- Ну, не подкачай, Виктор! Это не просто, но только очистившись ты можешь
продолжить путь на Хумун Куллуаби. Лучше побыстрее пройти через это и
отправиться в путь.
Мне пришлось собрать все мужество, чтобы встретить свою судьбу и предстать
перед собравшимися. Я знал, как велика ставка, и собирался встретить испытание с
открытым забралом, но когда приготовился начать свою исповедь, произошла
странная вещь: я специально уселся среди теварис так, чтобы замыкать цепочку
исповедующихся, но виррарика, оказалось, ведут отчет в противоположном
направлении, и вместо того, чтобы оказаться одним из последних, я оказался одним
из первых.
Когда ко мне подошел шериф, я встал и решительно направился к костру,
думая, что легко смогу начать исповедь - не тут-то было! К своему ужасу, я
понял, что я... онемел! С огромным трудом мне удалось выдавить только:
"Перед тобой, Предок Огонь, и перед всеми моими теокарис, я признаюсь в
том, что..." И тут во мне началась внутренняя борьба. Я стал пытаться припомнить
всех своих половых партнеров, начиная с юности. Во мне боролись самые
противоречивые чувства - боли, радости, а рассудок пытался справиться с внезапно
охватившей меня "амнезией". Каждый раз, когда я называл имя, шериф громко
повторял его, чтобы все его услышали и еще один узелок добавился к веревке моей
жизни. Я и вправду хотел рассказать все, как было, только вот мой язык перестал
повиноваться мне, хотя внутри меня все кипело. Наверно, Антонио понял, что со
мной происходит, потому что вдруг резко крикнул: "Скажи, сколько их! Если их
было много, скажи, сколько!" "Спасибо, Антонио, - подумал я, - ты снова спас
меня от пытки!" Я с облегчением назвал число своих любовниц и даже сумел
рассказать пару эпизодов, наиболее тяжелым грузом лежавших на душе.
И я почувствовал колоссальное облегчение, какую-то внутреннюю чистоту. Не
то, чтобы я был всем этим доволен, радовался или тосковал... это было совершенно
иное ощущение, словно я нашел в себе что-то такое, чего и не подозревал... И
точно - то, чем в этот миг был "я" - было нечто отличное от моего прежнего "я".
Новое "я" отчетливо осознало, что оно собой представляет и зачем оно существует,
хотя, будучи исполнено спокойной, молчаливой мудрости, оно не могло выразить
себя рационально. Я понял, что тот "грех", о котором говорили виррарика, не
имеет ничего общего с нашей моралью, что у него скорее энергетический смысл. Да,
этот ритуал был необходим, чтобы настроиться на тот спектр чувств, с которым
только и можно позволить себе подняться на Хумун Куллуаби.
Итак, виррарика и теварис исповедовались по очереди. Следя за тем, как
исповедовались мои друзья, я испытывал чувство облегчения и гордости за их
мужество. Можно было не сомневаться - они подготовились должным образом и
заслужили это путешествие на Святую гору.
Тау
Ночная исповедь продолжалась, и к рассвету все паломники очистились. Увидев
лучи солнца, все пришли в какое-то невероятное состояние восторга: Тау
приветствует их и благословляет своим светом и теплом! Радость была бескрайней,
так как мы предвкушали то, что ожидает нас на вершине Хумун Куллуаби. Рассвет мы
встретили пляской вокруг костра - о, какое счастье! мы идем на Хумун Куллуаби,
мы идем на встречу с Тамацем! Ура! После танца все собрались вокруг маракаме
(символизирующего Солнце). Высоко подняв мувиери и потрясая им в воздухе, он
произнес краткую речь о новом единстве хикарерос. Каждый прикоснулся к веревке,
символизирующей наше единство. Теперь, после исповеди, очищения и возникновения
нового единства группы, мы были готовы вступить в пределы Хумун Куллуаби.
Примерно в восемь утра мы поели. Прежде чем приступить к трапезе, виррарика
бросали в огонь маленькие кусочки пищи - таков древний обычай. "Сначала
Татевари!" - говорили они, предлагая пищу поочередно остальным священным местам,
и только потом ели сами.
Во время паломничества мы ели только единожды в сутки, и меню наше было
скудным: тортиллас и вода. Лишь иногда, когда мы проходили вблизи поселений,
удавалось разжиться чем-нибудь более вкусным. Но мы всегда делились своей пищей
с остальными. После завтрака мы снова оказались на шоссе, только на этот раз на
дороге в Сапотекас, а оттуда - в Сан Луис Потоси.
Да, наша паломническая кавалькада представляла собой живописное зрелище -
впереди пылил университетский грузовик, наполненный виррарика в индейских
головных уборах, среди которых было и несколько теварис. Теоретически, у
грузовика были борта - в метр высотой, не больше - так что нам, с одной стороны,
приходилось бороться с высотой, с другой - с постоянной опасностью выпасть из
кузова. Однако, хотя на этот раз мы ехали несколько часов, никто из паломников
не издал ни единой жалобы - все казались рады и довольны тем, что приближаются к
цели. За грузовиком ехали две пыльные разбитые легковушки, нагруженные теварис,
а также нашими пожитками. Однажды нас остановил полицейский, за пересечение
центральной линии шоссе, он изумленно пялился на необычных путешественников,
пока ему не растолковали, в чем тут дело, и почему университетский грузовик
набит столь странно одетыми пассажирами.
Оказавшись в штате Сан Луис, мы направились к одному из поселений на
границе с пустыней. Здесь виррарика нужно было запастись массой нужных вещей:
зеркальцами, свечами, шоколадом, небольшими кувшинчиками (им впоследствии была
уготована важная роль). Мы, теварис, покупали то же, что и они, хотя еще не
понимали, что же со всем этим придется делать потом. Просто брали "на всякий
случай".
Но вот наступает момент, когда мы должны оставить шоссе и углубиться в
пустыню. Нам еще предстоит пройти около полутораста километров до Хумун
Куллуаби, причем практически полностью по пересеченной местности. И вот мы в
пустыне. Вокруг - только серая унылая равнина, там и сям мелькают небольшие
заросли какого-то кустарника. Теперь наши легковушки в полной мере ощутили на
своей шкуре, что такое "попасть в руки Бога индейцев". Зато грузовичок катит
довольно бодро. Так мы продвигаемся вперед, прямо к горе, время от времени меняя
маршрут по указанию уруквакаме. Как они выбирают путь - полная загадка,
поскольку никаких ориентиров в пустыне нет, повсюду одна и та же голая равнина.
Проехав так около полусотни километров, а дорога становилась все сложнее и
сложнее, мы остановились в каком-то ничем не примечательном месте.
Пища для Татевари
Виррарика мгновенно высыпали из грузовика и принялись за работу. Маракаме
указал им какую-то точку, вокруг которой они сложили свои пожитки, послышался
характерный призыв рожка, и индейцы, снова выстроившись цепочкой, - правда, на
этот раз Лусиано и Антонио остались в стороне, - направились в пустыню. Все
произошло так быстро и неожиданно, что только некоторые из нас сумели
пристроиться к цепочке, остальные же остались у грузовика. Впрочем, так же
поступила и треть индейцев. Колонна бодро продвигалась вперед; время от времени
слышался зов рожка, который подхватывали остальные рожки, - гитара же и скрипка
просто не умолкали. И все это на ходу, с непостижимой верностью ритму и не
замедляя шаг. Было в этом шествии что-то непередаваемо праздничное. Вообще,
стоит мне снова увидеть или вспомнить танец хикарврое, а также свои ощущения при
этом, я каждый раз удивляюсь тому, как индейцы умеют создавать хорошее
настроение, особое - можно сказать, фестивальное - состояние сознания. Ведь это
настроение обычно отождествляется с фиестой - то есть, тем, что мы обычно
определяем как расслабленное, праздничное состояние - или состояние
рассредоточения внимания. Меня уже давно удивляло, что они называют свои
праздники фиестами - фиеста риса, фиеста барабанов, и так далее. Насколько я
сумел понять за это время, - особенно, поучаствовав в этих ритуалах, - их
ощущение праздника радикально отличается от нашего. Разумеется, это радостное,
праздничное настроение и все-таки, это вовсе не "праздничные выходные"
представителей западной цивилизации. Внимание индейцев во время фиесты не
рассеивается - напротив, оно концентрируется в еще большей степени. Таким
образом, они радостны, но вовсе не праздны, не расслаблены. Эта радость часто
внезапно и полностью замещается другими чувствами, например, печалью или
созерцательностью. Виррарика вообще мастерски владеют своим сознанием, они очень
гибки в ментальном отношении, и им ничего не стоит в нужный момент
сконцентрировать внимание. Вот этим и характеризуются их длительные походы -
никаких разговоров, люди движутся ритмично и слаженно, внимание каждого в высшей
степени сконцентрировано, и это благодаря всепроникающей, с повторяющимися
аккордами (но не монотонной), радостной музыке скрипки и гитары, к которым время
от времени присоединяются торжествующие звуки рожков.
Процессия подошла к одиноко стоящему дереву высотой примерно метра два, но
очень ветвистому, и участники окружили дерево, продолжая танец. Примерно через
двадцать минут танец и музыка прекратились, завершившись пением рожков. Один из
хакарерос подошел к дереву и обратился к нему с длинной, прочувствованной речью,
иногда даже ударяясь в плач. Затем он отрезал у дерева ветку, сантиметров
примерно в сорок, ободрал с нее кору, заострил - получилось нечто вроде стрелы.
Этой стрелой он начал указывать на все четыре стороны света, продолжая молитву
Духу дерева. Тут к нему присоединились остальные присутствующие. Затем они
подошли к дереву, срубили его и разрубили на небольшие одинаковые чурки, с
которых также ободрали кору. Прошло, казалось, всего несколько минут, а дерева
как не бывало, зато у каждого виррарика оказался кусок пищи для Татевари. Затем
процессия развернулась и поспешила назад.
Начинало темнеть, пурукеакаме развел костер, обратившись предварительно с
молитвой к духу Огня. К этому заклинанию, такому же, что мы слышали в ночь
исповеди, присоединились на этот раз все мы. Когда все было готово, Антонио
попросил нас, теварис, отправиться спать, так как предстоящий ритуал
предназначался только виррарика. Я же попросил его разрешения прогуляться перед
сном, и он разрешил, наказав только соблюдать осторожность. Мы воспользовались
этой возможностью еще раз потренировать нашу способность к передвижению по
пересеченной местности без фонарей и свечей. Я давно понял, что такая прогулка
позволяет обострить внимание, заставить тело активизировать иные способы
восприятия, нежели зрение, которое тут играет только вторичную роль. Таким
образом, мы слились с окружающей темнотой, чувствуя себя в то же время вполне
уверенно.
Отойдя от лагеря примерно на три-четыре километра, мы сели на землю,
образовав энергетическое кольцо - спинами в круг, лицами наружу. Такое кольцо
позволяет получить обзор местности на 360 градусов и хорошо способствует
соединению внимания всех участников. За тем отклонили головы назад, запрокинув
их так, чтобы соединилось наше восприятие звездного неба. В этом положении мы
оставались около часа, не нарушая тишину ни единым звуком. Наконец, начали
шепотом (чтобы не нарушить голосом энергетический баланс местности)
переговариваться, обсуждая сложившуюся ситуацию. Затем поднялись и вернулись в
лагерь, двигаясь с максимальной скоростью. Все мы ощущали потребность в
движении. Перед тем, как войти в лагерь, мы остановились и выровняли дыхание.
В лагерь мы вошли в полной тишине, и поэтому виррарика нас не заметили -
они о чем-то беседовали. Причем разговор был явно не простой - обсуждалось
что-то важное. Они говорили по очереди - один говорил, а все остальные слушали.
Постепенно мы начали понимать, что они обсуждают подробности маршрута на
несколько следующих дней. Прошло примерно полчаса, и все отправились спать. Было
около двух часов ночи.
Татей Матиниери
Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что виррарика уже грузят свои
пожитки на грузовик. Мы начали быстро паковаться, так как я не сомневался, что
теперь мы немедленно выступим на Хумун Куллуаби. Однако, к моему удивлению,
после того, как вещи оказались погруженными на машины, индейцы, вместо того,
чтобы забраться в кузов, выстроились в длинную цепочку - и мы последовали их
примеру. Зазвучали рожки, и процессия двинулась вперед. Через некоторое время мы
добрались до небольшого поселения, или скорее, скопления ранчо, состоявшего из
нескольких глинобитных хижин и пары кирпичных построек. Обитатели поселка,
похоже, нисколько не удивились появлению из пустыни живописной группы
незнакомцев, судя по всему, это место находилось на обычном пути Паломничества.
Мы прошли через поселок и дошли до прямоугольной площадки примерно триста метров
в длину, окруженную проволочной оградой. Здесь была на удивление пышная для
пустыни растительность. В ограде была небольшая дверь, миновав которую мы попали
на площадку. Перед входом висела табличка, из которой я узнал, что это место
представляет собой храмовое сооружение виррарика, охраняемое Национальным
индейским институтом. Еще было написано, что вход и прогон животных строго
запрещен - под страхом штрафа или даже ареста компетентными органами. Я понял,
что мы в одном из важнейших мест на пути к Хумун Куллуаби. Войдя, виррарика
уселись на земле, скрестив ноги. Теперь-то я понял, почему тут такая
растительность и такой приятный воздух - мы у Татей Матиниери, родника в
пустыне, места обитания почитаемой виррарика Богини Воды (кроме того, она Богиня
озера Чапала в Халиско и побережья Сан Блас, Найярит). Я много слышал об этом
месте. Виррарика упоминали о нем с большим почтением и считали его красивейшим
местом на свете. И в самом деле, оно прекрасно, - не только из-за удивительно
красивого родника и купы деревьев вокруг, чудесного зрелища для пустыни, - тут
была какая-то особая атмосфера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27