Однако что удивляет и даже на первый взгляд возмущает, так это то, что Яхве продолжал демонстрировать свою крайнюю нетерпимость ко всем соперникам. Конфликт разгорается, когда после падения местных царств Израиля и Иудеи и создания сирийского универсального государства в виде империи Ахеменидов бывший бог двух маленьких холмистых княжеств выходит на арену большого мира, стремясь завоевать доверие всего человечества. В этой экуменической фазе сирийской истории нетерпимость Яхве. унаследованная им от провинциального прошлого, противоречит духу времени, несущему новые принципы: «живи сам и жить давай другим» или «сколько даешь, столько и бери». Однако эта архаичная враждебность стала одним из тех качеств, которые помогли ему одержать удивительную свою победу.
Итак, почему же в мистической пьесе, сюжетом которой является открытие Бога Человеку, высшая роль досталась не этерифицированному Атону и даже не имперскому Амону-Ра, а варварскому и провинциальному Яхве, обладающему с современной точки зрения качествами, явно недостаточными для столь великой роли?
Ответ на этот весьма трудный вопрос, по-видимому, можно найти, если учесть один элемент в более позднем понимании Бога в иудаизме, христианстве и исламе. Говоря о таких существенных свойствах Бога, как всемогущество, исключительность и вездесущность, нельзя не отметить их полного отсутствия в примитивном образе Яхве. Однако, несмотря на всю их возвышенность, эти три атрибута божественной природы не более чем выводы человеческого разума. Если человеческая душа, впервые открывшая Бога в интеллектуальном плане, впоследствии обратится к Нему на более высоком уровне, на уровне духовного общения и любви, нет сомнения, что сердце здесь отстает от разума.
Для Человека сущность Бога в том, что Он – Бог Живой, с которым можно вступить в духовный контакт, установить отношения, подобные отношениям между людьми. Сущность Божией природы для души, ищущей путей причастия к Нему, наиболее труднопостижима, ибо Бог постигается идущим к нему умозрительно. Каких-либо физических свидетельств жизни Бога Человеку не предъявляется. Понимание сущности Бога наиболее труднодоступно тому, кто пытается приблизиться к божественной цели интеллектуальным путем. Ищущий Бога на интеллектуальном пути подобен альпинисту, который карабкается на горный отрог, не только самый удаленный от вершины, на которую он стремится, но и самый опасный, с расщелинами и обрывами. Безусловно, человеческой душе, уже причастной Богу, намного легче расширить свое понимание божественной природы через интуитивный религиозный опыт.
Почему же позднее исламо-христиано-иудейское понимание Бога выросло из примитивного образа Яхве, а не из утонченных построений философов? Потому что сущностное свойство Бога «быть Живым» являлось и сущностью Яхве [прим110] [прим110]
В сознании израильтян это свойство «жизни» или «существования» в Боге, веру в которого они унаследовали от своих предков, стало настолько неясным, что постепенно истинная этимология Его имени стерлась, хотя первоначально она отражала Его сущность. Имя Яхве восходит, по всей видимости, к Яхо или Яху. так как именно этот корень встречается в сложных именах собственных, причем не только древнееврейских, но и в некоторых неизраильских именах, датируемых более ранними периодами*.
*Этимология имени Яхве спорна. Традиционное толкование исходит из самоопределения – «Я есмь сущий» (Исх. 3. 14) – с употреблением глагола hwh – «быть», «жить». Существует предположение о том, что зафиксированный в финикийских надписях бог Йево (Яхо, Йао) был верховным (но не монотеистическим) богом кочевых и оседлых племен Ханаана.

.

Архаизм


Архаизм в институтах и идеях

Архаизм, который представляет собой попытку возвратить некоторые былые формы жизни, заставляет идти вспять, сквозь пороги и водопады, в надежде отыскать ту тихую заводь, что поглотила их отцов в смутное время, о чем с горечью повествуют сохранившиеся предания.
Проводя эмпирическое исследование феномена архаизма, мы, возможно, несколько проясним суть дела, если выделим в историческом ландшафте зоны поведения, искусства, языка и религии. Однако мы обнаружим вскоре, что эти четыре области не везде и не всегда сосуществую г. Как мы уже отмечали, чувство всесмешения представляет собой неосознанное, спонтанное чувство, которое иногда проявляется в отрицании традиции, закона, общественного мнения, вкусов и даже совести. В отличие от этого архаизм-это тщательная, хорошо продуманная политика, цель которой – плыть против течения жизни, протестуя против традиции, закона, вкуса, совести, против общественного мнения, что, бесспорно, требует от пловца определенного рывка (tour de force). В сфере человеческого поведения архаизм проявляется в формальных институтах и официальных идеях в большей мере, чем в обычаях. В области языка архаизм охватывает стиль и тематические направления, которые неизбежно находятся под сознательным контролем воли, тогда как лексика, морфология и синтаксис подвластны стихии живого языка, который всегда готов перечеркнуть добрые стремления благонамеренного пуриста.
Мы уже встречались с архаистическими проявлениями «замораживания» ритуала, когда описывали цивилизации, историческая судьба которых была заторможена на пороге жизни. Мы видели, как во времена Плутарха – зенит эллинского универсального государства – ритуальная порка спартанских мальчиков, включенная позже в систему законов Ликурга, вновь возродилась в Спарте, но уже с явными патологическими извращениями, что вообще составляет одну из характерных черт архаизма во всех его проявлениях. В индском мире жертвоприношение лошади, которое первоначально традиционно сопровождало присвоение титула верховного вождя, было возрождено во II в. до н.э. узурпатором Пушьямитрой, победившим Маурьев. а затем – более чем через пять столетий – Гуптами Имеется в виду ашвамедха – чрезвычайно сложный и долговременный ритуал проводившийся еще в ведийские времена. Царь, желавший иметь наследника, выпускал на волю коня и шел с войском за ним, покоряя те страны, где оказывался конь. Поход продолжался год, после чего конь (не обязательно тот же) приносился в жертву особым образом. Ритуал этот, обладавший чрезвычайно высоким престижем, не сопровождал присвоение титула верховного вождя, но, поскольку мог свершаться только законным царем, проводился теми, чья законность была под сомнением: Пушьямитрой, основателем династии Шунгов, и Самудрагуптой (ок. 335-376), преемником основателя династии Гуптов.

. Легко догадаться, что и Пушьямитра. и Самудрагупта стремились возвращением к архаическому наследию предков снять внутреннее сомнение относительно законности их притязаний на власть во вселенском масштабе. И несомненно, именно потеря уверенности в безусловной вечности Рима заставляла императора Филиппа праздновать с невероятной помпезностью традиционные Ludi Saeculares, что в самом разгаре анархии, захлестнувшей империю, казалось глотком свежего воздуха, короткой передышкой Ludi saecularis (столетние игры) – проводившиеся раз в сто лет в Древнем Риме игры, посвященные подземным богам и носившие мрачный оттенок. Радостный характер они приобрели при Августе, который придал им смысл возвеличивания Рима. Император Филипп Араб не справлял в 248 г. столетние игры. а отметил тысячелетие Рима. Столетние игры проходили в 262 г. при императоре Галлиене не сто, а шестьдесят лет спустя после предыдущих.

.
Если от преходящих праздников обратиться к постоянным институтам, то мы увидим, что в эпоху, когда Римская республика была на грани полного исчезновения, после возрождения Ludi Saeculares (в 250 г. или около этого) было восстановлено и древнее учреждение цензоров В обязанности римских цензоров входило, кроме переписи и надзора за нравами, составление списка сенаторов. Поэтому императоры часто возлагали эту должность на себя, а с кон. I в. н.э. слили ее с высшей властью. Сообщение о восстановлении особой должности цензора ок. 250 г. ненадежно.

. А если оглянуться на смутное время, от которого период анархии – III в. н.э. – был отделен веками надежного мира, мы увидим, что Гракхи пытались преодолеть экономический и социальный кризис – тяжкое последствие войны Ганнибала – с помощью восстановления крестьянской собственности. Если пытаться найти соответствующую аналогию в современном западном мире, то можно заметить, что восстановление в Великобритании средневекового института Короны, совпавшее по времени с созданием итальянского «корпоративного государства» После прихода к власти фашистов в Италии в 1922 г. они взяли курс на создание т. н. корпоративного государства: все население было объединено по профессиональному, возрастному и т. п. признакам в корпорации, работавшие под руководством фашистской партии. Эти корпорации считались основными ячейками государства; на своих съездах они выдвигали кандидатов, из которых Высший совет фашистской партии формировал единый список кандидатов в парламент. Если список получал более 50% голосов, все считались избранными. Активная пропагандистская кампания, направленная на повышение престижа Короны – что являлось элементом движения за укрепление распадавшегося единства метрополии, доминионов и колоний, – достигла пика в 1937 г. при праздновании столетия восшествия на престол королевы Виктории.

, было не чем иным, как восстановлением политического и экономического режима средневековой Северной Италии, который действовал и во всей остальной части западного средневекового муниципального космоса, уходя своими корнями в средневековые цеховые союзы. Современное западное фашистское «корпоративное государство» – древнее π α τ ρ ι ο ς π ο λ ι τ ε ι α (установление предков), ставшее мощным средством спасения эллинского мира в период его смутного времени и в период создания эллинистического универсального государства в форме Римской империи.
Принцип π α τ ρ ι ο ς π ο λ ι τ ε ι α предполагает, что вновь созданное политическое учреждение в действительности является старым, возрожденным к жизни после многих лет разрухи и забвения. В истории упадка и падения эллинской цивилизации мы видим, как в течение двадцати лет после надлома 430 г. до н.э. последовательно реализовывалась эта претензия афинскими реакционерами, которые сумели насильно насадить афинскому демосу недолго просуществовавшую олигархическую конституцию 411 г. Режим Четырехсот был провозглашен как возвращение к конституции Клисфена и, возможно, даже к конституции Солона Органом, готовившим законы и следившим за их исполнением в Афинах, был первоначально Совет Четырехсот – по сто человек от каждой из родовых фил – объединений родов. В кон. VI в. до н.э. его сменил Совет Пятисот, по пятьдесят от каждой из территориальных фил, т.е. округов. В 411 г. до н.э. группа аристократов, недовольная Пелопоннесской войной, совершила переворот, добившись передачи власти избранному Совету Четырехсот: год спустя прежнее устройство было восстановлено.

. Аналогичным образом Агис и Клеомен – спартанские цари-мученики, отдавшие свои жизни в борьбе за проведение политики социального и политического архаизма в III в. до н.э., – объявили, что они восстановили конституцию Ликурга и посему их следует приветствовать как реформаторов, а не преследовать. В Риме II в, до н.э. Гракхи пытались – вне сомнения, из самых добрых побуждений, как и их предшественники в Спарте, – учредить Трибунат плебса, возродив его в той форме, в какой on существовал на рубеже IV – III вв. до н.э., когда плебейская imperium in imperio благодаря смелому политическому компромиссу была вновь втянута в римскую политическую систему.
Через сто лет диктаторская власть в Риме была передана бывшему правящему классу архаизмом Августа, архаизмом столь же прямолинейным, сколь наивным был архаизм Гракхов. Убийство приемного отца Октавиана Гая Юлия Цезаря показало, что диктаторский режим, даже если он необходим и своевременен, не может обеспечить безопасность государственному деятелю, способному пойти на преступное насилие в попытках претворить свою идею в жизнь. Признание Римом необходимости диктаторской власти означало бы крушение того класса, в чьих руках последние два столетия была сконцентрирована государственная власть. Судьба диктатора показала, что невозможно было принудить римскую аристократию признать неизбежность такого пути. Приемный сын Цезаря Октавиан не обладал гением диктатора-бога, но у него была великолепная способность извлекать пользу из опыта.
Примеры архаизма и политической жизни Рима весьма многочисленны. Так, реставрация Суллы также была архаистическим рывком. Это была трагедия римских конституционалистов поколения Цицерона и Катона Младшего, ибо они родились в эпоху, когда диктат был незыблем, а бледное подобие сенатского правительства уже казалось явным анахронизмом. Все это говорит о том, насколько силен был архаистический импульс в обществе, отягощенном проблемой самосохранения перед лицом приближающейся смерти.
Если аналогичный анализ проделать на материале истории распадающегося китайского общества, то можно заметить, что здесь архаистическая струя еще более отчетливо выражены, и легко прослеживается не только в государственных учреждениях, но и в личной жизни, охватывая социальные институты и даже идеи.
Вызов китайского смутного времени породил в умах духовный фермент, который проявился как в китайском гуманизме V в. до н.э., так и в более поздних и более радикальных школах «политиков», «софистов» и «законников» В китайской моральной и общественной мысли существовало два течения, проходившие то тайно, то явно через всю историю начиная с V–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167