Речь идет о том, чтобы прервать морские коммуникации Испании и уничтожить ее флот.
- И как вы относитесь к такому плану?
- Это прекрасно. Настолько прекрасно, что, не колеблясь ни мгновения, я примкнул к вам, ничуть не думая о такой жалкой приманке, как золото.
- Отлично! Отлично! - с радостью воскликнул пират. - Такие люди, как вы, мне и нужны.
- Боюсь только, что у нас мало сил для осуществления столь грандиозного предприятия.
- И это говорите вы? Молчите, юноша! Отважный человек никогда не должен сомневаться в своих силах. Моя воля так же сильна, как ваша рука, и верьте: не пройдет и месяца, как Антильские острова будут наши. Мы захватим испанские суда, поднимем наш флаг на их мачтах и направим их пушки на флот кастильских королей. Наши имена прогремят по Новому и Старому Свету, внушая ужас морякам всех народов, а береговые страны станут платить дань нашим воинам. Все это сбудется, слышите? Я верю: непременно сбудется! И тогда любая земля, о которой я скажу - «она моя», станет моей. Мои корабли, бороздя простор океана, проведут незримую границу, преступить которую не посмеет ни один моряк… И повсюду, где только шумят морские волны, наша власть будет равна власти королей.
Охотник в волнении слушал речь Моргана. Отвага, страх, воодушевление заражают собеседника, если они и впрямь обуревают говорящего.
Глаза пирата сверкали фосфорическим блеском, лицо пылало, голос звучал вдохновенно, верой дышало каждое его слово, каждое движение. Казалось, он видит воочию нарисованную его воображением картину, видит, как реют на испанских кораблях его флаги, слышит сигнал боевой тревоги, ружейную стрельбу, гром пушек, крики пиратов. Чувствует на своем лице жар огня и дыхание ветра, дующего с берегов Мексики или Большой Земли. Морган был упоен своим видением.
Железная Рука разделял воодушевление и веру пирата. Глаза его сверкали, рука невольно тянулась к рукояти ножа.
- Да будет так! - воскликнул он, не в силах сдержаться. - Нашими будут острова, нам будут принадлежать моря, испанский флаг не осмелится появиться в этих водах, и Мексика будет свободна, свободна, потому что мы вырвем ее из-под власти Карла V и Филиппа II.
- Юноша, - сказал пират, - я вижу, вера воспламенила и ваше сердце.
- Я жажду начать борьбу, жажду того часа, когда с горстью смельчаков возьму на абордаж великолепно оснащенный корабль наших поработителей…
- Вы моряк? Вы хорошо владеете оружием?
- Я моряк и так же хорошо владею кинжалом и абордажным топором, как мушкетом охотника.
- Хотите ли вы дождаться корабля, который придет за вашими товарищами, или предпочитаете отправиться со мной?
- Я хотел бы отправиться с вами, если до этого у меня хватит времени проститься с женщиной, которую я люблю.
- Вы любите?
- Всем сердцем!
- Теперь вы нравитесь мне еще больше. Сердце, способное любить с таким жаром, - большое сердце, способное на великие страсти и героические подвиги. Если женщина эта живет недалеко, вы успеете проститься. Сейчас уже рассвело, но я отплываю только завтра на рассвете. В вашем распоряжении целый день и почти вся ночь.
- Этого достаточно. Я отправляюсь с вами.
- Но знайте, путь наш полон опасностей. Мы можем попасть в руки испанцев, можем пойти ко дну, ведь нам придется пересекать океан на шлюпке.
- Пустое, можете рассчитывать на меня.
- Тогда завтра на рассвете.
- А где мы встретимся?
- Вы найдете меня на мысе Тибурон.
- Я буду без опоздания.
Они с жаром пожали друг другу руки и вместе вышли из дома. Морган почти сразу затерялся в лесных зарослях, а Железная Рука зашагал по дороге в Сан-Хуан-де-Гоаве.
День занимался. Развалины, где собирались заговорщики, обезлюдели, и о ночном сборище можно было догадываться лишь по легким струйкам дыма, которые поднимались над подернутыми пеплом, угасающими кострами.
Когда охотник подошел к селению, оно уже проснулось. Во многих домах были открыты двери и горел огонь, разгоняя предрассветный сумрак.
Исаак стоял, как страж, на пороге таверны. Железная Рука прошел мимо него не поздоровавшись и последовал дальше в такой глубокой задумчивости, что долгое время не замечал следовавшую за ним по пятам собаку. Наконец он остановился, собака остановилась рядом: тут он увидел ее и узнал Титана, подаренного им Хулии. На шее у пса был надет нарядный ошейник.
Очевидно, ошейник этот имел какое-то значение, понятное влюбленному юноше, потому что глаза его радостно сверкнули, а лицо просветлело. Не задерживаясь ни на минуту, даже не приласкав собаку, он быстрым шагом направился к ближайшей роще.
Забравшись в чащу кустарников, он внимательно огляделся по сторонам и, убедившись, что кругом никого нет, подозвал пса и снял с него ошейник. В ошейнике был потайной кармашек, сделанный из той же кожи и скрытый так искусно, что непосвященному найти его было бы невозможно.
В кармашке лежала записка, Антонио осторожно вытащил ее и развернул. Там было сказано:

«Антонио, мы очень несчастны. Надеешься ли ты на бога, как я? Приходи в полночь и жди меня в саду.
Хулия».
Охотник сорвал нежный лиловый цветок гуаякана и положил его на место записки. Это был ответ. Он снова надел на Титана ошейник и сказал, указывая на дорогу:
- Теперь домой, домой!
И умный пес, опустив уши, помчался. Антонио перечел записку еще раз десять, спрятал ее в карман и, миновав деревню, направился в горы. Примерно через час охотники заметили, как он прошел, глубоко задумавшись, и уединился в своем шалаше.
Любовь, патриотические чувства, честолюбие, стремление к славе, надежды на будущее бушевали в груди этого человека, который чувствовал себя способным на великие дела и видел, что союз с Морганом открывает перед ним дорогу к необыкновенным подвигам; он понимал, что мог быть счастлив с Хулией и теперь терял ее, он знал, что окончательно порывает с обществом и навеки уходит от любимой женщины.
Весь день Антонио не выходил из своего шалаша и притворялся спящим всякий раз, как кто-нибудь из охотников заходил поговорить с ним.
Картины прошлого и будущего, страхи и надежды сменялись в его воображении, он предавался мучительным сомнениям, как всякий человек перед решающим шагом в своей жизни.
Под вечер Антонио задремал, ему приснилось, будто Хулия и Морган бросают жребий: кому достанется его сердце. Он очнулся в холодном поту и вернулся к действительности.
Выиграл пират.
VIII. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ
Педро Хуан де Борика не преминул явиться к сеньоре Магдалене за ответом, хотя заранее не сомневался в благоприятном исходе.
Как все глупцы, Педро Хуан был тщеславен и, как все люди, страдающие этим недостатком, очень заботился о своей внешности и полагал, что лишнее кольцо, новая золотая цепь или богатая пряжка на шляпе - лучшее украшение для жениха и соблазнительная приманка для женщины.
Подобные люди считают женщину глупой птицей, которую можно ослепить солнечным зайчиком, и придерживаются в отношении возвышенной и прекраснейшей половины рода человеческого того мнения, какого заслуживают сами.
Сеньора Магдалена уже поджидала Хуана. Она не была заурядной женщиной, способной соблазниться пышным нарядом или драгоценностями живодера. Но в сорок лет заполучить богатого и глупого мужа - перед таким искушением устояли бы немногие.
Предложение живодера явилось для матери Хулии, которая и не помышляла о вторичном замужестве, как бы чудом, нечаянным даром судьбы. Потому-то она с нетерпением и не без легкой тревоги поджидала испанца, опасаясь, не раздумал ли он. Все это было вполне естественно, и никто не мог бы осудить благоразумную вдову Лафонт.
При виде появившегося в саду живодера сеньора Магдалена, невзирая на свои сорок весен, зарделась как маков цвет и приняла томный вид, хотя сердце ее бешено колотилось. Женщина всегда трепещет перед тем, как ответить «да», но безмятежно произносит «нет». Наблюдение, говорящее не в пользу прекрасного пола.
- Сеньора, - низко поклонившись, начал Хуан, - я пришел услышать свой приговор. - И про себя подумал: «А бабенка недурна, как только я раньше этого не приметил?»
- Кабальеро, - пролепетала сеньора Магдалена, потупив очи и еще больше заливаясь краской, - я почти и не думала об этом…
- Не думали, сеньора? Неужели вы так пренебрегаете мною?
- Пренебрегаю? О нет, скорее наоборот.
- Так, значит, вы согласны стать моей супругой! - воскликнул живодер, взяв в свои руки все еще нежную ручку сеньоры Магдалены.
- Не знаю, что и сказать, - отвечала она, не отнимая, впрочем, руки.
«Смелее!» - подумал Хуан и, поднеся ее руку к губам, воскликнул:
- Сеньора, не заставляйте меня больше страдать! Будете ли вы моей женой?
- Да, - трепеща, ответила сеньора Магдалена и почувствовала на своей руке страстные поцелуи Медведя-толстосума.
В этот момент Хуан воображал, будто и впрямь любит свою невесту, она же и вовсе этому поверила: в ее груди даже шевельнулось какое-то чувство к этому человеку.
Любовь подобна горному склону, - стоит лишь ступить на него, а дальше уже спускаешься без труда: достаточно поверить, что любишь, чтобы, действительно полюбить.
- Магдалена, - сказал живодер, почувствовав себя свободно, - когда вы хотите назначить нашу свадьбу?
- Когда вам будет угодно, - робея, ответила сеньора Лафонт.
- В таком случае, чем раньше, тем лучше, - я хочу как можно скорее уехать с этого острова. Вы согласны, красотка моя?
Много лет уже не слыхала сеньора Магдалена, чтобы ее называли «моя красотка», и эти слова живительной влагой оросили ее сердце.
- Да, да, чем раньше, тем лучше, - заговорила она, воодушевляясь. - Уедем отсюда и, если вы согласны, прежде всего покинем это селение.
- Разумеется; к счастью, я могу превратить в деньги все мое имущество в течение одного дня, я говорю о еще не проданных товарах. А ваш дом купят, лишь только узнают, что он продается. Мы тут же отправимся в Санто-Доминго и там, в городе, сможем без помехи обдумать, где бы нам обосноваться и зажить спокойно и счастливо.
- Это вы очень хорошо придумали, очень хорошо.
Так, мечтая об ожидавшей их безоблачной жизни, строя планы и перемежая их любовными объяснениями, - которые сеньора Магдалена выслушивала с удовольствием, а Хуан Педро произносил почти от чистого сердца, - они проговорили больше часа. Наконец живодер распрощался и пошел готовиться к свадьбе и к отъезду.
- Пожалуй, я останусь не в накладе, - раздумывал он, шагая к дому, - если даже придется всегда жить с матерью; эта вдовушка весьма аппетитна и к тому же любезна, а ручки у нее… Вот она, порода, порода… люблю француженок!..
Хулия не слыхала, о чем говорили сеньора Магдалена с Хуаном; но она все поняла, когда увидела, с каким самодовольным видом вышел из дома живодер, и заметила счастливую улыбку на пылающем лице матери.
Неожиданное сватовство произвело такое впечатление на сеньору Магдалену, что она почти перестала упрекать Хулию за ее любовь к Антонио. Увлеченная мыслями о собственном счастье, мать совсем позабыла о дочери.
Сначала Хулия опасалась семейной грозы. Но проходил час за часом, а сеньора Магдалена по-прежнему улыбалась и ласкала ее. Девушка приободрилась и, осмелев, назначила Антонио свидание.
Настал вечер, Хулия нетерпеливо считала минуты, ей казалось, что сеньора Магдалена слишком медлит с отходом ко сну. Однако ей удалось скрыть свое волнение. Наконец в доме все затихло. Убедившись, что мать крепко спит, Хулия села у окна, выходившего в сад, и стала ждать.
Ночной ветерок нежно и печально шелестел листвой деревьев, луна озаряла небосвод слабым зеленоватым светом. Глубокое молчание лесов нарушалось лишь пением ночных птиц да мычанием коров.
Хулия ждала долго. Она вспоминала прошлое, вопрошала судьбу о будущем, с тоской думала о настоящем. Мысли девушки были далеко, когда легкий шум в саду вернул ее на землю. При свете луны она узнала молодого охотника.
- Подожди меня, - шепнула Хулия.
Железная Рука спрятался в тени густого дерева, и вскоре Хулия была рядом с ним.
- Моя мать спит крепко, - сказала она, - но все же, я думаю, нам спокойнее будет в лесу.
И, не дожидаясь ответа, она направилась к потайной лазейке, скрытой вьюнками и кустарником. Железная Рука молча последовал за ней. Они вышли на дорогу и углубились в небольшой лесок.
- Антонио, - сказала Хулия, внезапно остановившись, - не правда ли, мы очень несчастны?
- Да, моя Хулия, это правда.
- Что же ты думаешь делать?
- Хулия, если бы я не любил тебя такой чистой любовью, если бы страсть моя не равнялась моему уважению, я сказал бы: «Хулия, иди со мной, бежим, и ты будешь принадлежать мне в глухом лесу, будешь жить в моей хижине, станешь женой охотника, и дни наши пронесутся в счастье и радости, как проносится легкий ветер над цветами». Но нет, любовь моя, я слишком сильно люблю тебя. Я понимаю, что хотя мы будем счастливы, но я оторву тебя от общества, от света, куда мы рано или поздно должны вернуться. Я хотел бы привести тебя в мой дом и с гордостью назвать своей супругой. Я понимаю, что если ты убежишь со мной, оставишь свою мать, то после первых счастливых дней настанет для тебя пора раскаяния, печали, отвращения, и ты разлюбишь меня.
- Не говори так, Антонио!
- Нет, ангел мой, я говорю так, потому что это правда. Я - дворянин, я принадлежу к знатному роду. Не смотри на то, что я живу в горах вместе с охотниками. Не думай, что я искатель приключений без имени, без семьи, без состояния. Нет, Хулия. В эту ночь перед долгой разлукой я хочу открыться тебе. Кто я - ты в свое время узнаешь. Теперь же, радость моей жизни, тебе достаточно знать, что я человек, достойный твоей любви.
- Кем бы ты ни был, Антонио, дворянином или простолюдином, богачом или нищим, маркизом или охотником, я люблю тебя и буду любить вечно, тебя самого, только тебя. Я буду хранить твою тайну, не пытаясь проникнуть в нее, я подчинюсь любому твоему решению, потому что я обожаю тебя, потому что нет у меня другой воли, чем твоя, других желаний, чем твои, других надежд, чем твои. Говори, приказывай, Антонио! Я твоя, и тебе принадлежит моя жизнь, моя честь, мое будущее.
- О, ангельская душа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51