Элинор уже готовит обед.
– Готовит обед? – удивилась Хоуп.
– Мы пока можем пойти пообедать в «Оберж», – заметил Чейз. – Что бы там ни делала Элинор, это подождет. Просто она была так рада, что ты пожелала повидаться с ней, включила ее в круг семьи. Она решила приготовить что-нибудь вкусное, подумала, что, возможно, в первый вечер ты захочешь остаться дома.
– Пожалуй, я и вправду предпочту остаться дома.
– Хорошо. Тогда пошли – Элинор ждет не дождется тебя.
Взгляд его серых глаз остановился на Кэсс, и мгновение они молча сражались за обладание ее багажом и правом внести его в дом. Чейз не сомневался, что одержит победу, а Кассандра снова стала радужным видением – нежным, изящным, очень одиноким и независимым.
– Это касается и вас, Кассандра. – Голос Чейза звучал мягко. – Элинор вас тоже ждет не дождется.
Слова его оказались правдой, потому что Элинор сама повторила это ровно через сорок пять минут после того, как они вошли. К этому времени Кэсс нуждалась в одобрении, как никогда прежде.
Она стояла в глубокой, похожей на альков оконной нише просторной спальни, находившейся рядом со спальней Хоуп. Из этого алькова ей были видны виноградники и ленты фольги на них, блеск которых был столь похож на блеск алмазов. Внизу, в саду, Чейз и Хоуп прогуливались, подставляя лица неярким лучам заходящего солнца.
– Тук-тук, – пропела Элинор, появившаяся в дверях. – Можно?
– О, конечно!
Элинор Мак-Брайд являла собой некую современную смесь сказочной крестной и Санта-Клауса, этакую миссис Санта-Клаус, и каждый из этих двух элементов ее натуры был самого высшего качества. Веселая, прямодушная, мудрая, она, едва вплыв в комнату, тотчас же поняла, что у Кассандры на уме, и всплеснула руками.
– Вы даже не распаковали вещи! Разве в платяном шкафу нет вешалок?
– Есть. Конечно, есть. Просто…
Просто я должна уехать.
Кассандра еще не представляла, как сумеет исчезнуть, едва появившись. Разумеется, такое исчезновение больше подвластно сказочным крестным – уж они-то все бы сделали в мгновение ока. И глаза крестной, добрые, ласковые, проницательные, уже смотрели на нее.
Но вместо того чтобы ускорить исчезновение Кэсси, Элинор собиралась убедить ее остаться.
– Как хорошо, что вы здесь, Кассандра! Вы поможете Хоуп пережить это лето. Для них обоих очень полезно ваше присутствие; я имею в виду Хоуп и Чейза.
– И Чейза?
– Вне всякого сомнения. Его главная забота в жизни – это Хоуп. А как же иначе? Но ведь Чейз Тесье несет ответственность не только за нее, но и за владения, за виноградники и виноделие. Эта весна была дождливой, и прогнозы обещают жаркое лето; урожай винограда будет хорошим. Чейзу решать, когда начать уборку в виноградниках Тесье. Тут вызревают разные сорта – от «канерос» до «мендосино», не говоря о местных. Кстати говоря, Чейз – самый лучший винодел в наших краях. – В чуть подсвеченных золотым закатом сумерках слова Элинор звучали с наивной гордостью. – В этом году винодельческой фирме Тесье исполняется сто лет, и здесь будут пышные торжества. Приедет бог знает кто, даже киношники, как будто Чейзу нужны лишние хлопоты! Но если здесь будете вы, Кассандра, Чейз сможет по-настоящему порадоваться обществу Хоуп и не тревожиться так сильно, если обязанности вынудят его отлучиться. Поверьте, все будет великолепно.
«Если все это не ложь», – мысленно добавила Кассандра. Он замечательный, но Хоуп она не нужна, а Чейзу и подавно. А вдруг Элинор все-таки права и она не будет здесь лишней?
– Чейз – удивительный человек, Кассандра. Он чудесный брат, чудесный друг и внук, чудесный винодел.
Я знаю, Элинор. И дело не в нем, а во мне. Во мне. Неужели это так непонятно?
Но Элинор это понятно не было. И вовсе не потому, что ее зрение сказочной крестной оказалось несовершенным. Она не замечала трагических недостатков внешности Кассандры, потому что Элинор Мак-Брайд не была ни сказочной крестной, ни миссис Санта-Клаус. Она была просто доброй и хорошей женщиной и теперь терпеливо ждала ответа Кассандры.
Кэсс пробормотала что-то невнятное, выражающее согласие со словами Элинор, но сделала это, скорее, из вежливости, потому что вовсе не была убеждена в ее правоте.
– Вы знали Чейза с рождения?
– Не совсем так, но добрых восемнадцать лет, пожалуй. Чейзу было восемь, когда родилась Хоуп. Хотите расскажу, как мы познакомились?
Элинор не стала дожидаться ответа Кассандры; должно быть, она приняла ее молчание за согласие или почувствовала, что Кассандре это интересно. Без суеты добрая женщина направилась к платяному шкафу, вынула из него несколько вешалок и посмотрела на Кэсс, после чего устремила коварный взгляд на постель, где прямо на одеяле стояли дорожные сумки Кассандры. Давно выцветшие, они были похожи на армейские вещевые мешки из грубой ткани, какие носят солдаты-десантники под стать своим камуфляжным костюмам.
– Почему бы вам не распаковать вещи и не повесить их в шкаф?
Была ли Элинор настоящей сказочной крестной или только притворялась, но на Кэсс ее слова оказали магическое воздействие. Совершенно против воли ее ноги шагнули к постели, а руки потянулись к мешкам на одеяле.
– О! Это так подойдет для сегодняшнего вечера, – раздался возглас Элинор, когда Кассандра извлекла из сокровищницы свое праздничное оперение – лиловый комбинезон с широким кушаком.
В течение нескольких минут Кэсс оставалась беспомощной и послушной марионеткой в руках Элинор. Впрочем, она не чувствовала от этого никакой неловкости; напротив, ее руки, полностью подчинившись воле Элинор, проворно распаковывали вороха пышных юбок и прозрачных блузок всех цветов и оттенков, как будто она уже принадлежала к кругу людей, живущих здесь, стала одной из них.
И все же ей были непонятны причины, по которым Элинор так настаивала на ее присутствии.
– Вы собирались рассказать мне, как познакомились с Чейзом.
И какой он замечательный, этот человек, не верящий, что я друг Хоуп, и желающий, чтобы я уехала отсюда поскорее и навсегда…
– О да. Мой муж… – Элинор запнулась, словно погружаясь в воспоминания.
– Его звали Эндрю, – мягко напомнила Кэсс. – Хоуп мне рассказывала.
– Да? Рассказывала? Хоуп его помнит?
– Ну конечно.
– Вы славная девушка, Кассандра Винтер. Но ведь Хоуп было всего четыре года, когда она в последний раз видела моего Эндрю. Как она может его помнить?
– И все же помнит. Она рассказывала, какими счастливыми были те времена.
Элинор, пытаясь овладеть собой, помолчала, потом начала свою историю.
– Да, это и правда были счастливые времена. Я никогда, должно быть, не пойму, почему Жан-Люк Тесье решил включить нас с Эндрю в круг своей семьи. Но он это сделал, и я всегда буду ему благодарна.
– Жан-Люк? – эхом отозвалась Кассандра. – Это был их дед?
– Да. Чейз называл его «гран-пер», по-французски «дедушка». Его ласковое прозвище стало теперь известно всем в стране винограда и виноделия.
Мы были здесь новыми людьми. Эндрю работал главным редактором в местной газете, а я пекла пироги и торты, готовила изысканные десерты, которые потом продавала в городе. У нас не было детей, хотя мы очень старались ими обзавестись. Эндрю клялся, что никогда не делился своей печалью с Жан-Люком, который в то время был всего лишь случайным знакомым. Но уж не знаю почему, когда родилась Хоуп – и как оказалось, должна была прожить здесь некоторое время, – гран-пер начал приглашать нас в свои владения, и мы постепенно стали членами его семьи. Как только у нас выдавалась свободная минутка, мы оказывались здесь, с гран-пером и его внуками.
Элинор задумчиво смотрела на ярко-синюю блузку, которую держала в руках, словно в яркости и ослепительности этой вещи отразились те счастливые дни.
– Жан-Люк как Питер Пэн – он не хотел становиться взрослым. Во всяком случае, тогда. Впрочем, и мы тоже. В нашей веселой и проказливой пятерке Чейз казался самым старшим, но даже и он часто веселился и шалил вместе с нами.
Мы все сразу стали взрослыми, когда умер Жан-Люк. Буквально через несколько дней уехали оба – и Чейз, и Хоуп.
Элинор помолчала.
Кассандре потребовалось несколько секунд, чтобы услышать внезапно наступившую тишину, понять сказанное Элинор, переварить и сопоставить с тем, что рассказывала Хоуп.
– Чейз вернулся сюда.
– Так он убегал из дому? Убегал отсюда?
– О нет. Убегать было не в духе Чейза Тесье даже в двенадцать лет, когда рухнул весь его мир. Ведь Чейз уже тогда был взрослым. Он просто сказал Френсис, что собирается жить в Напа вместе с Хоуп. Френсис согласилась и обещала, что Хоуп последует за ним, когда станет чуть старше. Конечно, Френсис не очень-то верила в то, что говорила тогда. Сюда приехал Виктор и вел переговоры с агентами о продаже имения.
– Виктор собирался продать свои владения?
– Ну да. Но Чейзу каким-то образом удалось отговорить его от этого.
Хоуп ничего подобного ей не рассказывала. Впрочем, едва ли девочка четырех лет могла знать все детали этого дела. Со слов подруги получалось, что после смерти деда никогда ни один из Тесье, кроме Чейза, не жил здесь, но Френсис, Виктор и Хоуп изредка наезжали в имение.
Хоуп в возрасте четырех лет поселили в Нью-Йорке, на Манхэттене, где жил Виктор. Позже, когда Френсис была занята писанием своих бестселлеров, а Виктор гастролировал со скрипичными концертами по всему миру, Хоуп кочевала по пансионам и частным школам – тем же самым, в которых в свое время училась ее мать. На лето Хоуп часто посылали в какой-нибудь лагерь, а другие ее каникулы семья обычно проводила в роскошном отеле, на вилле или яхте.
Так рассказывала сама Хоуп. В это пестрое житье вплетались письма Чейза, его телефонные звонки и иногда совместные путешествия.
Чейз… В воспоминаниях Хоуп о своем детстве, которыми она делилась с Кэсс, он всегда был старшим братом, уверенным в себе, собранным, зрелым.
На мгновение Кассандра нахмурилась, потом улыбнулась.
– Итак, значит, Чейз жил здесь с вами и Эндрю.
– Чейз к тому времени уже испытал горечь многих потерь – Хоуп и гран-пера. Думаю, он боялся слишком сблизиться с нами и привязаться из страха когда-нибудь потерять и нас. Он остался с несколькими слугами, которых и знал-то не очень хорошо, пока не вырос настолько, что смог жить здесь один.
– Но вы бывали у него и виделись с ним.
– О да. Я настаивала на том, чтобы он первым пробовал мою стряпню, а Эндрю давал ему читать свои статьи, прежде чем печатать их.
Когда Элинор, во время рассказа машинально перебиравшая вещи, дошла наконец до черного свитера, сброшенного Кассандрой, лицо ее помрачнело, будто то, что она держала, навело ее на мрачные мысли.
– Это случилось, когда Чейз уже вполне мог жить один… Он попросил нас поселиться с ним.
– Эндрю тогда… заболел?
– Заболел, – откликнулась Элинор, не отрывая глаз от черного свитера и будто обращаясь к этой черноте. – Странное слово, правда? Болезнь Альцгеймера – страшная болезнь; ведь за три месяца до смерти он был вполне здоров.
Элинор подняла глаза на Кассандру:
– Как бы то ни было, но именно тогда Чейз предложил нам поселиться с ним. И когда мы… то есть я отказалась, он стал время от времени заезжать к нам и помогать. После смерти Эндрю Чейз предложил мне работу; собственно говоря, он придумал ее для меня специально.
– «Синий ирис».
Элинор улыбнулась:
– Значит, вы с Хоуп и об этом говорили?
– Надеюсь, вас не обидела ее откровенность со мной?
– Конечно, нет. Это даже очень мило. Но готова спорить, что Хоуп… не говорила вам, потому что откуда ей было знать… Решение Чейза открыть магазинчик сувениров и дегустационный зал не имеет ничего общего с этим. Винодельческое предприятие Тесье не нуждается ни в какой рекламе, и никогда не нуждалось. Просто мне было не по себе одной, и Чейз это знал. Чейза Тесье никогда не смущало общество старых людей – возможно, потому, что у него самого душа старого человека.
– Но вы вовсе не старая, Элинор.
– Внутри мы все молодые, Кэсси, если только не позволяем себе быть старыми. Но в то время я чувствовала себя шестидесятивосьмилетним ископаемым, дряхлым и никому не нужным.
– Теперь вы этого не чувствуете?
– Боже правый, конечно, нет! Я чувствую себя не старше вас, и все благодаря Чейзу. Право же, он замечательный человек…
Я знаю это. Дело не в нем, а во мне.
– Чейз во многих отношениях очень похож на Жан-Люка, на гран-пера, – продолжала Элинор. – Он честный, благородный и справедливый.
Наконец-то Кассандра поняла: женщина, стоявшая сейчас перед ней, была настоящей сказочной крестной, а зрение у нее было такое острое, какое и представить трудно: она видела, что творится в человеческом сердце, угадывала его тайные желания.
«Чейз замечательный, – сказала ей Элинор. – Он благородный, щедрый, и честный». Но хотела она сказать совсем другое: «Чейз даст шанс и тебе, Кассандра. Даже тебе».
– Могу я вам помочь?
– О, что вы…
– Что я здесь делаю? Ну, во-первых, я здесь живу. И так уж случилось, что мой офис как раз напротив – стоит только перейти двор. Поэтому, когда я заметил в кухне свет, решил заглянуть сюда.
– В такой поздний час вы были в офисе?
– Был, и нашел вас здесь. Итак, Кассандра, чем я могу помочь? Вы проголодались? Меня бы это не удивило. За обедом вы почти ничего не ели.
Да нет же, я ела больше обычного .
Кассандра заставляла себя есть, хотя желудок ее протестовал, но от его оценивающих серых глаз не укрылось то, что она ела как птичка, по крайней мере по сравнению с Хоуп.
И что же он подумал о ней теперь, найдя ее среди ночи в кухне? Может быть, счел ее тайной обжорой и даже хуже – решил, что свое тайное пристрастие к обжорству Кассандра хочет свалить на Хоуп?
Ей показалось, что в ледяном блеске его серых глаз светилось торжество, – ведь он поймал ее на месте преступления! Вероятно, мысленно он уже осудил ее за попытку растоптать с таким трудом достигнутое самоуважение Хоуп, и теперь Кэсс ждало суровое наказание.
– Кассандра!
– Я искала что-нибудь… Вино или какой-нибудь более крепкий напиток.
Во время обеда Кэсс не выпила ни капли спиртного, но возможно, что для такого винодела, как Чейз, тайное пьянство было еще худшим пороком, чем тайное обжорство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34