– Палатина рассказала, что с ней случилось, как она сбежала из Фетии?
– Она не помнит, но я знаю, что ее подобрал… – начал я и заставил себя остановиться. – Я ее не предам. Ты можешь оказаться из тех, кто пытался ее убить. Я ничего больше не скажу.
– Отлично, – без всякого выражения ответил незнакомец и встал, убирая меч в ножны. – Я уверен, новому генерал-инквизитору будет очень интересно услышать, что высокопоставленная калатарская еретичка остановилась в гостинице на площади Бекал. – Он пошел к короткой лестнице, ведущей из библиотеки.
Мое сердце на секунду остановилось, и я в ужасе уставился на незнакомца. Конечно, он не… Но он уже собирался открыть дверь.
– Нет! – отчаянно крикнул я, бегом кидаясь к лестнице в бездумной попытке задержать его. Я резко остановился, даже не коснувшись незнакомца, когда его меч хищно сверкнул у меня перед глазами.
– Я не произношу пустьгх угроз, Катан, – с безжалостной улыбкой проговорил незнакомец. – Готов ли ты пожертвовать своим драгоценным достоинством, чтобы ее спасти? – Не двигаясь с места, он похлопал меня по плечу острием меча, и я воззрился на него с недоумением.
– Ты, гад… – пролепетал я, давясь словами, когда понял, наконец, что имеет в виду незнакомец.
– Меня хорошо обучили, – ответил он, ожидая.
Наполненный слепой, вулканической яростью, я едва не бросился на него, несмотря на меч и его превосходящую силу. Но он легко победил бы, а затем…
Я очень медленно опустился на колени перед деревянной площадкой лестницы, моя голова оказалась на одном уровне с концом его ножен. Дважды я был в подобном положении, но оба раза я был связан, и те, кто взял меня в плен, значительно превосходили меня числом. И хотя на этот раз я не думал, что мне грозит опасность, я чувствовал себя гораздо хуже, ибо вынужден был покориться одному-единственному человеку, который даже не был магом.
– Ну?
– Чего ты хочешь? Чтобы я извинился или умолял?
– Проси, – молвил он единственное слово.
Я убью этого человека, кем бы он ни был. Только эта мысль давала мне силы, пока я произносил следующую фразу:
– Я прошу… я прошу тебя не говорить Сфере о Палатине. Останься, и я расскажу все, что ты хочешь знать.
Долгую минуту незнакомец стоял на площадке, пока я смотрел на него снизу вверх в пожирающей, бессильной ярости. Затем, очевидно, насладившись моими мучениями, он отпустил дверную ручку и направился к своему стулу.
– Не трудись вставать, Катан, просто повернись кругом и посмотри на меня.
Когда я неохотно подчинился, он сидел, словно на Дельфиньем троне, а не на простом деревянном стуле в провинциальной библиотеке.
– Теперь ты расскажешь мне о Палатине все, что я потребую.
Его допрос был сравнительно коротким, принимая во внимание всю предшествующую возню, но, казалось, он продолжается целую вечность. Когда незнакомец закончил, мои колени ныли от твердого каменного пола, но я по-прежнему был зол, как никогда раньше. Незнакомец снова встал и пошел обратно к двери. Не осмеливаясь подняться, я вернулся в прежнее положение, вытягивая шею, чтобы видеть его.
– В данный момент Палатина менее важна для меня, чем ты, Катан. Меня больше интересует не она, а ты. Я знаю, кто такая Палатина, и что она за человек, но ты – другое дело. Я пришел, чтобы успокоить свою душу, но этого не произошло.
Его фигура на секунду расплылась, словно я смотрел на него из-под воды. Затем чужеземного вида агент из посольства превратился в другого человека, чуть меньшего роста, но гораздо более устрашающего: стройного, с черными волосами, изящным точеным лицом и бирюзовыми глазами, сверкающими от нечестивой страсти. Он был чуть шире в плечах, чуть выше и куда более властным, чем было бы мое зеркальное отражение.
В первый раз я испугался по-настоящему.
– Возможно, теперь ты узнаешь меня, Катан? Тебе знакомо это лицо? Это лицо единственного законного коронованного императора Аквасильвы. Это со мной ты говорил, это передо мной ты стоишь на коленях – первым из многих в этом мире, которых тебе следует бояться. Ты снова увидишь моего агента, когда снова увидишь меня.
Нас ждут времена, когда ты очень захочешь снова оказаться здесь, Катан. Если ты проживешь достаточно долго, наши пути вновь пересекутся. Ты в ужасе от Сферы, но теперь у тебя появился гораздо больший повод для страха. Однажды ты явишься к моему двору и встанешь на колени передо мной лично, потому что если ты не явишься и мне придется доставить тебя туда силой, ты пожалеешь, что родился на свет.
Сейчас я дам тебе отсрочку. Но помни, я знаю, что ты существуешь, и я всегда буду с тобой. Куда бы ты ни поехал, где бы ты ни пытался спрятаться, кто-то тебя найдет. Возможно, я, возможно, инквизитор. Постарайся не забыть.
Его образ затуманился, и передо мной опять возник чужеземный агент. Не говоря больше ни слова, он вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Это было невозможно.
Но это произошло. Как бы он это ни сделал, это была не иллюзия. Теперь я знал, хоть это слабо утешало, что это был не просто какой-то незнакомец, способный управлять мной так умело.
Это был император Оросий.

Глава 7

После ухода Оросия я доковылял до своего стула и долго сидел, не шевелясь. Когда шаги агента замерли вдали, в библиотеке стало тихо, только откуда-то из глубины здания доносился слабый немелодичный свист. Какой-то ученик скучал за работой, совершенно не ведая о том, кто только что был в этой комнате. Вернее, чье ПРИСУТСТВИЕ здесь было.
Предполагается, что это невозможно – то, что сделал император всего минуту назад. Многое невозможно, если верить магам, которые меня учили. В том числе соединение умов и воздействие на шторма.
Однако в этом городе – и, вероятно, в остальном мире – были люди, которые никогда не слышали об этих правилах. И были такие, для кого, если верить рассказам, никакие правила не имели значения. Первым среди них был человек, с которым я только что разговаривал, если «разговаривал» – это правильное слово.
Еретический совет в своей ревностной заботе был прав в одном. Сохранить анонимность гораздо труднее, чем мы себе представляли. По крайней мере для нас троих. Возможно, без осложнений с императором проблемы бы не было. Но, как известно, некоторые вещи уходят корнями в семьи, и магия – одна из них.
Я уставился на книгу на столе, стараясь не поддаваться панике. Когда еще такое бывало, чтобы все шло наперекосяк? Два дня в Рал Тамаре, а мы уже столкнулись со Сферой и императором. Говорят, неприятности ходят по трое, и мне не хотелось думать, кого еще мы могли бы здесь встретить.
Отчет о плаваниях «Откровения» лежал там, где положил его агент императора, открытый недалеко от того места, где я читал; страницы перевернулись сами по себе. Пытаясь отвлечься, я снова взял книгу и вяло перелистал к тому месту, на котором остановился, но это не помогло. Через минуту я поймал себя на том, что снова гляжу в пространство и думаю о словах Оросия.
Глупо предполагать, что император не уловит связь между «Откровением» и «Эоном». Вероятно, он знает об «Эоне» больше, чем любой из ныне живущих людей. Кроме Танаиса, но сможем ли мы его найти вовремя? Оросий не захочет, чтобы кто-нибудь другой завладел «Эоном». Слишком опасно для человека, который стремится господствовать на море. Фетийское военно-морское превосходство ушло в прошлое вместе со многими славными достижениями Империи, ныне утраченными, но Оросий просто бредил его возрождением.
Потом, с запозданием, я понял еще одну вещь. Которая озадачила и обеспокоила меня в равной мере.
Однажды ты явишься к моему двору и встанешь на колени передо мной лично.
Нет, на самом деле я понял две вещи. Одна была лишь предполагаемой, другая – вопиюще очевидной, и этой последней я все время боялся. Оросий играючи мог управлять мной, и если агент не был магом, то император им несомненно был. Не составило бы никакого труда отвести меня обратно к посольству и переправить на корабле в Селерианский Эластр. Только психомаг мог бы использовать магию, чтобы сделать это, но имелись другие, более изощренные способы.
Однако один пункт выделялся, как бы я его ни толковал.
Император меня отпустил. Я все еще был здесь, потому что он так решил, потому что он пока не хотел возвращать меня в столицу.
Чтобы осознать вторую вещь, более тонкую, мне потребовалось гораздо больше времени. По какой-то причине моя поездка туда была важна. Почему? Почему Оросий хотел видеть меня в Селерианском Эластре? Какова бы ни была причина, он решил, что это может подождать. Но я уже начал догадываться, в чем дело. Эта мысль таилась у меня в подсознании с тех пор, как я оставил Лепидор.
«Наша фетийская система правления – источник недоумения для остального мира, – писал иерарх Кэросий больше двухсот лет назад. – Тогда как другие государства могут называться республиками или монархиями, мы – ни то, ни другое, или нечто среднее. Хуасский делегат в Ассамблее однажды сравнил ее с осьминогом, существом, чьи конечности трудно сосчитать, и на вид они слишком многочисленны для того, что им нужно делать. Думаю, это лучшая аналогия, что мне доводилось слышать, хотя один человек однажды предложил мне изменить ее на двухголового осьминога. Не знаю, льстил он или шутил, и, боюсь, у меня никогда не будет возможности спросить. Прелесть этой системы, на мой взгляд, в том, что любой человек, пытающийся захватить власть, так запутается, пока будет расправляться с каждой частью, что в конце концов просто сдастся. Я сам пару раз жалел, что не могу сделать того же.»
Даже Палатина в своем импровизированном инструктаже в Лепидоре многое пропустила, лишь вскользь упоминая Ассамблею и императора. При всей его власти положение Оросия всегда было шатким, что он, очевидно, хотел изменить. И самой поразительной особенности фетийской системы, самой большой узды на императорской власти не существовало больше двух веков. Не было ни иерарха, ни имперского Священного Ордена со времен Кэросия.
Я все больше ощущал необходимость поговорить с Танаисом, но сомневался, что найду его. Я только надеялся, что мы достаточно для него важны, чтобы Танаис сам предпринял активные поиски. Кажется, Палатина была его протеже, и два месяца назад в Лепидоре маршал говорил, что ему о многом нужно нам рассказать.
Все, на океанографию у меня уже не было терпения. Еще будет возможность вернуться сюда и изучить то немногое, что здесь есть, но за окном стоял ранний вечер, и мое внимание рассеялось. Я аккуратно поставил книги на полки, сложил все еще чистые листки бумаги, которые принес на случай, если потребуется что-то записать, и ушел из библиотеки.
Рашала в кабинете не было, и единственный океанограф, кого удалось найти – женщина, засидевшаяся допоздна в лаборатории, – не знала, где он. Я попросил ее передать Рашалу мою благодарность и вышел из здания гильдии в прозрачный вечерний воздух Рал Тамара. Даже в середине зимы он оставался приятно теплым, и повсюду загорались матовые изошары, освещавшие улицы. Рал Тамар совершенно не походил ни на один из городов, в которых я прежде бывал. Но это очарование присуще исключительно Рал Тамару или всему Архипелагу? Палатина и Равенна, которые провели на Архипелаге большую часть своей жизни, вероятно, знают ответ.
Я должен еще кое-что решить. Расскажу ли я им, что случилось? Надо бы рассказать, но тогда Палатина заявит, что в Фетии тоже небезопасно, и в итоге мы вообще ничего не будем делать. Рантас знает, в мире достаточно мест, которых мы должны избегать. И еще неизвестно, что сделает Палатина, когда узнает о причастности императора. Вторжение в Л епидор изменило ее, и не в лучшую сторону.
Я рассеянно брел вдоль берега, потом свернул на главную улицу, теперь свободную от слонов и интенсивного движения, которые днем угрожали меня задавить. Шум порта давно стих, и корабли застыли у своих причалов, опустевшие, если не считать вахтенных, которых несчастливый жребий оставил скучать на борту, пока их товарищи развлекаются на берегу.
В подводной гавани еще горели огни, и я невольно вздрогнул, когда увидел две фигуры в капюшонах, совещающиеся в дверях, черные силуэты на фоне желтоватого света. Что они делают здесь так поздно? Проверяют, нет ли в гавани неверующих, не пытаются ли еретики сбежать с их кораблем? Никто бы не решился на такое и в самые лучшие времена, а тем более после утренней демонстрации силы.
Я ускорил шаг, стремясь убраться от них подальше. Конечно, это был не разумный поступок, а инстинктивная реакция, которую я не смог подавить. Однако не было ни крика: «Еретик!», ни топота бегущих ног. И почему они должны были быть? Два жреца, беседующие о каком-то мелком административном вопросе – какое им дело до прохожих?
Пока я поднимался к центру города, мне всюду попадались на глаза выставленные из домов столы и стулья. Вместе с лампами, висящими на деревянных рамах, они создавали ту самую особую атмосферу на улицах и площадях, превращая оживленный большак в бульвар кофеен и таверн. Многие из них принадлежали частным домам и были местом, где члены родственных семей, составляющих этот Дом, могли посидеть на воздухе перед вечерней трапезой. Но так же много кофеен были открыты для всех. В конце концов Рал Тамар – крупный торговый центр.
Открыты для всех теоретически, но, как я постепенно заметил, не в каждой из них можно было найти жителей континентов. В Рал Тамаре, как везде, имелись тонкие различия в некоторых районах, места, где приезжих не жаловали. Апелагов, несмотря на учтивость, обвиняют в чрезмерной обособленности и нетерпимости к чужакам, и похоже, эта репутация оправдана. Конечно, мы не имели никаких проблем, ведь внешне нас ничто не связывало с жителями континентов, но я видел, что явных иноземцев принимали в лавках и тавернах несколько иначе.
Даже здесь, в Рал Тамаре, как уже говорилось, наименее апелагском из островных городов, существовали подводные течения. О том, на что в таком случае похож Калатар, думать не хотелось.
Наконец я добрался до нашей гостиницы, решив вообще не упоминать о сегодняшнем происшествии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67