И мы действительно встречались еще не раз. Наши встречи стали дружескими. Однажды он пришел с крайне встревоженным видом. «У меня сложности, – признался он. – Я хотел бы получать письма от одной приятельницы, но так, чтобы жена ничего не знала». Я посоветовал ему получать письма до востребования, но он заявил, что как иностранец не имеет на это права. Я поверил ему на слово. Тогда я сказал, что, возможно, кто-то из его сослуживцев мог бы ему помочь. «Невозможно, – ответил он, – я знаю только директоров, генеральных директоров. А ты мой приятель, и я счастлив, что у меня есть друг-француз, с которым я могу говорить обо всем на свете…» Тогда я согласился.
Через две недели я получил первое письмо в зеленом конверте, отправленное из пригорода. Это действительно было похоже на любовную переписку. Я поспешил передать его Мосенкову. Через три недели – новый зеленый конверт, и так дальше в течение нескольких месяцев. Один раз я решил, что хватит быть почтовым ящиком. Он пообещал что-нибудь придумать. Но ничего не изменилось, письма продолжали приходить ко мне – примерно одно письмо в месяц. Потом Мосенков перестал говорить дружеским тоном. Он начал мне передавать небольшие суммы за оказанные услуги. Тогда-то я и подумал в первый раз о шпионаже. Предупредить полицию? Я колебался. Я зашел уже слишком далеко и боялся, что меня арестуют. Что тогда будет с моей женой и дочерью? Они останутся одни, без средств к существованию. Петля затянулась. Такой шпион, как я, остается один на один со своим страхом. Он не осмеливается поговорить с женой, с родителями или друзьями. Он один, совсем один".
Суд государственной безопасности, рассматривавший в январе 1978 года дело группы Фабиева, принял во внимание его смятение. Раймон X. был осужден к двум годам тюрьмы, из них полтора с отсрочкой.
Что касается остальных членов группы, то заместитель прокурора Колетти потребовал примерного наказания. «Сурово осудив этих людей, – сказал он, – вы дадите понять остальным, тем, кто во тьме продолжает аналогичную работу, что их ждет». Генеральный прокурор Бетей был еще суровее: «Из этого зала я обращаюсь к тем, кто плетет гигантскую агентурную сеть, лишь одной из составляющих которой является группа Фабиева. Вы должны знать: если человек говорит о себе, что он француз, и продает большие и маленькие секреты Франции, то ему дорого будут стоить „радости белой копирки“ и служение советской стороне».
Ранее Дезире Паран, заместитель директора УОТ, пояснил: «Впервые после второй мировой войны мы видим группу ГРУ, полностью состоящую из французов. Ее целью было систематическое ограбление наших передовых технологий. Никогда во Франции мы не встречали ничего подобного, но уверены, что существуют, к несчастью, и другие, те, которых мы еще не обнаружили».
Исключительной группе – образцовое наказание. Сергей Фабиев приговорен к 20 годам тюрьмы, Марк Лефевр – к 15 годам, Джованни Ферреро – к восьми годам, а потом (через год, после обжалования приговора) его срок был сокращен до шести лет.
Дело Вальдимара Золотаренко (несколько лет спустя) во многом похоже на дело группы Фабиева. Также как и в случае с деловым человеком из SERGI, КГБ сыграл на русском происхождении этого нового агента, с тем чтобы заставить его служить матери-родине, даже если сегодняшний СССР и не имеет ничего общего с той Россией, которую столь чтил Золотаренко.
Для него первый контакт состоялся во второй половине дня в ноябре 1962 года на улице Бюси в Париже, в библиотеке «Глоб», специализирующейся на русских и советских книгах. Золотаренко, довольный тем, что есть возможность поговорить на родном языке, легко поддался очарованию корреспондента ТАСС, который в лирических выражениях говорил о вечной России. Они встретились еще несколько раз, разговаривали о литературе, музыке, религии. Андрей Зыков, отлично подготовленный офицер КГБ (под журналистской крышей), сразу почувствовал слабое место этого сына эмигрантов. «Никогда в разговоре со мной он не произносил слов „Советский Союз“ или „коммунистическая партия“», – рассказывал Золотаренко на суде в феврале 1984 года, вспоминая четырех офицеров-агентуристов, которые вели его в течение 17 лет предательства.
От изящных искусств они в своих беседах незаметно переходили к политике. Тому способствовала и международная обстановка. Кубинский кризис, наглость американцев; при каждом удобном случае «журналист» играл на самой чувствительной струне и бичевал непонимание западными странами того факта, что русский народ хочет только мира. Этим он просто приспосабливал к вкусам своего наивного слушателя то великолепное дихотомическое видение мира, которое свойственно советской идеологии. И это отлично срабатывает. Золотаренко оценил его речи. Вскоре он созреет для того, чтобы помочь Святой Руси расстроить планы противника, другими словами, для того, чтобы сотрудничать с СССР против стран Атлантического договора.
Вальдимар Золотаренко работал в Консультативной группе по научным исследованиям в области аэронавтики – организации НАТО, специализирующейся на аэронавтических исследованиях и разработках. Он поступил туда шофером три года назад, в 1959 году. С тех пор он продвинулся до должности специалиста по множительной технике, делал фотокопии документов. Место весьма незначительное. Если не считать того, что Золотаренко получил допуск с пометкой «НАТО – весьма секретно», позволявший ему знакомиться с самыми секретными документами организации, чтобы копировать их. Это превзошло все ожидания Зыкова. Достаточно одной лишней фотокопии, чтобы удовлетворить советскую разведку. Чем и занимался Золотаренко вплоть до 20 октября 1980 года, когда его арестовало УОТ.
В 1964 году его нового офицера-агентуриста звали Валентин Львов. Он пользовался теми же идеологическими уловками, что и Зыков, усилив свой цинизм до того, что заставил Золотаренко подписать документ, в котором он обязывался служить Советскому Союзу. «Это напомнило то время, когда мне было восемь лет и я учился в кадетской школе в Версале. Мы принесли присягу на верность Царю и Отечеству, что вполне в славянском характере», – попробовал он оправдаться перед судьями.
Золотаренко в течение нескольких лет играл в шпионов по старым добрым правилам этого жанра. «Когда Львов хотел меня видеть, он чертил букву V на стене неподалеку от моего дома. Это означало: встреча в Пантен, улица Пре-Сен-Жерве, в третью среду месяца до 20 часов. Если я не мог прийти, то мелом рисовал крест на стене», – рассказал он на суде. Этот маневр осуществлялся два или три раза в год для передачи документов. Мелочи, пустяки, по его мнению. Не зная английского языка, рабочего языка НАТО, Золотаренко, вполне вероятно, не всегда понимал всю ценность и важность того, что он передавал КГБ: досье по «Дассо», «Мессершмитту», Национальному обществу конструирования и производства авиационных двигателей, биографические данные персонала (очень полезные для КГБ при вербовке новых агентов); все документы с грифом «НАТО-секретно», «НАТО-конфиденциально» или «НАТО – для ограниченного пользования», которые он должен был фотокопировать; «План 2000», в котором сведены в единый комплекс стратегические цели Атлантического договора (как гражданские, так и военные) на территории СССР в 2000 году, даже список участников ультрасекретного совещания в НАТО, прошедшего в Дании.
Подобная производительность не мешала, однако, Золотаренко думать, что его офицеры-агентуристы встречались с ним просто ради удовольствия. «Я заметил в них одну вещь, – говорил он. – Они навещали меня, чтобы просто поговорить. Мне казалось, что им скучно дома…» Что же касается 100 тысяч франков, которые он получил в обмен на документы, то это были «просто подарки к праздникам; так принято на Востоке».
Классическая система защиты. На деле Золотаренко не так уж невинен, как хотел показать. Если вначале он и попал в ловушку изза своей ностальгии по Святой Руси, то, вероятнее всего, быстро понял, что КГБ использовал его чувствительность. Но каким образом можно остановить ужасные колеса? Однако прояви он хоть чуточку доброй воли, то в 1969 году мог бы это сделать. Вызванный в УОТ во время следствия по делу о румынской шпионской группе в НАТО (группе Карамана), он побоялся признаться в своем предательстве. Тогда его вызвали в контрразведку из-за дружеских отношений с Франсисом Д., который служил главным источником информации для Карамана внутри НАТО. Золотаренко поступил в консультативную группу НАТО по рекомендации самого Франсиса Д. Дружба эта его и погубит… Через 11 лет контрразведка вспомнит о ней. Когда в УОТ узнали благодаря перебежчику об утечке информации в организации, то Золотаренко стал первым из подозреваемых. Через несколько недель расследования сомневаться в его виновности уже не приходилось.
7 февраля 1984 года Суд присяжных города Парижа приговорил этого мучимого ностальгией по прошлому человека к 10 годам тюремного заключения.

Западня для посла

Хорошо известному у себя в стране французскому преподавателю, очевидно, на всю жизнь запомнится его пребывание в Ленинграде в начале 50-х годов. Находясь на стажировке в одном из университетов бывшей столицы Российской империи, он стал жертвой чудовищной провокации со стороны советских спецслужб, которые хотели бы видеть в его лице своего агента. Надо сказать, что, будучи предупрежденным о возможных кознях, наш преподаватель был, как говорится, постоянно настороже. Он знал, что ему следует остерегаться всех и вся, даже (и в особенности) милых студентов, с которыми он постоянно общался. Его контакты с ними никогда не заходили дальше обычной беседы или предложения пообедать в университетской столовой. Несколько раз он отказывался от приглашений провести вечер в компании со своими знакомыми. Его образцовое поведение не давало ни малейшего повода для кривотолков. Но ведь и на старуху бывает проруха.
Однажды поздним вечером, когда этот преподаватель работал в своей комнате, кто-то постучал в его дверь.
– Кто там? – спросил он по-русски.
– Ольга, – ответил хорошо знакомый ему женский голос. Он принадлежал одной очаровательной студентке, с которой ему не раз приходилось работать в университете. – Откройте дверь, – умоляла молодая женщина. – Мне обязательно надо с вами поговорить.
– А вы не можете подождать до завтра? Я уже лег в постель, – попытался отговориться он.
– Нет, это очень срочно. Это вопрос жизни и смерти…
3а дверью послышались ее всхлипывания.
Невозможно было оставаться безучастным к страданиям молодой женщины. Он поколебался еще несколько секунд. Рыдания между тем усилились.
Когда преподаватель открыл дверь, вид заплаканной Ольги вызвал у него неподдельную жалость. И тут он совершил ошибку, позволив ей войти в комнату.
Едва только закрылась дверь, как молодая женщина быстро скинула с плеч пальто. Под ним не было совершено никакой одежды. Прежде чем наш бедняга пришел в себя от неожиданности, девушка истошным голосом закричала: «Помогите! Насилуют!»
«По случайности», как раз в это время, неподалеку находились трое милиционеров. Ловушка неумолимо захлопнулась.
В ближайшем отделении милиции ему дали понять, что положение крайне серьезно. По советским законам попытка изнасилования карается очень сурово. Преподавателя ожидало длительное тюремное заключение, не говоря уже о том, что оказалась затронутой его честь.
Заявлять о своей невиновности было бесполезно. Он решительно потребовал связаться с консульством Франции, хорошо понимая, что и в этом элементарном праве всех иностранцев, арестованных в чужой стране, ему также будет отказано. Он осознал весь трагизм своего положения после первых же криков Ольги. Но, отнесясь к своему положению философски, он приготовился выслушать те предложения, которые ему будут сделаны, чтобы затем, приняв их для видимости, попытаться вырваться из этого кошмарного водевиля.
Спустя несколько часов, проведенных под стражей, ему был предложен компромисс: гуманное советское правосудие готово забыть его достойные осуждения порывы при условии, что со своей стороны он также проявит добрую волю. Для этого вполне бы подошли некоторые безобидные сведения о французских колониях в Ленинграде и в Москве, куда он зачастую ездил по делам. Ему дали также понять, что впоследствии, возможно, от него потребуются еще кое-какие услуги.
Очевидно, убитый горем, наш бедняга с облегчением поторопился принять эти условия.
Едва оказавшись на свободе, он поспешил в консульство Франции, чтобы рассказать там о своих злоключениях. Несколько дней спустя ему удалось незаметно покинуть Советский Союз. Все это время никто с ним ни словом не обмолвился о КГБ, но он отлично понимал, что отныне въезд в СССР ему будет запрещен.
Хитроумный замысел провалился потому, что преподаватель принял единственно верное решение, заключавшееся в немедленном извещении французских представителей о возникших чрезвычайных обстоятельствах. А сколько было французов, которые из-за стыда, по глупости или по незнанию попались в похожие ловушки? Надо думать, немало, если учесть, что это лишь один из наиболее предпочитаемых советскими спецслужбами методов вербовки иностранных агентов на территории страны.
Такой работой занимается Второе главное управление КГБ, в задачу которого входит наблюдение за советскими и иностранными гражданами на территории СССР. Около 30 тысяч офицеров и информаторов работают в его двенадцати отделах, службе политической безопасности, отделе охраны промышленных тайн и в группе технического обеспечения. В задачу отделов входит вербовка агентов среди иностранных дипломатов и осуществление контроля за советскими гражданами с целью предотвращения их нежелательных контактов с иностранцами. Распределение работы между отделами осуществляется по географическому принципу:

1-й отдел: США и Латинская Америка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62