– А как насчет предыдущих случаев физического насилия?
– Разумеется, он все отрицает. По этому поводу не появилось ни одной свидетельницы, даже ни одного анонимного звонка.
Странно, подумал Чейз. Если Роберт Форест бил ее, если угрожал ей, Кассандра должна была прервать с ним все отношения и обратиться в полицию. Его Кэсси не допустила бы подобного издевательства. Или она настолько изменилась?
– Я хочу засадить его за решетку, лейтенант…
– Как и я, мистер Тесье. Но пока еще время не пришло.
– И я не хочу, чтобы он слонялся поблизости от нее.
Джек Шеннон усмехнулся:
– Вы ее муж и вправе требовать, чтобы его не подпускали к ней. А мои офицеры будут неукоснительно выполнять ваше решение.
– Да уж, пусть лучше позаботятся об этом, потому что если я увижу его поблизости…
Настойчивый стук в дверь не дал ему договорить.
В комнату торопливо вошла сиделка Кассандры, Дороти:
– Миссис Винтер только что привезли из операционной. Она нуждается в вас, Чейз. Идите немедленно.
Когда Чейз подошел к дверям ее палаты со стеклянными стенами, нейрохирург предупредил его:
– Миссис Винтер пришла в себя, но была так возбуждена, что нам пришлось вынуть трубку из ее гортани. Она в сознании, мистер Тесье; попробуйте поговорить с ней.
Поговорить с ней? О чем?
Войдя в палату, Чейз никак не мог сосредоточиться. Его губы чуть коснулись ее почти прозрачного виска, и в этот момент эмоции пересилили разум, желания преодолели обычную сдержанность.
– Кассандра, – шепотом произнес Чейз. – Ты меня слышишь, любовь моя? Проснись, Кэсси. Кэсси!
В ответ раздался сигнал монитора у нее над головой. Был ли то отчаянный крик страдания, причиненного ранее какими-нибудь его неразумными словами, или просто реакция на звук его голоса, Чейз не успел понять.
Доктора тут же бросились к Кассандре, и три медсестры засуетились вокруг нее вихрем белых накрахмаленных халатов. Это кружение сопровождалось мучительными и тревожными криками страдания – послышалось второе, затем третье предупреждение монитора.
Чейз с тоской смотрел на вызванную им суматоху, на бледно-зеленую зигзагообразную линию, метавшуюся по экрану, и ему казалось, что датчики давления крови тоже трепещут и дрожат, словно от страха. Неужели все, конец?
– Чейз?
Это был первый разумный звук среди какофонии безумия, поманивший его из хаоса помешанных мониторов к покою ее ярко-синих глаз.
В ее взгляде, как это было всегда, сквозила особая магия, и, пока Чейз вглядывался в эти загадочно мерцающие удивительные глаза, мониторы успокоились; стало окончательно ясно, что их бешеная пляска означала не смерть, а пробуждение к жизни, возвращавшейся с неистовой силой.
– Кэсси, – прошептал Чейз, в то время как врачи один за другим покидали комнату, – ты помнишь меня?
Нежная улыбка расцвела на ее бледно-розовых губах, точнее, половина улыбки, потому что другой угол рта так и остался неподвижным.
– Я помню. А где…
– Это больница.
– О! – пробормотала Кассандра без всякого выражения. Сознание ее словно плавало в теплом тумане. Ее кружил нежный вихрь, унося в медленный и прекрасный сон, и ей было так приятно, так уютно, так тепло, потому что Чейз был рядом и его серые глаза сияли и улыбались.
Чейз.
Боль воспоминаний пронзила и нарушила этот покой, лишила его нежности и тепла. Кассандра огляделась, ища кого-то взглядом, потом голова у нее снова закружилась, и ее повлекло куда-то – куда, она не могла понять.
И вдруг пришло осознание: руки. Ее собственные руки стали причиной неожиданного потрясения. Они были на удивление красивыми – эти изящные бледные прозрачные руки. Но отчего на одной из них безымянный палец выглядел так необычно? Цвета в нем сочетались, словно в ярком гобелене; кожа местами была сорвана, а вокруг алых пятен, как кружево, приподнимались неровные лохмотья.
– Что случилось? – спросила Кассандра, показывая на свой изуродованный палец.
– А ты сама помнишь?
Любимый голос звучал так мягко – он будто струился над ее головой; но Кассандра все никак не могла оторвать взгляда от своей истерзанной руки. Потом перед ее глазами завертелся туманный смерч. Сначала туман казался ей непроницаемым, но затем неожиданно из него возник ослепительно яркий образ.
– Виктор, – неуверенно произнесла она.
Виктор?
Может быть, прошедшие восемь лет просто исчезли, испарились из ее памяти, недоумевал Чейз, и ее сознание, ее пострадавший мозг бесконтрольно перенесли ее в те далекие, счастливые времена, в ночь, пропитанную ароматом роз, когда она согласилась стать его женой?
Начнем с этого момента, Кэсси. Начнем все сначала. И пусть на этот раз…
– Ты хочешь знать, почему Виктор не захотел присутствовать на нашем торжестве?
Она подняла глаза, яркие, как образ, представший перед ней.
– Виктор был на том вечере. Он хотел встретиться со мной, но я отказалась. Я не была бы такой грубой, если бы знала, Чейз.
– Знала что?
– Тайну, – пробормотала Кассандра тихо, потом нахмурилась: – Я не помню, что это была за тайна.
Она пыталась увидеть что-то в сгустившихся тенях, пыталась прорваться сквозь тщетное и утомительное путешествие в непроницаемое прошлое.
Ее ресницы вдруг затрепетали, глаза закрылись, потом внезапно и испуганно раскрылись.
– Он приходил ко мне домой.
В этот момент Чейз Тесье узнал, что означает «превратиться в статую изо льда». Мгновенно все в нем оцепенело, даже легкие его заломило от холода.
– Виктор приходил к тебе и посвятил в свою тайну? Когда это было?
– Сегодня… Cегодня днем. Я спросила его, что он за человек, какой он отец. И знаешь, что он мне сказал?
– Хотел бы узнать.
– «Я не очень хороший человек, Кассандра, и презренный, ничтожный отец».
– Что же было дальше?
– Мы разговаривали.
Было сказано что-то очень важное. Очень важное… Но эта тайна осталась скрытой среди полуночных теней, окутывавших ее воспоминания, в глубине ее памяти.
– Потом я услышала твой голос.
А потом заснула.
– Чейз?
– Да, любовь моя?
– Я устала.
– Знаю. – Он старался скрыть свой страх, не показать ей безжалостных демонов, терзавших его душу. Не означал ли ее сон возвращение в состояние комы? Неужели его вопрос о Викторе и этот внезапный страх сыграли свою роковую роль?
Чейз смотрел на Кассандру молча, про себя произнося все известные ему молитвы. Затем с чувством тайной благодарности он увидел, как золотые полукружия ресниц успокоились, показывая, что Кассандра просто уснула, утомленная усилиями, от которых отвыкла за время долгого молчания.
Когда Чейз наконец поднял глаза, он неожиданно увидел Джека Шеннона. Выражение лица лейтенанта не вызывало сомнений в том, что тот стоит здесь достаточно долго.
Чейз напряженно и выжидающе смотрел на человека, которого всегда уважал и защищал.
– Так ты был с ней, Виктор?
– В понедельник, Чейз. Не в среду. Когда это случилось, у меня была репетиция в Нью-Йорке.
В глубине сердца Чейз знал, что для сына гран-пера насилие невозможно. Но знал ли он это наверняка?
– У вас был важный разговор?
Голос Виктора оставался спокойным и серьезным:
– Это не имело никакого отношения к совершенному над ней насилию. По крайней мере я так думаю. До сегодняшнего дня я считал, что она наткнулась в своем доме на грабителя.
– Но сегодня, – вмешалась Хоуп, – когда Джек рассказал нам, что напавший на Кассандру человек, возможно, был ее знакомым, ты назвал имя Роберта… Должно быть, Кассандра что-то сказала тебе?
– Нет, Хоуп, она ничего не говорила о нем.
– Тогда почему ты его назвал, Виктор?
– Потому, – произнес Виктор Тесье, не повышая голоса, – что за все те часы, что мы провели с Кассандрой, она ни разу не упомянула о Роберте.
Глава 11
Сан-Франциско, здание суда Четверг, восьмое ноября
– Бет Куинн говорит с продуваемых ветром ступенек здания суда города Сан-Франциско. – Главный корреспондент глобальной сети новостей, назначенный освещать процесс, игриво улыбнулась в камеру, всеми силами стараясь не показать, как ей холодно и как не хочется оказаться во власти надвигающегося дождя. – Мы внимательно следим за ходом процесса «Народ штата против детектива Крейга Мадрида». Офицер полиции обвинен в насилии над своей женой. Как известно нашим зрителям, мы подозреваем здесь мистификацию, подделку, но мы должны проявлять крайнюю осторожность и осмотрительность в своих суждениях. Поэтому есть ряд вопросов, которые мы хотели бы задать прокурору Хоуп Тесье. Ответит ли она на них? Мы постараемся это выяснить непосредственно у прокурора Тесье и окружного прокурора Этвуд, которые сейчас выходят из дверей суда.
Собравшиеся у здания суда репортеры, и в их числе Бет Куинн, бросились навстречу прокурорам и окружили их плотной толпой. «Будет ли соблюдаться конфиденциальность до конца? Как долго будут заседать присяжные?» – вопросы сыпались как из рога изобилия.
– У нас беспроигрышное дело, – на ходу отбивалась Мерил Этвуд. – Если бы это было не так, мы не решились бы затевать процесс. Мы понятия не имеем, как долго будут совещаться присяжные, но ничуть не сомневаемся в том, что их вердикт будет справедливым.
– Хотите сказать, его признают виновным?
– Узнаете из приговора.
– В своем заключительном слове, мисс Тесье, вы сказали присяжным, что насилие есть убийство. Вы назвали это убийством души, убийством невинности. Вы действительно верите во все сказанное вами?
Хоуп Тесье не произнесла ни слова, но выражение ее лица было достаточно красноречивым. Да, она верила во все, что говорила о насилии. Она никогда бы не позволила себе высказываться подобным образом, если бы всем сердцем не чувствовала того, что говорит.
– Если присяжные вынесут вердикт «виновен», не вызовет ли это осложнений отношений между генеральным прокурором и полицией?
– Надеюсь, мы все знаем, что никто не может стоять выше закона – ни президенты, ни прокуроры, ни полиция, ни пресса.
Эти слова прозвучали как предостережение. Похоже было, что репортеры собирались с силами, чтобы нанести решительный удар.
– В каком состоянии жена вашего брата, мисс Тесье?
– Она поправляется. Благодарю вас.
– Что она помнит о случившемся?
– Боюсь, у меня нет сведений на этот счет.
– Кое-кто утверждает, что Роберт Форест, любовник Кассандры, был допрошен в полиции. Его подозревают в совершении этого преступления?
– Я не могу обсуждать вопросы полицейского расследования. – Хоуп чуть помолчала. – Но мы хотели бы рассчитывать на то, что пресса будет уважать личную жизнь Кассандры Винтер.
– Что вы имеете в виду?
– Ей была нанесена серьезная травма. Она чудом осталась в живых. Любой врач скажет вам, что восстановление здоровья после такой катастрофы потребует длительного времени. Долгий путь к выздоровлению миссис Винтер начинается сегодня на Черной Горе. Да, и еще кое-что. Если ее выписывают из больницы, это вовсе не значит, что она вполне здорова. Врач из Медицинского центра Куртленда будет заходить к ней дважды в день.
«Проведать старушку Кассандру и узнать, сохранила ли она прежний задор и непочтительный взгляд на все», – как сказала бы об этом сама Кассандра.
Этот взгляд новой Кассандры был пристальным и жестким, а иногда непрошеные слезы наворачивались на ее по-прежнему прекрасные синие глаза.
– Теперь к вопросу о Черной Горе. Гора является частным владением, и вторжение на ее территорию будет преследоваться. Кстати, я очень хорошо знакома с Первой поправкой к конституции, касающейся прав прессы. Я и мой брат не потерпим нарушения покоя Кассандры Винтер. Миссис Винтер всегда была доброжелательна к журналистам и вправе ожидать того же от вас. От ее имени я хочу поблагодарить вас за понимание и уважение ее прав.
На этом импровизированная пресс-конференция благополучно закончилась.
Направляясь к машине, Хоуп казалась уверенной, как всегда. «Она и прежде была такой» – эта мысль пришла в голову Николасу Вулфу, внимательно наблюдавшему за Хоуп сидя у телевизора.
Когда Хоуп исчезла с экрана, перед ним словно живые предстали ее образы – разные, непохожие друг на друга, начиная с того, первого. То было тринадцать лет назад, летом на ранчо «Ивы»…
Для самой Хоуп появление на ранчо заметно отличалось от всех других воспоминаний о летних лагерях.
Будь то Монтана, Швейцария или Франция, первые несколько часов обычно посвящались знакомству в аэропорту с будущими обитателями лагеря. Затем их везли в лагерь и, поселив в коттеджах, собирали вместе, чтобы поприветствовать и дать соответствующие наставления.
Приезд на ранчо «Ивы» был иным, гораздо более впечатляющим. Ближайший аэропорт находился в Грейт-Фоллз, в семидесяти милях, и его функционирование и бесперебойная работа были делом чести начальства ранчо. Несмотря на то что на этот раз в лагерь одновременно прибыло сто подростков, девочки и их багаж были относительно комфортабельно размещены в зеленых, плетенных из ивовых прутьев фургонах и тотчас же тронулись в путь.
Каждая девочка за время этого путешествия узнала, что в течение всего лета ее домом будет предназначенный ей коттедж. Хоуп должны были поселить в коттедже «Жаворонок», и ее столик в столовой значился под номером двенадцать.
Хоуп полюбила ранчо «Ивы» еще до того, как увидела, потому что мать рассказывала ей множество историй о нем – о вечерних кострах под звездным небом, о летнем плавании по озеру под парусом…
И то, что она увидела, ее не разочаровало.
Озеро Дикое мерцало голубизной под широким небом Монтаны, ветви знаменитых ив приветливо кивали гостям, а вдали блестели снежные вершины гор.
Ее коттедж у озера оказался превосходным, и все пять девочек, в обществе которых Хоуп суждено было провести лето, очень ей понравились. Они были старше ее по крайней мере года на три – самой старшей уже исполнилось восемнадцать.
Прежде Хоуп никогда не доводилось жить с девочками старшего возраста, и она представляла, как весело это будет, а еще надеялась многому научиться у них. Девочки очень заботились о своей внешности; это было заметно по тому, как тщательно они накладывали косметику и подбирали детали одежды, а также как ухаживали за своими длинными блестящими волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34