Жак П. не поддержал разговора, который, как он думал, был просто шуткой дурного тона. Когда Рылев захотел узнать, какой оказалась реакция шифровальщика, Волохов поведал о его молчании. Советский разведчик имел глупость истолковать его как знак согласия. Он взял у инженера рекомендательное письмо, заплатив, однако, за него 1500 франков, и отправился в Белград, уверенный, что завербует нового агента. Столь неуместное усердие обернулось для Рылева высылкой из Франции, а Волохов отправился размышлять в тюрьму.
Через год после ареста инженера УОТ занималось другим делом о шпионаже, в котором главной побудительной причиной опять были деньги. Этот случай остался неизвестен широкой публике и юридических последствий не имел. Наверняка из высших политических соображений. Контрразведка, затратившая больше года на то, чтобы распутать все нити, и глазом не моргнув, снова проглотила пилюлю.
И опять все началось с ошибки советской разведки, точнее, КГБ. Из-за пренебрежения самыми элементарными правилами безопасности один из офицеров разведки буквально на тарелочке преподнес своего подопечного французской контрразведке.
Чтобы понять, как все произошло, следует рассказать о некоторых методах работы офицеров КГБ в Париже и способах, применяемых УОТ, для того чтобы проследить за ними.
Прежде чем вынуть «груз» из тайника для посланий и документов или отправиться на встречу с агентом, любой офицер КГБ проверяет, нет ли за ним слежки. Он покидает свое место работы (посольство, консульство, ЮНЕСКО, Совинформбюро и т.д.) обычно за четыре часа до назначенного свидания, с тем чтобы оторваться от возможного «хвоста». Если он едет на машине, то оставляет ее, например, возле метро, затем делает две или три пересадки, выxoдит из метро, садится в такси. Потом снова метро, снова такси. И так два или три раза. Все это время он внимательно наблюдает за тем, что происходит сзади него. На месте встречи один из его коллег, который также прибегал к подобным мерам безопасности, обеспечивает его прикрытие, наблюдая за окрестностями, чтобы вовремя засечь любое подозрительное присутствие. Если путь свободен, то встреча может состояться. Если нет, то все аннулируется. Оба офицера возвращаются, не встретившись с агентом, у которого был приказ пассивно ждать встречи, не проявляя никакой инициативы. В случае срыва встречи предусмотрены две новые явки, в условленном месте и в заранее оговоренное время.
Прежде чем отправиться за рубеж, каждый офицер КГБ и ГРУ в течение нескольких месяцев изучает в Москве технику, позволяющую ему оторваться от слежки, выполняя тренировочные упражнения. Если соблюдены все правила, то практически невозможно постоянно следовать за профессионалом в таком большом городе, как Париж. Причем исключено, чтобы он не заметил и не оторвался от слежки. Однако для контрразведки крайне важно знать, кто и что делает и кто и куда направляется во вражеской службе. В целях преодоления этой трудности УОТ разработало так называемую технику «сетки». Полицейских, связанных друг с другом по радиотелефону, размещали в стратегических точках столицы – мосты, крупные магистрали, обязательные места проезда, – чтобы на большом расстоянии проследить путь офицера, вышедшего на задание. Если «сетка» сделана хорошо, то он не мог ускользнуть. Если он в течение длительного времени не появлялся там, где должен появиться, то становилось ясно, что он сделал остановку. Значит, встреча должна произойти в периметре, который уже просто рассчитать. Затем все полицейские стягивались в определенное место и проводили незаметный осмотр квартала, чтобы засечь встречу и постараться опознать французского агента.
Техника «сетки» очень эффективна, но она не всегда срабатывает. Полицейские могут слишком поздно прибыть на место встречи. Офицеру КГБ иногда удается проскользнуть сквозь ячейки сети, если полицейские не смогут опознать его среди тысяч незнакомых людей, проходящих перед ними. И наконец, советская контрразведка может принять собственные меры, чтобы помешать таким наблюдениям. В каждом советском посольстве есть отдел КГБ, который специально занимается подобными делами. Этот отдел, называемый «линия КР», одновременно контролирует советских подданных (наблюдение) и обеспечивает безопасность офицеров КГБ на задании (контрразведка). Когда, например, кто-либо направляется на встречу с агентом, сотрудники отдела прослушивают радиочастоты, на которых работает полиция. Если они отмечают ненормальное увеличение количества выходов в эфир, то отзывают офицера, которого явно засекли. Они могут также одновременно вывести нескольких офицеров, чтобы перегрузить наблюдение. Эти добавочные офицеры должны водить за собой полицейских, пока где-то в городе не состоится настоящая встреча, не обнаруженная французской службой контрразведки.
В деле, о котором пойдет речь, КГБ не использовал ни одного из подобных методов для прикрытия Виктора Соколова, третьего секретаря посольства СССР и заместителя директора Советского информационного бюро. Этот вышедший на тропу войны офицер просто-напросто совершил роковую ошибку, когда пренебрег всеми мерами безопасности и прямо направился к месту встречи.
Все началось 8 июля 1971 года в Булонском лесу. «Сетка» позволила контрразведчикам засечь машину советского посольства в одной из аллей. Встреча? С десяток полицейских прибыли на место и обнаружили спрятавшегося за кустом своего старого знакомого Виктора Соколова. Он не делал ничего недозволенного: пожирал глазами группу полуголых молодых женщин, загоравших на лужайке. Офицер КГБ довольно долго наблюдал за ними, а потом сел в машину и поехал по направлению к Нейи. Он не предпринимал никаких мер предосторожности. В 19.25 Соколов оставил свою машину на бульваре Инкерманн. Совершив обход квартала и даже не обратив внимания на возможную слежку, он направился прямо к месту встречи на углу бульвара и улицы Перроне. Его агент уже там: высокий мужчина, одетый в колониальном стиле. Они устроились в ближайшем кафе. После получасовой беседы и обмена документами, за чем издалека наблюдали сотрудники УОТ, они разошлись. Двое инспекторов последовали за незнакомцем, который, сев в машину, в конце концов от них ускользнул. Однако полиция располагала двумя важными фактами: регистрационным номером автомобиля и фотографией агента.
УОТ хватило недели, чтобы узнать его имя и профессию. Венсан Грегуар, врач, работавший в Южном Вьетнаме. (Поскольку дело так никогда и не было передано в суд, то это псевдоним). Проездом в Париже Грегуар вместе с женой и ребенком остановился в гостинице, прежде чем отправиться на свою виллу в Вар. Тщательное расследование и несколько подслушанных разговоров убедили контрразведку в том, что они напали на очень интересный след. В середине августа Грегуар снова возвратился в Париж, но уже не встречался с Соколовым. В начале сентября вместе с семьей он уехал в Сайгон.
Терпение – одно из достоинств контрразведки. УОТ отложило досье Грегуара в уголок и заняло выжидательную позицию. До утра 12 июля 1972 года, когда Грегуар вновь вместе с женой приехал в Париж в отпуск. Он остановился в том же отеле, что и ранее. Теперь полицейские заняли соседнюю комнату, чтобы лучше наблюдать за ним. Ждать им пришлось недолго. Во второй половине дня врач сказал жене, что должен встретиться с другом и вернется только к ужину.
Именно тогда КГБ совершил вторую ошибку. Встреча проходила в том же кафе, что и в прошлом году. Задача УОТ упростилась. В ожидании контакта инспекторы рассыпались по кварталу, твердо решив поймать Грегуара и офицера-агентуриста с поличным.
В этот день Владимир Нестеров, третий секретарь посольства СССР, заменил Соколова. Более осторожный, чем его коллега, он отправился на встречу в сопровождении еще одного человека из посольства – Георгия Слюченко – в качестве охраны. Прежде чем принять решение, оба разведчика долго патрулировали Нейи вокруг места встречи. В 18.00 Нестеров подошел к Грегуару.
Ни один закон не запрещает встречаться с человеком из СССР, будь он хоть сто раз из КГБ, и инспекторам пришлось ждать до тех пор, пока француз не передал разведчику конверт, который держал в руке, и только тогда произошло вмешательство и был осуществлен арест с поличным. В таких случаях секунды кажутся часами.
После пятнадцатиминутной беседы конверт начал переходить из рук в руки. Нестерова и Грегуара тут же окружили полицейские.
Георгий Слюченко, который оставался в сотне метров от места встречи, мог только наблюдать за происходящим.
Пользующихся дипломатической неприкосновенностью Нестерова и Слюченко через несколько дней отозвали в СССР. Правительство также дало понять Москве, что возвращение во Францию уехавшего в отпуск Виктора Соколова нежелательно. Что касается Венсана Грегуара, то он без сопротивления признался в предательстве.
«Завербованный в 1976 году Вьетконгом в Сайгоне, – рассказывает инспектор УОТ, который присутствовал на допросах, – он сначала передал немного денег, потом медикаменты, а затем постепенно начал передавать политическую и военную информацию, поскольку имел доступ в правительственные круги. Грегуар, которого все считали надежным человеком, в июне 1967 года впервые поехал в Москву. Там он получил законченное шпионское образование: использование белой копирки, тайные встречи, фотографирование документов и т.п. Конечно, в Москву он поехал не из Парижа и не из Сайгона. Транзитом он прибыл в Нью-Дели, где в консульстве СССР ему выдали въездную визу на вкладном листочке. Никаких следов в паспорте… В 1968 году он точно так же проехал через Вену, а в 1969 году – через Хельсинки. В обмен на свою информацию Грегуар получал большие суммы денег. Он снял в Сайгоне шикарную квартиру, организовывал там приемы для генералов и политиков. По приказу Центра он в 1969 году купил специальный фотоаппарат „Олимпус“, и, когда полковник Минг, заместитель командующего специальными операциями в Южном Вьетнаме, оставил в кресле свою записную книжку, набитую адресами и заметками, это был настоящий праздник. Для передачи документов, если речь шла о сведениях местного значения или деталях тактических военных операций, Грегуар определенным образом ставил свою машину рядом с домом. На следующий день к нему на прием приходил безымянный больной и забирал материалы. Для сведений более важных Грегуар при помощи белой копирки писал письмо и отсылал на условленный адрес в Сингапур. В 1969 году в Москве сочли, что дальнейшие поездки в СССР могут стать опасными и раскрыть его. В дальнейшем встречи проходили уже в Париже: до 1970 года – неподалеку от вокзала Аустерлиц, а потом – в Нейи, где ошибки Соколова взорвали всю эту отличную механику».
В конверте, переданном Нестерову до задержания, были важные документы о военной и политической обстановке в Южном Вьетнаме, финансовый отчет об использовании фондов, полученных от КГБ в предыдущем году, и использованная белая копирка.
С 1967 по 1972 год Венсан Грегуар получил за свое предательство 20 тысяч долларов. Судебный следователь, который вел дело, запросил мнение МИД и военного ведомства, чтобы оценить значение информации, в течение пяти лет передававшейся в КГБ. Ему ответили, что врач не повредил ни военным, ни дипломатическим интересам Франции. Венсана Грегуара освободили за отсутствием состава преступления. А то, что он помогал СССР в военных усилиях против союзника Франции (Южного Вьетнама), которого поддерживал другой ее союзник (США), было в глазах властей фактом абсолютно незначительным.

Ностальгия уже не то, чем она была

События 1956 года в Венгрии и 1968 года в Чехословакии, рассказы диссидентов о советской реальности, и особенно свидетельства Александра Солженицына, открыли глаза большинству людей на Западе на сущность коммунизма. За исключением нескольких закоренелых «попутчиков», тех, кто верит, что на Востоке куется светлое будущее человечества, осталось совсем немного. В наше время просто невозможно найти таких людей, как Филби, Берджес, Маклин, которых завербовали в 30-е годы и которые действовали из любви к социализму. На свой лад и в своей области деятельность КГБ тоже является жертвой гибели идеологий, которая характерна для конца нынешнего столетия. Дело Жоржа Бофиса, о котором мы уже упоминали, составляет исключение; свою страну больше не предают – или почти не предают – из-за верности партии социализма.
Но у КГБ отличные адаптационные способности. Он проявлял безграничную изобретательность при вербовке своих агентов. Если коммунистическая идеология больше не является достаточной побудительной причиной, то, чтобы поймать в силки людей, их заинтересовавших, офицеры КГБ играют на других чувствительных струнах:
– Пацифистские чувства. Подспудный антиамериканизм многих европейцев, страх перед войной могли заставить человека выбрать социалистический лагерь, чтобы помочь сохранить равновесие сил и «расстроить планы империалистов».
– Культурные корни. В кругах русской эмиграции этот подход может иметь успех. Достаточно убедить интересующего вас человека в том, что Россия и СССР – одно и то же. Это совсем нетрудно. Известнейшие «специалисты» по СССР разве не утверждают того же, пытаясь объяснить советский режим, исходя лишь из одной русской традиции?
– Обида. Человеку кажется, что его не оценили по достоинству. Неудовлетворенность своей работой, желание отомстить начальству или отплатить за допущенную несправедливость – все это может привести к предательству. Офицеры КГБ отлично умеют подметить подобные чувства. Сначала они разжигают обиды, потом льстят самолюбию, дав понять, что агент наконец-то сможет сыграть роль, достойную его ума и его возможностей.
Советская разведка применяет этот метод с постоянством, а иногда и с успехом. Ослепленный своими обидами, агент больше не понимает, что он предатель. Полковник ВВС Швеции Стиг Эрик Веннерстрём, арестованный в 1963 году после разоблачений Голицына, был именно таким шпионом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62