенства или... успокоить>.
Это поведение, говорит Лакретель, вполне понятно, если рас-
судить, что подобно тому, как волков можно обратить в бегство
несколькими ударами кремня по огниву, точно так же и душев-
ные движения, являющиеся благодаря некоторой жестокости
или безумию, могут быть уничтожены при первом проявлении
спокойствия и энергии.
Совершенно верно, что такое поведение вполне понятно; но толь-
ко способ, которым его объясняет Лакретель, вполне непонятен.
На предыдущих страницах мы видели, могут ли разруши-
тельные массовые движения уступать влиянию спокойствия и
С. Сигеле <Преступная толпа>
энергии. К несчастью, это бывает очень редко, а если и случает-
ся, то причина этого не зависит от какого-либо внешнего влия-
ния, которое внезапно побеждает и укрощает толпу, но заключает-
ся в свойствах, присущих самой толпе.
Во время великой революции 1793 года и мелкого мятежа
1750 года мотивы, вследствие которых толпа ажитировалась,
были неодинаковы, но в психологическом отношении их можно
считать сходными.
Я даже полагаю, что мнение народа, будто у него крадут де-
тей для жестокой прихоти короля, гораздо легче толкало его к
преступлению, чем абстрактная идея политической реформы,
как бы последняя ни была желательна. Итак, внешний возбуди-
тель, толкавший обе толпы к преступлению, был один и тот же в
обоих случаях; но результаты были неодинаковы. Почему же? -
Потому, что обе толпы антропологически были отличны друг от
дружки. Это - единственный ответ, который может быть дан
логически.
Скопища, загромождавшие парижские улицы в 1793 г., со-
стояли по большей части из людей, готовых на всевозможные
излишества; они состояли еще из сумасшедших и всякого рода
выродков, очень легко возбуждаемых, которых, благодаря пси-
хической слабости, можно было очень легко увлечь на все край-
ности. Между тем, толпа, принимавшая участие в мятеже 1750
года, состояла исключительно из простонародья, рабочих, отцов
и матерей, боявшихся за жизнь своих детей...
Эта толпа, сделавшаяся мятежной, благодаря весьма серьез-
ному мотиву, и выведенная из себя, могла бы, под влиянием чис-
ленности, дойти до преступлений. Но она внезапно успокоилась,
видя доверие и храбрость офицера, и испугалась низкого, чуть-
чуть было ею не совершенного преступления.
Такое осмысленное поведение, какое мы видели у толпы, имеет
место и по отношению к отдельному лицу, именно у преступника
в состоянии аффекта. Его гнев исчезает, и оружие вываливается
у него из рук, если вы предстанете перед ним беззащитными или
каким-нибудь другим способом сумеете успокоить его и привести
в нормальное состояние; и это потому, что преступление, которое
он собирался совершить, было следствием минутного умопоме-
шательства; когда оно прошло, у него не хватило духа совер-
шить насилие: он более не в состоянии его сделать.
Преступления толпы
Эта способность опомниться, которая невозможна у прирож-
денного преступника, тем паче невозможна у толпы, содержащей
настоящих преступников и достигшей высшей степени безумия.
Думать, будто ее можно укротить спокойствием и энергией, со-
вершенно то же, что полагать, будто можно укротить спокойст-
вием и энергией убийцу, нападающего на вас ночью среди доро-
ги, или буйного сумасшедшего, который вам угрожает. Сентябрьс-
кие убийцы 1793 г. в Париже <не были в состоянии удержаться>
от насилия, сказал историк, и героически-спокойное поведение
их жертв не могло уменьшить их жажды крови. Нет сомнений,
что до такого состояния их довело опьянение этими ужасными
минутами; но, кроме того, быть палачами заставляла этих людей
их физиологическая и психологическая организация.
Мне пришли на память два новых случая, могущие служить
неопровержимым доказательством только что сказанного: два
случая, тождественные по своим причинам, но противоположные
по результатам: первый, имевший место во время стачек в Деказ-
виле в 1886 г., второй - римские события 8-го февраля 1889 г.
26-го января 1886 г. рабочие в Деказвильских копях решили
приостановить работы.
Предводительствуемые Беделем, приглашенным ими старым
рудокопом, они отправились искать инженера Ватрена, главного
директора копей, заставили его выйти из канцелярии и с кри-
ками потащили в мэрию. Там рабочие изложили программу сво-
их требований.
Первым условием была - немедленная отставка Ватрена. По-
следний отказался исполнить это требование, считая своей пря-
мой обязанностью оставаться на своем посту. Когда он вышел из
мэрии, 1800 забастовавших рабочих встретили его криками, пред-
вещавшими недоброе.
Тогда Ватрен скрывается в ближайшем доме и подымается во
второй этаж. Толпа начинает кидать в оконные стекла камнями;
к стене приставляется лестница, по которой подымается несколь-
ко рабочих. Другие, сорвав дверь, врываются в дом, подобно бе-
шеному потоку, прорвавшему плотину. Впереди их - рудокоп с
веревкой в руке. Ватрен, слыша, что толпа уже поднимается,
храбро, с не покидавшим его во весь тот день хладнокровием,
открывает дверь комнаты и появляется один среди нападающих.
Этот спокойный и энергичный поступок должен бы, по Лакретелю,
С. Сигеле <Преступная толпа>
усмирить толпу; но, к несчастью, в этом случае толпа не состоя-
ла из таких, которые могли бы раскаяться и разойтись.
Бедель ударом палки обнажает у Ватрена лобную кость; ин-
женер Шабу тщетно старается защитить Ватрена: другой рабо-
чий, Бассинэ, пускает ему в голову комнатную дверь. Тогда де-
казвильский мэр умоляет Ватрена уступить и подписать отстав-
ку. Последний, почти потеряв сознание и ничего не видя от
натекшей ему на глаза крови, позволяет увлечь себя к столу, где
и приготовляется писать. Мэр подбегает к окну и, надеясь успо-
коить толпу, объявляет, что Ватрен подписывает отставку.
Ответом на его слова был бешеный крик: <Не нужна нам его
отставка; давай сюда его шкуру!>
Ватрен был схвачен тремя рудокопами, которые поднесли его
к окну и выбросили головой вниз на улицу. Упав на мостовую,
он раскроил себе череп. Толпа тотчас окружила его, стала топ-
тать ногами, рвать с него одежду, рвать волосы... наконец удалось
вырвать умирающего из рук этих диких зверей и перенести в гос-
питаль. К полночи Ватрен был мертв. Кто же были его убийцами?
Честные ли работники, ведшие до сих пор образцовую жизнь и
обращенные внезапно в жестоких злодеев, благодаря неизвест-
ному и могущественному влиянию численности? Вот кто был в
числе убийц: Грантер, рабочий с весьма дурной репутацией: <со-
виная голова, дрянной малый, колотивший нещадно свою же-
ну>; Шапсаль, трижды приговоренный к наказанию за нанесе-
ние побоев и ран и один раз - за воровство; Блан, обвинявший-
ся тоже в нанесении побоев и ран; <плоская голова, с челюстями
хищного зверя>; Луи Бедель, один раз присужденный к наказа-
нию за воровство и дважды за нанесение побоев и ран. Послед-
ний предлагал даже <убить кого угодно за 50 франков>; он хотел
образовать шайку <для грабежа по деревням>. Едва он успел
совершить свое преступление, как отправился в кофейню играть
в карты.
Все это - субъекты, имевшие в самих себе причину совершен-
ных ими крайностей, которым народное возбуждение дало толь-
ко возможность развернуться.
Поведение рабочих в Риме в 1889 г. было совершенно отлично
от поведения деказвильских рудокопов.
Они были доведены до отчаяния экономическим кризисом,
продолжавшимся очень долгое время и по-видимому не желав-
Преступления толпы.
1пим исчезать. Возбуждаемые и находясь под влиянием речей, с
которым к ним обращались их вожди и которыми они побужда-
ли их требовать силою того, чего они не могли получить, указы-
вая спокойно на свои желания и нужды, они после полудня 8-го
февраля 1889 г., вооружившись палками, рабочими инструмен-
тами и камнями, прошли от моста К1реИа до Испанской площа-
ди, без труда прогнав нескольких полицейских сержантов,
тщетно пытавшихся удержать их на другой стороне моста. Рабо-
чих было немного; но так как они не встречали препятствий, то
внушали серьезный страх.
При их приближении окна и двери запирались; те, кто был на
улицах, скрылись в домах, дав рабочим возможность доходить
до каких угодно крайностей. Страх, который показывали жите-
ли, естественно возбуждал большую смелость в рабочих, которые
стали бросать камни по фонарям и разбивать витрины магазинов.
С Испанской площади они перешли в улицу Четырех Фонта-
нов, направляясь к площади Виктора-Эммануила с глухим шу-
мом толпы, ожидающей только удобного случая, чтобы бурно
проявить скрытые в ней в продолжении долгого времени чувст-
ва. Дойдя до галереи королевы Маргариты, рабочие вступили в
нее с угрозами, думая проникнуть в кафе <с1и Сггапй Огрёе> и
разграбить его. Один офицер, случайно находившийся у дверей,
обнажил саблю и крикнул толпе разойтись. Рабочих было около
1000, и к тому же у них в руках было оружие; тем не менее не
было пущено даже ни одного камня, не было оказано никакой
попытки к сопротивлению: они все удалились, продолжая свой
путь, и, немного спустя, разошлись по домам.
В этом случае, как и в том, который передан Лакретелем,
спокойной храбрости одного было достаточно, чтобы заставить
толпу понять всю гнусность поступка, который она хотела со-
вершить; и подобно пьяному человеку, которому вылили на го-
лову ушат холодной воды, она возвращается к своим нормаль-
ным чувствам.
Против 32-х рабочих, которые собственно были виноваты в
этих буйствах, был возбужден процесс о разграблении и погроме;
но прошлое всех подсудимых было безупречно. В этом, по-моему,
и нужно искать причину того, что они хотя и были в состоянии
разбить несколько фонарей или витрин, но не допустили увлечь
себя до убийства, подобно деказвильским рабочим.
С. Сигеле <Преступная толпа>
В ноябре 1831 г. рабочие, служившие на лионских шелковых
фабриках, потребовали увеличения заработной платы, на что не
получили удовлетворения. Тогда они произвели стачку и восста-
ли против полиции, которая имела неблагоразумие вмешаться в
их дело. По странному стечению обстоятельств они стали хозяе-
вами города и заставили войска удалиться в Макон. Были соо-
ружены баррикады, и произошло сражение с солдатами: весь
город был охвачен паникой. Но лишь только рабочие почувство-
вали себя хозяевами, как совершенно успокоились, точно по
волшебству: не был разграблен ни один магазин; ни в одном до-
ме не было тронуто имущество, и когда, спустя несколько дней,
войска с герцогом Орлеанским и маршалом Сультом во главе
вошли в город, то нашли его весьма спокойным; сами рабочие,
раскаиваясь, так сказать, в своих поступках, не оказали никако-
го сопротивления водворению властей туда, откуда они были
ими изгнаны.
Таким образом, мне кажется ясным, что антропологический
состав толпы оказывает известное влияние на поступки, которые
она совершает; толпа хороших людей может пойти по дурной
дороге, но она никогда не дойдет до той степени испорченности,
до какой может дойти толпа дурных людей.
Необходимо еще прибавить, касаясь антропологического со-
става толпы, что не только присутствие в толпе настоящих пре-
ступников, но даже и таких лиц, которые, будучи честными,
имеют слабое отвращение к крови и на которых ее пролитие не
оказывает большого впечатления, может иметь роковой исход.
Многие из них, находясь в миролюбивой и честной среде, дали
бы вполне законный исход своим наклонностям, занимаясь из-
вестными ремеслами или профессиями, которые для человека
чувствительного и сострадательного кажутся жестокими, как
например профессии мясника, солдата или хирурга. Раз они на-
ходятся в толпе, то ясно, что им будет легче, чем другим, совер-
шить какое-нибудь преступление.
<Известно, - писал Проаль, - что во время различных револю-
ций, обагрявших кровью Францию, особенно выходящую из ряда
жестокость выказывали преимущественно мясники, и что при
Карле VI они проливали кровь ручьями>.
Преступления толпы
Одним из самых горячих революционеров 1793 г. был мясник
Лежандр, которому Ланжюинэ сказал: <прежде чем убить меня,
сделай так, чтобы я превратился в быка>.
Даже и среди индивидуальных преступников большая часть
состоит из тех лиц, которые занимаются жестокими профессия-
ми и ремеслами.
<Между наиболее новыми <распарывателями> женщин, - писал
Кор, - нужно упомянуть Авинена, ремеслом мясника, Биллуа-
ра, старого солдата, и Лебьеза, ех-студента медицины. Гюи
Патен в одном из своих писем к Спону рассказывает о дерзкой
краже у герцогини Орлеанской, сопровождавшейся исчезновением
из дома камердинера; тело его нашли в отхожем месте, разруб-
ленным на четыре части. Убийцами и ворами оказались два ла-
кея, бывшие раньше цирюльниками>.
Сю на своем Шуринере в <Парижских Тайнах> замечательно
удачно изобразил это влияние ужасного ремесла мясника на че-
ловеческие чувства. Впрочем, уже много раз было сделано на-
блюдение, что все вообще профессии, внушающие презрение к
жизни (собственной или чужой, человеческой или животного),
порождают или, вернее, развивают кровавые ивстинкты. Дока-
зательством этому может служить ремесло солдата. Что касается
известных храбрецов и героев, то разве в них нет наклонностей
преступника! Разве Ричард Львиное Сердце не ел мяса сарацин и
не находил его неясным и сладким^
Но, признавая силу и значение всех этих более или менее
значительных предрасположений к преступлениям, мы не мо-
жем не видеть, что если порядочные люди портятся, а дурные и
жестокие одерживают верх и имеют возможность действовать, -
то это зависит также от духа толпы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
ная в одно мгновенье была окружена толпой; посыпались угро-
зы, и никто тогда не был бы в силах остановить убийство двух
несчастных, если бы полицейскому комиссару Жакмену и ста-
рому гражданскому чиновнику Генрики, находившимся там, не
пришла в голову счастливая мысль разделить между собою тар-
тинку и съесть ее на глазах всей толпы. Это присутствие духа
возбудило тотчас же в толпе смех, взамен ярости. Так мало
нужно подчас, чтобы довести ее до бешенства или... успокоить>.
Это поведение, говорит Лакретель, вполне понятно, если рас-
судить, что подобно тому, как волков можно обратить в бегство
несколькими ударами кремня по огниву, точно так же и душев-
ные движения, являющиеся благодаря некоторой жестокости
или безумию, могут быть уничтожены при первом проявлении
спокойствия и энергии.
Совершенно верно, что такое поведение вполне понятно; но толь-
ко способ, которым его объясняет Лакретель, вполне непонятен.
На предыдущих страницах мы видели, могут ли разруши-
тельные массовые движения уступать влиянию спокойствия и
С. Сигеле <Преступная толпа>
энергии. К несчастью, это бывает очень редко, а если и случает-
ся, то причина этого не зависит от какого-либо внешнего влия-
ния, которое внезапно побеждает и укрощает толпу, но заключает-
ся в свойствах, присущих самой толпе.
Во время великой революции 1793 года и мелкого мятежа
1750 года мотивы, вследствие которых толпа ажитировалась,
были неодинаковы, но в психологическом отношении их можно
считать сходными.
Я даже полагаю, что мнение народа, будто у него крадут де-
тей для жестокой прихоти короля, гораздо легче толкало его к
преступлению, чем абстрактная идея политической реформы,
как бы последняя ни была желательна. Итак, внешний возбуди-
тель, толкавший обе толпы к преступлению, был один и тот же в
обоих случаях; но результаты были неодинаковы. Почему же? -
Потому, что обе толпы антропологически были отличны друг от
дружки. Это - единственный ответ, который может быть дан
логически.
Скопища, загромождавшие парижские улицы в 1793 г., со-
стояли по большей части из людей, готовых на всевозможные
излишества; они состояли еще из сумасшедших и всякого рода
выродков, очень легко возбуждаемых, которых, благодаря пси-
хической слабости, можно было очень легко увлечь на все край-
ности. Между тем, толпа, принимавшая участие в мятеже 1750
года, состояла исключительно из простонародья, рабочих, отцов
и матерей, боявшихся за жизнь своих детей...
Эта толпа, сделавшаяся мятежной, благодаря весьма серьез-
ному мотиву, и выведенная из себя, могла бы, под влиянием чис-
ленности, дойти до преступлений. Но она внезапно успокоилась,
видя доверие и храбрость офицера, и испугалась низкого, чуть-
чуть было ею не совершенного преступления.
Такое осмысленное поведение, какое мы видели у толпы, имеет
место и по отношению к отдельному лицу, именно у преступника
в состоянии аффекта. Его гнев исчезает, и оружие вываливается
у него из рук, если вы предстанете перед ним беззащитными или
каким-нибудь другим способом сумеете успокоить его и привести
в нормальное состояние; и это потому, что преступление, которое
он собирался совершить, было следствием минутного умопоме-
шательства; когда оно прошло, у него не хватило духа совер-
шить насилие: он более не в состоянии его сделать.
Преступления толпы
Эта способность опомниться, которая невозможна у прирож-
денного преступника, тем паче невозможна у толпы, содержащей
настоящих преступников и достигшей высшей степени безумия.
Думать, будто ее можно укротить спокойствием и энергией, со-
вершенно то же, что полагать, будто можно укротить спокойст-
вием и энергией убийцу, нападающего на вас ночью среди доро-
ги, или буйного сумасшедшего, который вам угрожает. Сентябрьс-
кие убийцы 1793 г. в Париже <не были в состоянии удержаться>
от насилия, сказал историк, и героически-спокойное поведение
их жертв не могло уменьшить их жажды крови. Нет сомнений,
что до такого состояния их довело опьянение этими ужасными
минутами; но, кроме того, быть палачами заставляла этих людей
их физиологическая и психологическая организация.
Мне пришли на память два новых случая, могущие служить
неопровержимым доказательством только что сказанного: два
случая, тождественные по своим причинам, но противоположные
по результатам: первый, имевший место во время стачек в Деказ-
виле в 1886 г., второй - римские события 8-го февраля 1889 г.
26-го января 1886 г. рабочие в Деказвильских копях решили
приостановить работы.
Предводительствуемые Беделем, приглашенным ими старым
рудокопом, они отправились искать инженера Ватрена, главного
директора копей, заставили его выйти из канцелярии и с кри-
ками потащили в мэрию. Там рабочие изложили программу сво-
их требований.
Первым условием была - немедленная отставка Ватрена. По-
следний отказался исполнить это требование, считая своей пря-
мой обязанностью оставаться на своем посту. Когда он вышел из
мэрии, 1800 забастовавших рабочих встретили его криками, пред-
вещавшими недоброе.
Тогда Ватрен скрывается в ближайшем доме и подымается во
второй этаж. Толпа начинает кидать в оконные стекла камнями;
к стене приставляется лестница, по которой подымается несколь-
ко рабочих. Другие, сорвав дверь, врываются в дом, подобно бе-
шеному потоку, прорвавшему плотину. Впереди их - рудокоп с
веревкой в руке. Ватрен, слыша, что толпа уже поднимается,
храбро, с не покидавшим его во весь тот день хладнокровием,
открывает дверь комнаты и появляется один среди нападающих.
Этот спокойный и энергичный поступок должен бы, по Лакретелю,
С. Сигеле <Преступная толпа>
усмирить толпу; но, к несчастью, в этом случае толпа не состоя-
ла из таких, которые могли бы раскаяться и разойтись.
Бедель ударом палки обнажает у Ватрена лобную кость; ин-
женер Шабу тщетно старается защитить Ватрена: другой рабо-
чий, Бассинэ, пускает ему в голову комнатную дверь. Тогда де-
казвильский мэр умоляет Ватрена уступить и подписать отстав-
ку. Последний, почти потеряв сознание и ничего не видя от
натекшей ему на глаза крови, позволяет увлечь себя к столу, где
и приготовляется писать. Мэр подбегает к окну и, надеясь успо-
коить толпу, объявляет, что Ватрен подписывает отставку.
Ответом на его слова был бешеный крик: <Не нужна нам его
отставка; давай сюда его шкуру!>
Ватрен был схвачен тремя рудокопами, которые поднесли его
к окну и выбросили головой вниз на улицу. Упав на мостовую,
он раскроил себе череп. Толпа тотчас окружила его, стала топ-
тать ногами, рвать с него одежду, рвать волосы... наконец удалось
вырвать умирающего из рук этих диких зверей и перенести в гос-
питаль. К полночи Ватрен был мертв. Кто же были его убийцами?
Честные ли работники, ведшие до сих пор образцовую жизнь и
обращенные внезапно в жестоких злодеев, благодаря неизвест-
ному и могущественному влиянию численности? Вот кто был в
числе убийц: Грантер, рабочий с весьма дурной репутацией: <со-
виная голова, дрянной малый, колотивший нещадно свою же-
ну>; Шапсаль, трижды приговоренный к наказанию за нанесе-
ние побоев и ран и один раз - за воровство; Блан, обвинявший-
ся тоже в нанесении побоев и ран; <плоская голова, с челюстями
хищного зверя>; Луи Бедель, один раз присужденный к наказа-
нию за воровство и дважды за нанесение побоев и ран. Послед-
ний предлагал даже <убить кого угодно за 50 франков>; он хотел
образовать шайку <для грабежа по деревням>. Едва он успел
совершить свое преступление, как отправился в кофейню играть
в карты.
Все это - субъекты, имевшие в самих себе причину совершен-
ных ими крайностей, которым народное возбуждение дало толь-
ко возможность развернуться.
Поведение рабочих в Риме в 1889 г. было совершенно отлично
от поведения деказвильских рудокопов.
Они были доведены до отчаяния экономическим кризисом,
продолжавшимся очень долгое время и по-видимому не желав-
Преступления толпы.
1пим исчезать. Возбуждаемые и находясь под влиянием речей, с
которым к ним обращались их вожди и которыми они побужда-
ли их требовать силою того, чего они не могли получить, указы-
вая спокойно на свои желания и нужды, они после полудня 8-го
февраля 1889 г., вооружившись палками, рабочими инструмен-
тами и камнями, прошли от моста К1реИа до Испанской площа-
ди, без труда прогнав нескольких полицейских сержантов,
тщетно пытавшихся удержать их на другой стороне моста. Рабо-
чих было немного; но так как они не встречали препятствий, то
внушали серьезный страх.
При их приближении окна и двери запирались; те, кто был на
улицах, скрылись в домах, дав рабочим возможность доходить
до каких угодно крайностей. Страх, который показывали жите-
ли, естественно возбуждал большую смелость в рабочих, которые
стали бросать камни по фонарям и разбивать витрины магазинов.
С Испанской площади они перешли в улицу Четырех Фонта-
нов, направляясь к площади Виктора-Эммануила с глухим шу-
мом толпы, ожидающей только удобного случая, чтобы бурно
проявить скрытые в ней в продолжении долгого времени чувст-
ва. Дойдя до галереи королевы Маргариты, рабочие вступили в
нее с угрозами, думая проникнуть в кафе <с1и Сггапй Огрёе> и
разграбить его. Один офицер, случайно находившийся у дверей,
обнажил саблю и крикнул толпе разойтись. Рабочих было около
1000, и к тому же у них в руках было оружие; тем не менее не
было пущено даже ни одного камня, не было оказано никакой
попытки к сопротивлению: они все удалились, продолжая свой
путь, и, немного спустя, разошлись по домам.
В этом случае, как и в том, который передан Лакретелем,
спокойной храбрости одного было достаточно, чтобы заставить
толпу понять всю гнусность поступка, который она хотела со-
вершить; и подобно пьяному человеку, которому вылили на го-
лову ушат холодной воды, она возвращается к своим нормаль-
ным чувствам.
Против 32-х рабочих, которые собственно были виноваты в
этих буйствах, был возбужден процесс о разграблении и погроме;
но прошлое всех подсудимых было безупречно. В этом, по-моему,
и нужно искать причину того, что они хотя и были в состоянии
разбить несколько фонарей или витрин, но не допустили увлечь
себя до убийства, подобно деказвильским рабочим.
С. Сигеле <Преступная толпа>
В ноябре 1831 г. рабочие, служившие на лионских шелковых
фабриках, потребовали увеличения заработной платы, на что не
получили удовлетворения. Тогда они произвели стачку и восста-
ли против полиции, которая имела неблагоразумие вмешаться в
их дело. По странному стечению обстоятельств они стали хозяе-
вами города и заставили войска удалиться в Макон. Были соо-
ружены баррикады, и произошло сражение с солдатами: весь
город был охвачен паникой. Но лишь только рабочие почувство-
вали себя хозяевами, как совершенно успокоились, точно по
волшебству: не был разграблен ни один магазин; ни в одном до-
ме не было тронуто имущество, и когда, спустя несколько дней,
войска с герцогом Орлеанским и маршалом Сультом во главе
вошли в город, то нашли его весьма спокойным; сами рабочие,
раскаиваясь, так сказать, в своих поступках, не оказали никако-
го сопротивления водворению властей туда, откуда они были
ими изгнаны.
Таким образом, мне кажется ясным, что антропологический
состав толпы оказывает известное влияние на поступки, которые
она совершает; толпа хороших людей может пойти по дурной
дороге, но она никогда не дойдет до той степени испорченности,
до какой может дойти толпа дурных людей.
Необходимо еще прибавить, касаясь антропологического со-
става толпы, что не только присутствие в толпе настоящих пре-
ступников, но даже и таких лиц, которые, будучи честными,
имеют слабое отвращение к крови и на которых ее пролитие не
оказывает большого впечатления, может иметь роковой исход.
Многие из них, находясь в миролюбивой и честной среде, дали
бы вполне законный исход своим наклонностям, занимаясь из-
вестными ремеслами или профессиями, которые для человека
чувствительного и сострадательного кажутся жестокими, как
например профессии мясника, солдата или хирурга. Раз они на-
ходятся в толпе, то ясно, что им будет легче, чем другим, совер-
шить какое-нибудь преступление.
<Известно, - писал Проаль, - что во время различных револю-
ций, обагрявших кровью Францию, особенно выходящую из ряда
жестокость выказывали преимущественно мясники, и что при
Карле VI они проливали кровь ручьями>.
Преступления толпы
Одним из самых горячих революционеров 1793 г. был мясник
Лежандр, которому Ланжюинэ сказал: <прежде чем убить меня,
сделай так, чтобы я превратился в быка>.
Даже и среди индивидуальных преступников большая часть
состоит из тех лиц, которые занимаются жестокими профессия-
ми и ремеслами.
<Между наиболее новыми <распарывателями> женщин, - писал
Кор, - нужно упомянуть Авинена, ремеслом мясника, Биллуа-
ра, старого солдата, и Лебьеза, ех-студента медицины. Гюи
Патен в одном из своих писем к Спону рассказывает о дерзкой
краже у герцогини Орлеанской, сопровождавшейся исчезновением
из дома камердинера; тело его нашли в отхожем месте, разруб-
ленным на четыре части. Убийцами и ворами оказались два ла-
кея, бывшие раньше цирюльниками>.
Сю на своем Шуринере в <Парижских Тайнах> замечательно
удачно изобразил это влияние ужасного ремесла мясника на че-
ловеческие чувства. Впрочем, уже много раз было сделано на-
блюдение, что все вообще профессии, внушающие презрение к
жизни (собственной или чужой, человеческой или животного),
порождают или, вернее, развивают кровавые ивстинкты. Дока-
зательством этому может служить ремесло солдата. Что касается
известных храбрецов и героев, то разве в них нет наклонностей
преступника! Разве Ричард Львиное Сердце не ел мяса сарацин и
не находил его неясным и сладким^
Но, признавая силу и значение всех этих более или менее
значительных предрасположений к преступлениям, мы не мо-
жем не видеть, что если порядочные люди портятся, а дурные и
жестокие одерживают верх и имеют возможность действовать, -
то это зависит также от духа толпы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46