Сколько унизительных жалоб застряло бы у них в горле! Впрочем, вслух я этого не повторю – люди боятся парадоксов!


***

На следующий день я отправился по указанному Брутом адресу – в западной части Бруклина. Застал там, кроме Брута, пятерых. Не было Поля и Вольтера. Зато явился Стэн; за все это время он лишь второй раз участвует в совещаниях, нисколько не скрывая своего равнодушия к нашей «болтовне». Его уже все знают и, как мне кажется, боятся.
Когда я вошел, то сразу почувствовал, что атмосфера накалена. Брут выглядел озабоченным. Пат стоял спиной к остальным, рассматривая какую-то картину. Только Стэн, развалившись в кресле с сигарой в зубах, смотрел уверенно и нагло. Глубокий красный шрам, протянувшийся от уха вниз, придавал его физиономии что-то звериное, выжидающее.
По-видимому, здесь шел горячий спор, прерванный моим появлением. Подтверждение этому не заставило себя ждать.
– Вам удалось повидать Поля? – обратился ко мне Брут, бросив беглый взгляд в сторону Стэна.
– Нет! Звонил ему несколько раз, но безуспешно.
Брут прошелся по комнате и, остановившись в отдалении, сказал:
– Он нас беспокоит!
– Чем?
– Болтает много!
– Вы это сами слышали?
– Сами… – передразнил меня Стэн. – Может быть, прикажете представить вам звукозапись?
– Господа!… – пытался остановить нас Брут, но Стэна прорвало. Он повернулся ко мне всем телом и, свирепо тараща глаза, зарычал:
– А вы сами что-нибудь сделали? Как же, – моими руками, а про себя небось похваляетесь: «Мы пахали!» Болтуны никчемные, белоручки!…
– Довольно! – повелительно крикнул Брут. – Нам сейчас не до личных пререканий!
Стэн хотел было возразить, но под железным взглядом Брута осел и только пробормотал:
– Личных!… Хороши личные!
А Брут сказал, обращаясь ко мне:
– У нас достоверные сведения, что Поль ведет себя нелояльно.
Я пожал плечами:
– У него слабые нервы.
Я видел, как Стэна передернуло от моих слов.
– У бедного мальчика слабые нервы! – завопил он опять, строя идиотские гримасы.
Брут не выдержал.
– Заткнись! – крикнул он и ударил кулаком по столу так, что на полке запрыгали фарфоровые вазочки и статуэтки.
С минуту они смотрели друг на друга в упор. Стэн не выдержал и опустил глаза.
– Ладно уж… – процедил он. Тогда Брут повернулся ко мне:
– Дело, Алекс, нешуточное. Или Поль возьмет себя в руки, или нам придется его припугнуть. Понимаете?
Я молча кивнул.
– Тогда поговорим об очередной операции! – И Брут спокойно, словно ничего не произошло, стал извлекать из портфеля документацию нового «дела».


***

Еще через несколько дней ко мне в фирму позвонил Стэн. Я был неприятно удивлен и сухо спросил:
– Что вам угодно?
– Акция состоится сегодня вечером! – вкрадчиво отвечал он. – Брут просил передать.
– Почему ж он сам не позвонил?
– Он улетел в Чикаго.
Я вспомнил: да, это так, он действительно собирался…
– Где и когда? – спросил я.
– В девять часов, угол пятой авеню и восемьдесят шестой улицы.
– Хорошо, я приеду.
Повесив трубку, я некоторое время сидел как в трансе. Потом потер виски, потряс головой, но тревога не проходила. Тогда я позвонил Кестлеру.
– Зайдите на минуту! – попросил я. Он тотчас явился, в руках у него была папка с бумагами.
– Я еще не закончил… – начал было он, но я остановил его:
– Я сейчас не о том.
Он удивленно поднял брови.
– О чем же?
– Помните наш давний спор тогда, у вас?
Кестлер внимательно смотрел на меня, вспоминая. Потом улыбнулся.
– Это о том, как очистить нашу планету?
– Да, именно об этом!
– Но почему сейчас? Почему…
– Сядьте, Кестлер!
– Алекс, ты во что-то замешан?
– Сядьте! – повторил я.
Он опустился в кресло. Некоторое время мы молчали.
– Да, замешан, – сказал я наконец, – и основательно замешан. Это не вчера началось, это тянется полгода.
– Что тянется, о чем ты? Глядя на него, я тихо засмеялся.
– Вы добры, Кестлер! Если бы вы только знали, сколь многим я вам обязан.
– Мне? Увы, я ничего тебе не дал, кроме мороженого и глупых побасенок.
– Вы научили меня мечтать, без этого я бы не выжил.
– Но какое отношение…
– А то отношение, что мечтать могут не только овцы, волк это тоже умеет.
– Но ведь ты не волк!
– Не обо мне речь. Я о настоящих говорю.
– Так они и раньше были!
– Были, да не такие. Ведь раньше сколько потолков было: пять? восемь? десять? Много, одним словом, так, что всем места хватало. А теперь, в нашем новом обществе, потолок один, а волков втрое, и каждый наверх норовит. Вот и не хватает места, вот и грызут налево и направо… Постойте, я не кончил! А у овец тоже аппетит проснулся, тоже в волки метят, потому что волк сегодня – это профессия: ни учиться, ни работать, а только хватай и бери! Вот в каком мире мы живем, Кестлер!
– Но что ты замышляешь? Во что ты замешан?
– Я принадлежу к одному странному обществу, – отвечал я, – обществу охотников на бол-ков, понимаете?
Кестлер даже привстал с кресла.
– Алекс… ты…
– Да, я!
– Ты с ума сошел! Ты не понимаешь, что делаешь!
– Прекрасно понимаю. Помните, что я вам рассказал о том бродяге?
– К черту бродяг! – взорвался мой гость. – Лучше объясни, что ты собираешься выкинуть?!
Я холодно посмотрел на него.
– Не кричите, я не из робких! Лучше выслушайте до конца. Так вот, Кестлер, переместить ось Земли пока не в наших силах, но поддержать баланс природных факторов мы можем. Вы же не против экологии?
Кестлер не обратил внимания на мой издевательский тон. Он встал и перегнулся ко мне через стол.
– Оставь это, – приглушенно сказал он, – ты покалечишь себе жизнь!
Я рассмеялся:
– Покалечу, говорите? Ах, Кестлер, вы меня поражаете! Ну, взгляните на меня, хорошенько взгляните – разве таких пугают калечеством? А теперь кругом осмотритесь – что здесь еще калечить? Мы кончены, понимаете, кончены! И потом, Кестлер… – Я помедлил, махнул рукой и откинулся в кресле. – Давайте лучше поговорим о деле! – И я стал излагать свои соображения относительно предстоящих ликвидационных сделок.


***

В девять часов Стэн подобрал меня в условленном месте.
– А Джон, – спросил я, не видя третьего участника, – где Джон?
Стэн замялся.
– Не мог к нему дозвониться, – отвечал он.
– А Вольтер?
– Тоже прячется где-то. Да не беспокойтесь, мы и вдвоем управимся… Это будет несложная акция.
Долгое время мы ехали молча. Только когда переехали в Нью-Джерси и свернули по 17-й дороге на север, я спросил, куда мы направляемся.
– Рокланд Каунти, – ответил Стэн.
– Он там и живет?
– Нет.
Ответ удивил меня.
– Где же мы его подберем?
Мой спутник странно засмеялся:
– Кто вам сказал, что нам придется его подбирать?
– Ничего не понимаю!
– Ладно, поймете!
Мы продолжали мчаться по 17-й, затем куда-то свернули. Пошел дождь, сперва мелкий, потом покрупней.
– Черт бы его побрал, – проворчал Стэн, – промокнем!
Вскоре мы въехали в какой-то парк, основательно заросший. Дождь хлестал вовсю, видимость была ничтожной, и в наступившем мраке только редкие молнии освещали окрестность.
В какой-то момент, когда я оглянулся назад, мне почудилось, что далеко за нами следует машина с притушенными фарами. Я сказал об этом спутнику. Он долго вглядывался в зеркальце.
– Трусите, вот и мерещится! – презрительно обронил он и сплюнул. Несмотря на обычную грубость, сегодня Стэн явно старался избежать ссоры.
Наконец мы съехали с дороги и вышли из машины. Дождь к тому времени заметно утих и теперь мелкой моросью стоял в воздухе. Зато свистел ветер, сильнее громыхало, и в небе чаще полыхали молнии.
В одну из длительных вспышек я лучше рассмотрел местность. Мы находились на небольшой полянке, подступавшей к обрыву и огороженной по краям. Дна обрыва я не разглядел и уж по этому одному заключил, что он крут и глубок. Словно обухом по голове стукнуло – это здесь!
Я обернулся к Стэну.
– Где же «он»?
В темноте я не видел его лица, но почувствовал, как он нехорошо осклабился в ответе:
– Не беспокойтесь, здесь… – И он направился к багажнику.
Крышка поднялась, и при тусклом свете карманного фонаря я увидел на дне багажника скорченную человеческую фигуру. На голову лежавшего была накинута грязная наволочка, руки и ноги были скручены.
– Вот он, наш крестничек! – сострил Стэн и, достав из кармана нож, стал перерезать веревки. Из мешка донеслось слабое мычание.
Освободив свою жертву от пут, Стэн прорычал:
– А ну, поднимайся, сволочь!
Но лежавший едва пошевельнулся.
– Что ж, подсобим! – Стэн сильным рывком вытащил человека; тот хлопнулся всем телом в грязь.
Тогда Стэн обратился ко мне:
– Ну-ка, помоги! Тяжелый!
Мы поставили пленника на ноги и потащили его к обрыву. В голове у меня мутилось.
– Что вы предполагаете с ним сделать? – спросил я, стуча зубами, хотя отлично представлял себе, какова будет развязка. Стэн не отвечал. На краю обрыва мы остановились. Как сквозь сон я услышал голос моего «шефа»:
– Где твоя дубинка? Так, зайди сзади, и как только сниму мешок, хлопай его по башке! Понял?
Я стоял на месте, едва соображая.
– Чего стал, шевелись! – услышал я сдавленный окрик.
И вдруг смутное подозрение шевельнулось у меня.
– Вы уверены, что это «он»? – спросил я.
– Не разговаривай!
Но я уже пришел в себя.
– Я хочу его увидеть!
– Нечего смотреть!
Не слушая, я в мгновение ока подскочил к пленнику и, сдернув с его головы мешок, направил на него луч фонаря…
Хотя рот у него был залеплен пластырем, я сразу узнал Поля. Вид его был страшен: из-под глаз свисали мешки, лицо было раздуто и окровавлено. Во взгляде светилось безумие…
В тот же момент я услышал шум: Стэн, выхватив палицу, замахивался на свою жертву. Я толкнул Поля изо всех сил – и вовремя, – палица промелькнула мимо, слегка только задев плечо. Оставив Поля, я ринулся головой вниз на палача, он отступил и, поскользнувшись, рухнул наземь. Я бросился на упавшего. Некоторое время мы катались по траве, но долго это продолжаться не могло, и вот уж он сидел на мне, придавив меня коленом.
– Вот я тебя, гаденыш, вот я тебя!… – бормотал он, сжимая меня за горло. Я чувствовал, что задыхаюсь, глаза у меня выскочили из орбит, высунувшийся язык был плотно зажат между зубами… В остатках сознания мелькнуло: конец!
И тут произошло странное: что-то большое и темное – темнее, чем небо, – колыхнулось со стороны; я ощутил сильное сотрясение и затем, враз, свалилась с меня тяжесть и тиски отпустили. Захлебываясь струей воздуха, хлынувшего в легкие, я с трудом приподнялся и, опершись на руку, несколько секунд приходил в себя. И когда окончательно очнулся, услышал какую-то возню, хрип, удары. С трудом рассмотрел в темноте: кто-то стоял на коленях, а другой, скрючившись, держал его за горло. Но вот первый поднялся и обеими руками ударил другого снизу в подбородок. На момент они разошлись, затем опять сцепились и, словно сговорившись, попятились к обрыву.
Теперь я сообразил: один из них был мой спаситель! Эта мысль ожгла меня; собрав все силы, я поднялся и, выхватив из-за пояса палицу, шатаясь, пошел к борющимся – они теперь замерли у самой ограды, в последнем неподвижном усилии. В этой неподвижности было что-то зловещее.
Я был совсем близко к ним, когда тот, кто стоял спиной к обрыву, высвободил правую руку и ударил другого в живот; мне даже почудилось, что что-то блеснуло в темноте. Дальнейшее разыгралось с непостижимой быстротой: другой, приняв удар, отскочил и вдруг изо всех сил толкнул противника. Тот покачнулся, сделал шаг назад и очутился у самой ограды, покачнулся еще и… свет фонаря вырвал из темноты его лицо: в долю секунды я узнал Стэна!… Он медленно отклонялся назад, хватая руками воздух и страшно глазея… Еще момент, и он полетел вниз.
Я обернулся и увидел моего спасителя: это был Кестлер! Свистящим шепотом он спросил:
– Как ты? – И так как я продолжал изумленно смотреть на него, он прибавил: – Идем! Моя машина тут, неподалеку!
Мы подошли к Полю – он уже пришел в себя и сидел на мокрой траве – и помогли ему подняться. Затем втроем направились к автомобилю. Мне показалось, что Кестлер сутулится.
– Вам плохо? – спросил я.
Он отвечал нехотя:
– Ничего… – И плотнее затянул пояс плаща…
Когда мы переехали Вашингтонский мост, он
остановил машину.
– Здесь вам лучше будет выйти… возьмите такси… – ронял он. Теперь я заметил, что он бледен.
– Что с вами, Кестлер?
– Я же сказал… Устал… поеду домой… Прощай, Алекс! – И, когда мы вылезли из машины, он крикнул нам вслед: – И никому ни слова… И меня вы не видели, слышишь?
– Хорошо, Кестлер… – Обеспокоенный его лихорадочной торопливостью, я хотел было вернуться к нему, но машина рванулась, пересекла улицу и, свернув влево, помчалась вверх по Бродвею.
Мы с Полем остались стоять на месте. Еще по дороге я привел его в надлежащий вид: вытер кровь с лица, почистил костюм и заставил причесаться. Он успел рассказать, как попал в западню и как едва не задохнулся в багажнике.
Когда мы уселись в такси, я сказал:
– Вот что, Поль! Уезжайте отсюда, и подальше! Вы как-то упоминали, что у вас родственники в Кентукки?
– Да, родственники, – заторопился он, – я и сам об этом подумывал.
– Деньги у вас есть?
Он сконфуженно развел руками. Я достал бумажник и, отсчитав двести долларов, протянул ему.
– Здесь вам хватит на билет и на первое время. Он принялся благодарить, но я прервал его:
– Только не болтайте! Ни слова никому, понятно?
Минут через десять он вышел из машины – в двух кварталах от своего жилища. Была половина первого ночи.


***

На другой день, перед самым обедом, к нам на фабрику позвонили из полицейского участка.
– Мартын Кестлер – ваш служащий? – любезно осведомился лейтенант.
Сердце у меня упало. Тихо и чеканно, как автомат, я отвечал:
– Да, служащий.
– Он вам не родственник?
– Нет, но мы старые друзья.
Полицейский помедлил, а потом сказал:
– Он вчера покончил с собой!… Вы слышите меня?
С трудом ворочая языком, я выдавил:
– Слышу… Как это… произошло?
– Приезжайте, расскажем!
Меньше чем через час я сидел в полиции, слушая монотонное чтение протокола:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28