– Ты кого-то ждешь? Кого-то конкретного? – спросила она. Я проглотил раздосадованное возражение и кивнул. Возможно, я не столь умно себя вел, как сам думал.
Палатина спрятала лицо в ладонях, как всегда наигрывая.
– Мы можем проторчать здесь целую вечность. Как я раньше не поняла? Я давно могла бы уплыть на одном из тех кораблей. Катан, Танаис может появиться только через много месяцев, и он никогда не бывает там, где нужен.
– Танаис сказал, что вернется, когда в Лепидоре наведут порядок.
– А тем временем он будет разбираться с восстанием какого-нибудь клана, или слишком активным жрецом, или чьим-то агентом, и каждый раз он будет по неделям застревать в захолустье.
– Ты бы отправилась в плавание, не посоветовавшись с океанографом? Пусть Танаис не появится, когда нам нужно, но он был там, когда судно исчезло. Если кто-нибудь знает, где оно, то это маршал.
– Что ж, флаг тебе в руки.
Палатина встала, пошла прочь вдоль берега и через минуту скрылась среди кедровых стволов.
– Она становится все невыносимее, – заметила Равенна, глядя ей вслед. – И она знает Танаиса лучше, чем ты.
– Это ничего не меняет. Нам все равно придется его ждать.
– Да знаю, знаю. Но что, если он не приедет? Хочешь застрять здесь на всю зиму, пока инквизиция плетет интриги? Пусть мы одержали победу в Лепидоре, но Сфера очень не любит проигрывать. Оставаясь здесь, мы снова привлечем ее внимание. Лучше всего двигаться дальше.
В ветвях кедра над нами что-то зашуршало – голубь небось, чтоб его черти взяли. Лютня Илессель продолжала играть, и ей вторил хор цикад.
– Начать действия против нас – это значит объявить, что все случившееся не было просто делом нескольких отступников. Тогда люди задумаются, что же случилось.
– Это и так уже все знают, Катан. А фундаменталисты никогда не забывают поражения.
– Кажется, никто вообще поражений не забывает.
– Если это включает наших союзников, тогда почему так мрачно?
Она взяла меня за руку и снова потянулась к книге, но в этот момент послышался резкий треск. Вторая охапка кедровых веток упала на нас обоих, сопровождаемая градом шишек.
– Джерий!
Я замотал головой, вытряхивая из волос кусочки коры, пока Равенна смахивала с себя иголки. Подняв глаза, я увидел ухмыляющееся лицо моего брата, любующегося на нас сверху.
– Ага, я! – торжествующе сказал мальчишка.
Этот маленький озорник сидел на третьей или четвертой ветке и знал, что нам до него не дотянуться, но не успел он больше ничего сказать, как справа от меня раздался придушенный крик.
– Ах, ты негодник… да мне в жизни не вытащить из лютни весь этот мусор!
Задержавшись проверить, что ее драгоценный инструмент не пострадал, Илессель вскочила на ноги, обежала дерево, и тотчас торжествующая ухмылка моего брата сменилась возмущенным воплем: лютнистка вскарабкалась к нему так же легко, как если бы она гуляла по пляжу. Я так и не знаю, где Илессель научилась орудовать отмычками или взбираться на стены и деревья, как простые смертные поднимаются по лестницам, но ее умения не раз оказывались полезными.
– Джерий уверен, что взрослые не умеют лазить по деревьям, – прошептал я Равенне. – Кажется, он больше этого делать не станет.
– Надеюсь, – ответила девушка, стряхивая с себя пыль. – Ты похож на пугало.
– Кто бы говорил. Но этот первобытный вид тебе идет, особенно та ветка в волосах.
Руки Равенны взлетели к ее черным кудрям, прежде чем она увидела мою ухмылку и поняла, что никакой ветки нет.
– Если бы я не знала, то сказала бы, что ты и впрямь родственник Джерия. – В глазах Равенны внезапно появилась грусть, и я вспомнил, что она как-то упоминала о своем младшем брате, убитом приспешниками инквизиции, кровожадными воинами-фанатиками, которые называют себя «сакри» – посвященными, или Святыми воинами. Святые они или нет, они несомненно благочестивы. Благочестивы в своей рьяной преданности религии кровопролития.
Непрерывный поток протестов и извинений шел теперь откуда-то из ветвей кедра. Эти вопли усилились, когда Илессель вновь появилась из-за ствола, крепко держа моего братца за руку.
– Что будем с ним делать? – спросила она меня, стараясь подавить улыбку. Казалось, Илессель органически не способна ни на кого сердиться дольше минуты – за исключением хэйлеттитов. Она ненавидела весь их народ лютой ненавистью, и я догадывался, что эта ненависть как-то связана с ее способностями артистки-эскапистки. Но Илессель никогда об этом не говорила, а мы не спрашивали.
– Можно его окунуть, – предложил я, указывая вниз, на пляж.
– У меня есть идея получше, – заявила Равенна и, подойдя к Илессель, зашептала ей на ухо. Подслушивающий Джерий протестующе взвыл.
– Я принес новости! – закричал он, стараясь привлечь всеобщее внимание. – Но ничего не скажу, если вы меня не отпустите.
– Ладно, тогда отпустим, – согласилась Илессель и, наклонившись, сгребла горсть коры и хвойных иголок. Рассыпав их по волосам Джерия, она отпустила его руку. – Ну и что за новости?
Джерий бросил на нее сердитый взгляд и выпрямился, тряся головой.
– Важные люди прибыли из важного места с важным сообщением.
– Море все еще тут, внизу, – напомнила Илессель, но Джерий ее уже раскусил.
– Огромная манта, – объявил Джерий. – Из Фарассы, с тем белокурым здоровяком Кэнадратом. Он говорит, что у него есть новости из Танета, и вид у него был не очень довольный. Да, и с ним Кортьерес.
– Хэйлеттиты, – сразу сказала Илессель и сунула лютню в дорожный кожаный чехол.
Мы с Равенной переглянулись, и она слегка кивнула. Нас обоих посетила одна и та же мысль.
– Теперь вы будете хмуриться всю дорогу, – посетовал Джерий с нетерпимостью семилетки к проблемам, которые его не касаются.
– Нет, не будем, – пообещал я, выдавливая улыбку. Джерий весело болтал, пока мы спускались по тропинке на пляж – самый короткий путь обратно в Лепидор. Имелась приличная грунтовая дорога, идущая через кедровник к большаку, по которому возят лес, но она извивалась, обходя препятствия, и огибала склон невысокого холма, а мы не хотели терять времени. Я решил, что Палатина вернулась в город, так как не было видно, чтобы она сидела на краю десятифутового утеса – фактически дамбы, – который отделял лес от пляжа.
Вскоре на другой стороне широкой лагуны показался город. Каменные здания в его стенах все еще кое-где стояли в лесах, и многих садов на крышах не хватало. Это было наследие шторма, который мы обрушили на Лепидор больше месяца назад, чтобы, как это ни смешно, попытаться защитить город. Но самые большие повреждения были устранены: стены уже укрепили, и строительство надстройки над воротами между Дворцовым кварталом и Портовым шло полным ходом.
Всю дорогу мои мысли вертелись вокруг новостей Джерия, особенно той, о приезде Олтана Кэнадрата. Мы лишь немного знали его и его Дом, познакомившись с месяц назад, когда они привели нам на выручку свои войска. И хотя мы вознаградили их за помощь, они по-прежнему оставались более или менее неизвестной величиной. Зачем же сын лорда Кэнадрата проделал весь этот путь, чтобы доставить плохие вести?
Мы вошли в город через задние ворота в Дворцовом квартале, подойти к которым можно лишь по деревянной дорожке, проложенной под стенами. Она всегда была повреждена волнами и штормами, но никто никогда не предлагал заменить ее каменной: это дало бы врагам свободный путь в город.
Морские пехотинцы, охраняющие задние ворота, с любопытством посмотрели на нас, когда мы приблизились.
– Принимали пылевую ванну, эсграф? – спросил один из них, скользнув взглядом по волосам Равенны.
– Мой брат возомнил себя садовником, – ответил я, прежде чем пехотинец успел сказать что-нибудь двусмысленное. – К сожалению, он не потрудился глянуть, что за дерево он стрижет.
– Тогда приходи, подрежешь мою оливу. Она огромная, тебе хватит работы на неделю, – предложил Джерию другой стражник, и его бородатое лицо раскололось в широкой усмешке. – Доброго вам дня.
Задние ворота вели на узкую улочку в двух шагах от. дворца. Все двери домов были распахнуты из-за жары, и два старика, играющие в карты в тени узкой колоннады, приветствовали нас, когда мы проходили мимо. Здесь, в городе, было прохладнее, его заслоняли от солнца трех– и четырехэтажные здания и выстиранное белье, развешенное поперек улицы на веревках и шестах. И повсюду слышался мягкий плеск фонтанчиков в нишах и на углах улиц. Некогда эти фонтаны были основным источником воды для города, но с тех пор, как идея водопровода – быстро воплотившаяся в реальность – достигла Лепидора около пятидесяти лет назад, их главным назначением стало освежать воздух летом.
Еще два морпеха, дежурившие на воротах дворца, махнули нам, пропуская всех в побеленный задний дворик. После вторжения режим охраны усилили, но меня проверять все равно не надо было. Как и дома, дворцовые ворота покрывали строительные леса, и двери были еще не закончены. Деревянные баррикады возводились и шумно сносились в сумерки и на заре.
– Пришли, наконец! – раздался голос Палатины. Она стояла на галерее наверху лестницы, поднимающейся по правой стене. – Ты что это вытворяла, Равенна? Пыталась покрасить волосы?
– Это все Джерий, – сказал я, когда мой брат понесся наверх впереди нас.
Мой отец и его гости в приемной зале, сообщила нам Палатина. Она озабоченно хмурилась, но выглядела более оживленной, чем за все последние дни. Мы с Равенной, как смогли, вытрясли пыль из волос, используя вместо зеркала полированное бронзовое блюдо.
– Ну сколько можно прихорашиваться! – в конце концов не выдержала Палатина. – Кто является без предупреждения, не ждет от хозяев безупречного вида.
Я бы не беспокоился, если бы это был просто Кортьерес, старинный друг моего отца, но с Кэнадратом я встречался только один раз. И тогда я не произвел хорошего впечатления: весь в синяках, с ввалившимися глазами и в длинной мантии, скрывающей багровые следы на руках и ногах. Сейчас я выглядел определенно лучше.
У двери в приемную залу ждал слуга, и он объявил нас без всяких формальностей.
– А, вот и вы! – воскликнул отец, отрываясь от разговора с двумя гостями.
– Приветствую вас, эсграф Катан, – сказал один из гостей, делая обычный церемонный поклон человеку равного положения. – Рад видеть вас в добром здравии.
Я поклонился в ответ, абсурдно сознавая, что все они трое намного выше меня. Олтан Кэнадрат, который приветствовал меня, имел светлую кожу и белокурые волосы, редкие на любом континенте, не говоря уже об экваториальном Танете. Моя вторая встреча с ним лишь подтвердила мое впечатление, что этот человек занимается не своим делом. С его гладкой бородой и усами и таким богатырским сложением ему следовало быть северным пиратом, из тех, что скитались по Архипелагу в былые времена, селясь в ныне исчезнувших первобытных лесах Тьюра.
– Он прав, Катан, – с дружеской улыбкой заметил Кортьерес. – В последнюю нашу встречу ты выглядел ужасно.
Приветствия закончились, Палатина раздала напитки, и Олтан сообщил нам с Равенной свои новости.
– Хэйлеттиты захватили Юкхаа и заняли Дельту, – без обиняков сказал он. – Теперь мы потеряли все материковые территории, и тридцать тысяч хэйлеттских солдат расположились лагерем у нас под носом.
– Танет есть Танет – все торговые лорды носятся с высунутыми языками, стараясь раздобыть товары, пользующиеся у хэйлеттитов спросом, – язвительно заметил Кортьерес.
С виду походя на медведя, он отличался острым умом и обычно был гораздо тактичнее моего отца. Олтан не обиделся на этот выпад.
– Боюсь, граф прав. Мы с лордом Барка настаивали на военной акции, но другие Дома не расположены нарушать то, что они считают новым статус-кво.
На минуту в зале воцарилась тишина. Любой человек с каплей здравого смысла понимал, насколько это плохая новость. Пусть Танет – торговый город на островах, но он все равно очень близко к материку, а армия хэйлеттитов пока что оказывалась непобедимой. Будущее Л епидора, как и будущее большинства других кланов, зависит от свободного Танета, управляемого торговыми лордами. Он не сможет оставаться торговым центром под военным правлением хэйлеттитов, особенно если они последуют своей обычной политике разграбления захваченных городов. От моего хорошего настроения не осталось и следа.
– Они вообще ничего не делают? – поинтересовалась Равенна.
Олтан покачал головой.
– Совершенно ничего. Конечно, Совет Десяти направил протест королю королей, но это пустая трата чернил.
– Хэйлеттиты готовятся штурмовать город?
– Еще нет, – ответил Олтан. – У них по-прежнему нет флота. Они могут затруднить нам жизнь, но больше ничего. Пока.
И тут я понял, почему наследник Кэнадрата, одного из крупнейших Домов в Танете, проделал весь этот путь на север. Лепидор владеет самыми крупными месторождениями железа в Океании, а скоро станет еще и крупнейшим производителем оружия. Олтан хотел добиться, чтобы наше оружие не шло хэйлеттитам.
– Это что-нибудь меняет? – спросил я отца.
Он снова облачился в просторную зеленую мантию, которая некогда была парадной и знала лучшие дни. Клан не должен видеть, сколько вреда причинил яд, считал отец, и носил эту мантию, чтобы создать впечатление, будто он не истощен. Почти все знали обратное, но никто ничего не говорил. Знаменитые целители Кортьереса заверили нас, что со временем отец восстановит потерянный вес.
– Перспективы торговли оружием становятся для нас сомнительными, – ответил он. – Поскольку оружие, отправленное в Танет, может оказаться в нежелательных для нас руках, поставка его туда начинает выглядеть не такой уж хорошей идеей.
«В нежелательных для нас руках». Отец говорил не только о хэйлеттитах. Да, они представляют непосредственную угрозу, но за ними стоят жрецы – Сфера с ее мечтами о священных походах и крови. Сфера уже пыталась захватить Лепидор по той же самой причине – чтобы производить оружие для нового похода. После всего, что мы пережили, продавать оружие ее союзникам мы ни за что не станем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67