Критские дорийцы, однако, следовали традиции по инерции и не стремились приспособить унаследованное общественное устройство к условиям нового социального окружения.
Для спартанской системы, как, впрочем, и для оттоманской, характерна изумительная эффективность на первой стадии, затем фатальная закостенелость и, наконец, надлом. Все это явилось следствием абсолютного пренебрежения человеческой природой. Но если мы посмотрим на эти системы под одним углом зрения, то увидим, что в некоторых отношениях напряжение законов Ликурга было не столь безжалостно, как рабская система оттоманов, а значит, вызов Спарты был менее силен.
Например, Спарта никогда не игнорировала прав происхождения и наследования. Свободные граждане-землевладельцы Спарты оказались в прямо противоположной ситуации, чем свободная мусульманская землевладельческая знать. В то время как оттоманские мусульмане исключались из участия в государственной деятельности, а потомкам рабов падишаха запрещалось быть наследниками своих отцов и дедов, вся тяжесть владычества и непростого управления Мессенией легла на плечи свободных детей свободных спартиатов. В то же время внутри спартиатской гражданской системы принцип равенства был не только провозглашен, но и на деле практиковался весьма широко.
Хотя не существовало равенства в богатстве, каждый спартиат получил от государства одно поместье или надел (клер) равной площади или равной продуктивности. На такие участки была разделена после Второй Мессенской войны вся обрабатываемая земля Мессении. Наделы эти обрабатывались закрепощенными местными жителями – илотами. Размеры участка позволяли содержать спартиата и его семью по-спартански, то есть вынуждали быть бережливым и экономным. Среднее число илотов на каждую семью спартиата, по Геродоту, не превышало семи человек. Каждый спартиат, каков бы ни был его имущественный ценз, полностью посвящал все свое время совершенствованию воинских приемов и навыков, а поэтому имущественное неравенство никак не сказывалось на образе жизни [прим51] [прим51]
Некоторое имущественное неравенство между различными спартиатами имело место, несмотря на эквивалентность общественных наделов, потому что на более старых территориях Спарты, где, земля принадлежала спартанским гражданам еще до захвата Мессении, существовала частная собственность, и, если показывали при этом успехи, им открывалась дорога наверх.

.
В вопросе наследования чинов спартанская знать не оставляла за собой никаких привилегий, кроме права быть избранным в совет старейшин – герусию. Верховным органом государства считалось собрание полноправных граждан – апелла, – фактически не игравшее существенной роли. Отборные войска тяжеловооруженных пехотинцев также рекрутировались из спартиатов. Наиболее поразительной чертой системы Ликурга был статут царей. Хотя цари возводились на трон по праву наследования, фактическая власть была в руках военной олигархии. Несмотря на ряд церемониальных обязанностей и второстепенных привилегий, цари наряду с членами их семей подчинялись той же строгой дисциплине, что и остальные спартиаты. Царские дети получали то же образование, что и остальные По законам полулегендарного Ликурга (IX–VIII вв. до н.э.?) все полноправные спартанцы были равны между собой. Равенство поддерживалось самым принудительным казарменным способом: дети с девятилетнего возраста должны были жить в специальных общежитиях-агелах («агела» – греч. «стадо»), взрослые до сорокалетнего возраста могли посещать своих жен только по ночам; все свободные спартанцы-мужчины должны были посещать сисситии – совместные трапезы – с их весьма грубой пищей; регламентировались одежда и даже форма бороды и усов. За соблюдением законов Ликурга наблюдали особые блюстители – эфоры, возводившие свой род к двум сыновьям Геракла и имевшие право наказывать кого угодно, вплоть до царей. Так что знатью, более или менее условно, можно называть лишь царей, эфоров и членов герусии – совета старейшин, избиравшихся пожизненно из числа граждан старше 60 лет.

.
Однако это равенство свободнорожденных не имело ничего общего с равенством по принципу «отец у нас Авраам» (Матф. 3, 9). Свободное спартиатское рождение не гарантировало места в высших сферах общества. Происхождение из знатной семьи, хотя и требовалось для успешной карьеры, не было, тем не менее, обязательным. Слабые новорожденные сразу приговаривались к смерти общественными властями, остальные же обязаны были пройти курс спартанского воспитания. Достигший совершеннолетия и показавший успехи в обучении мог претендовать на заметное место в обществе. Однако те из спартиатов, которые не смогли удовлетворительно пройти испытания, не допускались в аристократическое «братство трехсот» В Спарте ежегодно эфорами назначалось по три старца, каждый из которых должен был отобрать по сто юношей. Принципы отбора неизвестны, но предполагалось, что не вошедшие в число трехсот станут завидовать им и лучше готовиться к обязанностям будущих воинов.

. Наоборот, бывали случаи, по всей вероятности весьма редкие, когда мальчики неспартиатского происхождения проходили курс спартанского образования.
В этом отношении спартанская система, подобно оттоманской, игнорировала привилегию рождения и наследования. Но в некоторых пунктах Ликург игнорировал человеческую природу в еще большей степени, чем султан Осман. Если, например, в Оттоманской империи удовлетворялись рекрутированием детей, родившихся в супружестве, то спартанская система вмешивалась и в сам брак, причем в чисто евгенических целях. Во-вторых, в Спарте вербовка носила универсальный характер, а османы вербовали только часть юношества, и то один раз в четыре года н не во всех провинциях. В-третьих, спартанцы изымали детей из семьи и помешали их в школу в возрасте семи лет: османы же с двенадцати. Наконец, спартанцы превзошли всех, вербуя и воспитывая девочек, и далеко продвинулись в деле уравнивания полов. Для спартанских девочек вербовка также была обязательной, причем они не обучались особым женским манерам и не были отделены от мальчиков, как это было в оттоманской системе рабов-домочадцев. Спартанские девушки, подобно спартанским юношам, обучались атлетике по состязательной системе и обнаженными участвовали в состязаниях вместе с мальчиками на глазах у мужской публики.
Спартанская система воспитания, по свидетельству Ксенофонта, преследовала как качественные, так и количественные цели. Обращаясь к каждому отдельному взрослому мужчине-спартиату, она пыталась регулировать его поведение путем поощрения и наказания. Убежденный холостяк наказывался государством и был презираем обществом. С другой стороны, отец трех сыновей освобождался от воинской повинности, а отец четырех детей – от каких бы то ни было обязанностей перед государством. Пытались регулировать и качества потомства путем подбора супружеских пар по евгеническому принципу. Спартиатский муж получал полное общественное одобрение, если не удовлетворенный качеством потомства, уходил от жены к другой женщине, с которой надеялся получить лучшее потомство. Так же общество относилось и к женщине, если она в аналогичной ситуации выбирала себе другого мужа. Эти отношения описывает Плутарх в «Жизни Ликурга».
В вопросе образования спартанская система также находилась на досемейной ступени, поскольку ребенок воспитывался не в доме отца, где он мог перенять отцовские привычки, навыки, умение, а среди сверстников, оторванный от семьи. Ликургова реформа ввела возрастные классы: дети также распределялись по возрастным группам, причем старшие присматривали за младшими и обучали их. Эти юношеские объединения были первоначальной ступенью подготовки к взрослым «общим столам». Всего было сорок таких «годовых классов»: все члены их были военнообязанными. Высшей точкой тринадцатилетнего образования спартанского мальчика была аттестация для вступления в одни из «общих столов». Процедура принятия во фратрию основана на кооптировании, и единственный «черный шар» означает отказ в принятии. Кандидат, которого кооптировали в «общий стол», оставался бессменным членом его в течение сорока лет. Он вносил регулярные взносы пожертвованиями и деньгами. Предательство или трусость, проявленные на войне, влекли за собой неминуемое исключение из фратрии.
В основных чертах спартанская система сопоставима с оттоманской: те же отбор, строгий надзор и специализация, тог же дух состязательности с применением поощрения и наказания как воспитательного средства. Причем эти методы и средства воздействия не ограничивались сферой воспитания и образования. Они распространялись на все сферы жизни и касались не только детей и юношества, но и охватывали все общество. Подчинение воинской дисциплине для спартиата было обязательным. Служба в действующей армии в общей сложности длилась пятьдесят три года, кроме того, спартиат обязан был безоговорочно выполнять все общественные обязанности, включая и обязанность взять жену. Если янычарам не разрешалось жениться, но при нарушении этого запрета им разрешалось все-таки жить в квартале, где жили женатые, то спартанцы, с одной стороны, обязаны были жениться, а с другой им запрещалось вести нормальный семейный образ жизни, оставаясь в семье и уделяя достаточно внимания дому. Даже свою брачную ночь жених обязан провести в казарме, и, хотя запрет на ночлег дома постепенно ослабевал, запрет на домашний обед оставался в силе и был абсолютным.
Очевидно, что столь сильное давление на человеческую природу не могло не встречать противодействия. Однако система, разработанная Ликургом, была столь совершенна, что противники спартанского общественного порядка наказывались самим обществом, причем презрение к ним было всеобщим и действовало сильнее, чем кнут надсмотрщика.
Однако одно только наказание, сколь бы суровым оно ни было, не может создать героический этос. Спартанский этос складывался под воздействием внутренних и внешних условий, жесткие людские души подвергались столь сильному давлению со стороны общественного мнения, что оказывались одновременно и продуктом, и создателем самой этой общественной системы. Категорический императив в душе каждого спартиата был высшей движущей силой Ликурговой системы и позволял в течение более чем двух столетий пренебрегать человеческой природой.
Это был дух, вдохновлявший спартанские достижения и дошедший в героических рассказах до наших дней. Неподражаемые поступки спартанцев настолько широкоизвестны, что нет надобности пересказывать их. Это и рассказ о Леониде и трехстах спартанцах из седьмой книги Геродота, и история мальчика с лисенком По рассказу Плутарха, один спартанский мальчик поймал лисенка (это, как и многое другое запрещалось, но нарушение запретов, проходившее незамеченным, напротив, поощрялось) и спрятал его в одежду. В это время его вызвал кто-то из старших и завел разговор. Лисенок начал кусать мальчика, но юный герой спокойно внимал беседе, пока не упал бездыханный – лисенок прогрыз ему живот.

, описанная Плутархом в «Жизни Ликурга». Разве эти две истории не дают типический образ спартанского мальчика и спартанского мужчины? Если же обратиться к обратной стороне жизни Спарты, то обнаружится, что спартанские мальчики последние два года своего обучения состояли на секретной службе, призванной контролировать лаконийскую провинцию и действовавшей по ночам, наводя ужас на илотов и, расправляясь с каждым, кто демонстрировал малейшие признаки ума и воли. Вдохновляя своих граждан на невиданный героизм, прославивший их в веках, Спарта одновременно с этим поощряла детскую преступность среди членов секретной службы, обеспечивая их руками власть меньшинства над большинством, которое было готово воспользоваться любым удобным случаем, чтобы уничтожить горстку своих правителей. Ликургова система позволила достичь высот, на которые только способен человеческих дух, разбудив одновременно самые темные глубины его.
Ликургова система во всех своих проявлениях была направлена только к одной цели; и эта цель была Спартой достигнута. При Ликурговой системе лакедемонская тяжелая пехота была лучшей пехотой эллинского мира. Она превосходила эллинские войска примерно так, как янычары превосходили армию западного христианства в дни Бусбека. Почти два столетия эллинский мир боялся встречи с лакедемонской армией в открытом сражении. Тренированность и моральный дух лакедемонян были неподражаемы. Однако односторонний характер развития не мог не сказаться на исторической судьбе Спарты.
Спарта дорого заплатила за свое своеобразие, за то, что в VIII в. до н.э. она избрала особый путь развития, а к VI в. до н.э. застыла с оружием наизготовку, словно на параде, тогда как другие эллинские города продолжали динамично развиваться, что и предопределило дальнейший ход эллинской истории.
Приходится напрягать воображение, чтобы осознать, что братство спартиатов было ранней формой греческой демократии, что раздел пахотных земель Мессении на равные наделы с распределением их между спартиатами имел революционное значение и вызвал конвульсию Афин в следующем поколении. Порыв Спарты, вылившийся в реформу Ликурга, самой этой реформой и был преждевременно остановлен, ибо, изменив облик спартанской жизни, реформа не придала ей стимула к дальнейшему развитию. Творческий акт VI в. до н.э. свершился отнюдь не на землях Спарты. На новый вызов смогли дать достойный ответ те эллинские общины, которые на вызов VIII в. ответили колонизацией заморских земель.
Таким образом, система Ликурга, призванная сохранить власть над илотами, в конце концов заставила Спарту защищаться от всего эллинского мира. Горькая ирония судьбы заключалась в том, что Спарта, пожертвовав всем, что делает жизнь людей привлекательной, во имя одной единственной цели –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167