В нее входили: Кунавин, Лора, Вера и еще несколько агентов КГБ. Расположившись за богато уставленным столом, он давал им последние инструкции. «Я хочу, чтобы вы его сломили, – сказал Грибанов Кунавину и Мише. – Сделайте так, чтобы он понастоящему почувствовал боль. Наведите на него ужас. Но Боже упаси вас оставить хоть малейший след на его лице. Я вас засажу тогда в тюрьму».
На следующее утро Кротков вместе со своей «очень хорошей знакомой» Аллой Голубовой, а также Дежаном и Лорой отправились за город. Оба автомобиля находились под самым пристальным наблюдением КГБ. В конце концов Кротков нашел для пикника какую-то лесную опушку, возвышавшуюся над небольшим ручьем.
Тем временем Грибанов, Кунавин и Миша, находившиеся в соседней с Лориной квартире, получали донесения от своих агентов, скрывавшихся в лесу. Миша, игравший роль мужа Лоры, и Кунавин, его «друг», были одеты как настоящие геологи: ботинки с шипами, за плечами – рюкзаки.
Часа в три дня Кротков предложил вернуться в город, чтобы продолжить там свой отдых.
Как только они оказались в квартире Лоры, что располагалась в доме N2 по Ананьевской улице, она им объявила: «Я получила телеграмму от моего мужа: он завтра возвращается в Москву».
Слушая шум, доносившийся из квартиры Лоры, Грибанов с нетерпением ждал условленного сигнала. «Почему она не говорит пароль?» – непрерывно повторял он. Наконец она произнесла долгожданное слово: «Киев». И сразу же Миша вместе с Кунавиным бросились в соседнюю квартиру.
Они набросились на Дежана и принялись его с остервенением лупить. Кунавин, ненавидевший французов, насладился сполна этим занятием. Немного перепало и Лоре.
Во время всего этого спектакля, она плакала и кричала: «Прекратите! Вы сейчас его убьете! Это же посол Франции!» Со своей стороны Миша орал, что он подаст на обидчика в суд.
Дежану в конечном счете все-таки удалось в сопровождении своего шофера спешно покинуть место сражения.
Квартира Лоры после этого события напоминала раздевалку футбольной команды, только что завоевавшей кубок чемпионов: шампанское лилось рекой в фужеры и на пол.
В тот же вечер Дежан отправился на дачу Серова на званый ужин. Его там ждали как желанного гостя те, кто три часа тому назад устроил ему хорошую взбучку. Этот ужин был специально организован Грибановым, выступавшим в роли Горбунова: руководство КГБ хотело предоставить Дежану возможность самому попросить помощи, в которой он отчаянно нуждался.
Посол, испытав сильнейшее потрясение, за весь вечер ничем не выдал своего волнения. Только перед самым уходом он отвел Грибанова в сторону и произнес те слова, которые так долго ожидали в КГБ. «У меня серьезные неприятности. Мне нужна ваша помощь». Он рассказал о своих злоключениях и попросил вмешаться, чтобы муж Лоры забрал свою жалобу.
Руководство КГБ наградило Кунавина еще одним орденом Красной Звезды. Не остались без внимания и заслуги Кроткова. Был организован великолепный ужин в одном из залов ресторана «Арагви». В промежутках между закусками, подачей цыплят и сыров – все обильно сдобренное грузинскими винами и лучшими коньяками – несколько генералов КГБ воспроизводили вместе с Кунавиным и Кротковым основные этапы «плана Дежана». В конце ужина один из генералов взял слово: «Эту операцию можно отнести к разряду наиболее блистательных, когда-либо проведенных органами государственной безопасности. Без вашего активного содействия, Юрий Васильевич [Кротков], мало вероятно, чтобы нам удалось достичь цели».
Генерал сделал паузу и вытащил из кармана наручные часы «Докса», целиком изготовленные из золота (они бьши конфискованы у одного иностранца). «От имени Комитета государственной безопасности и Совета Министров СССР я с удовольствием вручаю вам этот подарок. Рассматривайте его как знак благодарности за вашу патриотическую деятельность. Сожалеем только, что мы не можем выгравировать на этих часах ту причину, по которой они вам вручены».
Тайна, в которую были посвящены Грибанов и Дежан, привела к установлению особых отношений между ними. Посол чувствовал себя одновременно признательным и обязанным генералу: «муж» Лоры в конце концов согласился «замять» дело.
Пока стратегия КГБ заключалась в управлении этими дружескими связями. Чем ближе бьши их отношения, тем легче впоследствии было нанести заключительный «укол».
Грибанов старался больше не напоминать Дежану о той кошмарной истории. Что же касалось посла, то он и в мыслях не мог допустить, что его дорогой друг Горбунов, к которому он испытывал абсолютно полное доверие и с которым консультировался по всем вопросам, бьш в действительности руководителем Второго главного управления КГБ. Для Дежана было вполне нормальным обсуждать со своим русским другом поступки и качества других западных дипломатов, с которыми он встречался в Москве, пересказывать их беседы. Также было нормальным явлением то, что он передавал в Париж информацию, полученную от своих русских друзей.
Так как Грибанов не мог все свое время заниматься одним только Дежаном, он взял себе в помощники красивого и элегантного офицера КГБ Алексея Сунцова. Когда в мае I960 года Дежан отправился в Париж на конференцию «четверки» (собрав представителей США, СССР, Франции и Великобритании для поиска путей урегулирования кризиса, возникшего вследствии уничтожения американского самолета-шпиона «У-2» над территорией Советского Союза, эта конференция закончилась неудачей), Сунцов также отправился вслед за ним. По возвращении в Москву он всегда был рядом с Дежаном, если у Грибанова были другие неотложные дела. Однажды, когда Сунцов неожиданно заболел и надо было ехать на прием, организованный индийским посольством в одной из московских гостиниц, Грибанов взял себе в помощники Юрия Носенко (который в июне 1962 года попросил политического убежища в Женеве). У индийцев было не принято подавать спиртное, но у официантов, которые все были агентами КГБ, имелся некоторый запас водки, разлитой в безобидные бутылки из-под минеральной воды. Заметив Дежана, Грибанов приказал, чтобы ему принесли одну из таких бутылок. Двое мужчин, улыбаясь друг другу, распили ее в стороне от шумных компаний, как два старых злоумышленника.
Все это время многочисленные агенты КГБ пытались найти себе жертву среди сотрудников посольства. Предпринимались неоднократные попытки добиться здесь успеха, хотя руководство КГБ отлично понимало, что шансы в этом плане у них невелики. Кротков, к примеру, получил приказ соблазнить одну маленькую секретаршу, но она даже отказалась от встречи с ним. Несмотря ни на что, КГБ продолжал вести подрывную работу и прощупывать сотрудников посольства. Летом 1961 года советской разведке все же удалось отыскать слабое звено – это был военный атташе. Но, очень быстро разобравшись в махинациях КГБ, французский полковник предпочел пустить себе пулю в висок прямо в своем кабинете в посольстве.
Самоубийство полковника вызвало панику во Втором главном управлении КГБ. Все боялись, как бы он не оставил записки, объяснявшей, в какую ловушку он угодил. Как только стало известно, что эти опасения напрасны, руководство КГБ вздохнуло с облегчением и приказало распустить слух среди работников дипкорпуса, что военный атташе решился на такой шаг, находясь в состоянии нервной депрессии.
Для Кроткова смерть полковника была не самоубийством, а убийством. Он еще больше укрепился в своем решении, вынашиваемом в течение последних месяцев: покончить с этой жизнью посредственного писателя, с этими постоянными предательствами, со всей этой грязной моралью. Он начал тайно вести записи и снимать на микропленку историю своих связей с КГБ. Одновременно он искал возможность покинуть Советский Союз.
2 сентября 1963 года он вместе с другими писателями и художниками прибыл в Лондон в составе небольшой туристической группы. Через 11 часов после приезда он покинул дешевый лондонский отель, в котором разместилась советская делегация. Затерявшись в толпе на улице Бейсуотер, он направился в сторону Гайд-парка, где его следы окончательно исчезли. В тот же вечер, находясь под самой надежной охраной, он начал передавать свои секреты представителям британских спецслужб. Полученная информация ошеломила их. Тут же был приглашен один из руководителей французской контрразведки. После двухчасовой беседы француз оказался настолько встревожен, что немедленно выехал в Париж, чтобы в срочном порядке представить свой доклад на самом высоком уровне. Он добился конфиденциальной встречи с одним из ближайших соратников де Голля. Спустя некоторое время, обеспокоенный, но решительный, генерал лично отдал приказ самым тщательным образом разобраться во всей этой истории и добраться до истины, какой бы суровой она ни была.
Англичане, американцы и французы внимательно изучили показания Кроткова, так как они затрагивали проблемы, одинаково важные для всех трех стран. Говорил ли перебежчик правду? Если да, то не продвинулся ли КГБ в «деле Дежана» дальше, чем это было известно Кроткову? И не является ли перебежчик одним из агентов КГБ, посланных на Запад с целью испортить отношения между союзниками и отвлечь внимание служб контрразведок западных стран, бросив тень на невиновного человека?
9 февраля 1964 года парижская газета «Монд» сообщила, что посол Морис Дежан отозван из Москвы. В статье отмечалось, что расставание проходило «в сердечной обстановке, сложившейся во многом благодаря личным связям, которые господин Дежан установил с советскими руководителями за те восемь лет, что он провел в стране». Так как он уже довольно долго работал в Москве, никто не удивился его отъезду.
После возвращения во Францию Дежан был подвергнут (в обстановке полной секретности) самому строгому допросу со стороны офицеров контрразведки. Были тщательно изучены все дипломатические депеши из Москвы, опрошены все сотрудники, упоминавшиеся Кротковым.
Проанализировав собранные данные, французская служба безопасности пришла к выводу, что история с Кротковым в основном была подлинной. Но ей не удалось найти ни малейшего факта, свидетельствовавшего о преднамеренности в действиях Дежана по отношению к Франции. КГБ переоценил степень его влияния на де Голля. Слишком надеясь на то, что Дежан займет какой-нибудь пост в правительстве, который де Голль вовсе не собирался ему доверять, КГБ потерпел здесь неудачу.
Убедившись в правдивости рассказа Кроткова, англичане, которые пока продолжали держать его в тюрьме, должны были решить его судьбу. Перебежчик неумолимо твердил, что он оставил свою страну, чтобы покаяться и рассказать все о своих поступках.
Эксперты из западных контрразведок были обеспокоены возможными последствиями этой истории. С явной тревогой они констатировали тот факт, что КГБ неумолимо продолжает двигаться к главной своей цели: добиться раскола между Францией и странами Атлантического союза. В Париже агенты КГБ постоянно пытались пробудить у де Голля старые обиды, которые он испытывал при общении – не всегда безоблачном – с англосаксами.
В то же самое время, когда Кротков передавал свои секреты, агенты КГБ стремились убедить де Голля, что американцы и англичане плетут интриги за его спиной. Англичане опасались, как бы обнародование этой истории не убедило де Голля в том, что речь идет о заговоре против него и что кто-то стремится задеть генерала, связав его имя со скандалом, в котором оказался замешанным его друг. Поэтому они потребовали от Кроткова полного молчания.
В Париже де Голль, изучив отчет службы контрразведки, пригласил своего старого друга в Елисейский дворец. Сняв очки и взглянув на него с высоты своего огромного носа, генерал принял отставку Дежана, заметив: «Итак, Дежан, пора на покой!»
Кунавин был уволен из органов КГБ еще до предательства Кроткова за алкоголизм и взяточничество. Грибанов помог ему устроиться администратором в гостиницу «Интурист», специально предназначенную для приема иностранцев.
Что касается Грибанова, этого «героя» Будапешта и мастера всякого рода ловушек, то он исчез в глубинах КГБ, и Горбунов, его двойник, также прекратил свое существование вместе с ним.
Дежан уединился в своей уютной парижской квартире. Он отказался от всяких комментариев и свидетельств по поводу того, что произошло в Москве. Но позднее он стал президентом Франко-советского общества по промышленному сотрудничеству, продолжая наведываться в Советский Союз.
Кротков опубликовал свою книгу о жизни в Советском Союзе, ни словом не упомянув о своем сотрудничестве с КГБ. В 1969 году подкомитет сената по вопросам безопасности пригласил его в Вашингтон для дачи свидетельских показаний по различным делам, в том числе и по «делу Дежана». С тех пор он обосновался в Соединенных Штатах, занимаясь писательской работой. В ходе моих многочисленных бесед с ним мне показалось, что теперь он больше занят рассуждениями о смерти и потребности в Боге. «Я знаю, что нас ожидает Страшный суд. И не рассчитываю на милость», – сказал он.
Некоторые из его друзей утверждают, что в последние годы он нашел новый смысл в своей жизни. Франция и другие демократические страны обязаны ему многим".
На этом заканчивается рассказ Джона Бэррона.
Морис Дежан, похоже, не был сердит на советских людей за их козни. Спустя немного времени после своего отзыва из Москвы он стал одним из руководителей ассоциации «Франция-СССР», где проявил себя активным сторонником улучшения взаимоотношений между двумя странами. Параллельно он выступал за развитие экономического сотрудничества с СССР. Он был назначен генеральным директором одного небольшого завода по производству часов «Слава», созданного немногим более 20 лет назад в Безансоне исключительно на советские капиталовложения.
Морис Дежан умер в Париже 14 января 1982 года в возрасте 82 лет. По поводу его кончины не было сделано ни одного официального комментария. В некрологе, опубликованном 16 января 1982 года в газете «Монд», все же прозвучало упоминание о его московских злоключениях:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62