Эта явная ложь не вводит людей в заблуждение, но и никого не смущает. Так, женщина, желая себя украсить, румянит щеки и, все любуются ее прекрасным цветом лица, отлично зная, что дело не обошлось без помощи румян.
Дон Хусто, не утруждая себя философскими рассуждениями подобного рода, начал непосредственно с того, с чего начали мы, то есть с брака, решив, что для достижения цели надо прежде всего ввести в заблуждение мать девушки.
- Ах, сеньора! - воскликнул он. - Найти выгодную партию для вашей Хулии весьма просто, - ведь кроме ее личных прекрасных качеств, имеется еще одно немаловажное обстоятельство.
- Какое же, сеньор дон Хусто?
- Ее семья, сеньора.
- Ее семья?
- Вот именно. Когда мы, мужчины, собираемся соединить свою судьбу с девушкой, мы больше всего задумываемся над тем, в какую семью мы входим, могла ли эта семья преподать достойный пример нашей будущей супруге, ну и прочее. Вы понимаете меня, сеньора?
- Да, сеньор.
- Так вот, ваша дочь располагает еще тем преимуществом, что вы, сеньора, - поверьте, я вам не льщу, - что вы одна из самых уважаемых дам, которых я когда-либо знал.
- Но, сеньор…
- Я почел бы за счастье принадлежать к вашему семейству, сеньора.
- Много чести для нас, сеньор.
- Поверьте, сеньора, я был бы бесконечно счастлив, если бы вы разрешили мне просить руки вашей дочери.
- Но, сеньор дон Хусто, вы ее так мало знаете…
- Вполне достаточно, сеньора. Я свободен, богат, еще не стар. В Мехико вы можете справиться обо мне и о моих родителях. Скажите, сеньора, могу ли я надеяться?
- Говоря откровенно, я была бы рада назвать вас своим зятем, конечно, если моя дочь согласна. Вы испанец?
- Нет, сеньора, я уроженец Мексики.
- Тем лучше…
- Лучше?
- У каждого свои соображения, не спрашивайте меня о моих. Повторяю, меня радует, что вы мексиканец.
- Так я могу рассчитывать на ваше согласие, сеньора?
- Да, при условии, что моя дочь не станет возражать.
- Ну, конечно.
- Вы уже говорили об этом с мужем?
Дон Хусто покраснел, не зная, что ответить. Лучше всего сказать правду, подумал он, и признался:
- Да, сеньора.
- И что же?
- Дон Педро Хуан… - начал дон Хусто и запнулся. - Как видно, мое предложение ему не по душе.
- Понятно. Но пусть это вас не смущает. Если вы получите согласие Хулии, то вам достаточно моего слова. Можете на него рассчитывать; я сделаю все, чтобы поддержать вас, конечно, если Хулия согласится. Вот единственное условие.
- Благодарю вас, сеньора, благодарю, я не ожидал встретить столь дружеское расположение.
- В дальнейшем старайтесь не посвящать дона Педро Хуана в свои планы. У мужчин, как известно, бывают свои капризы, и ради мира в семье приходится с ними считаться.
- Отлично, сеньора, я ни словом не обмолвлюсь ему о нашем разговоре.
- Надеюсь на вашу рассудительность.
Тут на пороге гостиной показался Педро Хуан, и сеньора Магдалена с хладнокровием, присущим женщине, ловко и невозмутимо продолжала разговор, не имевший начала. Таким образом, бывший живодер ни о чем не догадался.
- Вы говорите, на последнем корабле с Филиппин пришли большие китайские вазоны? Они просто необходимы для нашего дома, мне надо посадить несколько апельсиновых деревьев.
- Но, дорогая моя, - сказал Педро Хуан, - у тебя их и без того немало, право, это совершенно лишний расход.
- Обещаю, что больше вазонов покупать не стану, - ответила сеньора Магдалена.
- Пусть будет по-твоему, - согласился Борика.
И все трое заговорили о диковинных товарах, прибывших на корабле с Филиппин.
III. ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ
Педро Хуан де Борика воспринял с глубоким неудовольствием предложение дона Хусто, потому что по-прежнему лелеял мысль овладеть девушкой. Правда, дальше планов дело пока не шло.
Впрочем, робостью Педро Хуан не отличался: он уже открылся Хулии в любви, испытав при этом, как и следовало ожидать, горькое разочарование. И все же он не терял надежды. Настойчивость казалась ему верным средством для достижения желанной цели: не проходило дня, чтобы он не делал молодой девушке нового предложения, зачастую весьма дерзкого, если позволяли обстоятельства.
Жизнь Хулии превратилась в настоящую пытку; она и ненавидела, и боялась отчима, но выхода из этого положения не находила.
Рассказать обо всем сеньоре Магдалене? Пожаловаться на его преследования? Невозможно. Хулия с ее мягким сердцем не способна была нанести матери такой удар. И она молчала.
Она боялась оставаться наедине с Педро Хуаном, боялась сидеть с ним рядом за обеденным столом. В те времена ходило немало толков о приворотном корне, который продавался колдуньями на вес золота; с его помощью, говорили, удавалось овладеть самой добродетельной женщиной. Хулия опасалась, что отчим и впрямь опоит ее волшебным зельем, как он однажды пригрозил ей в порыве ярости.
Однако время шло, а Педро Хуан не прибегал к злым колдовским чарам, хотя по-прежнему преследовал девушку.
Сеньора Магдалена между тем стала кое-что замечать и, чтобы проверить свои догадки, позвала Хулию и попыталась выведать у нее правду об ее отношениях с отчимом, не признаваясь ей, однако, в своих ревнивых опасениях.
Хулия постаралась рассеять подозрения матери, однако ничего этим не достигла, напротив, еще больше огорчила сеньору Магдалену: бедная женщина решила, что Хулия, если и не отвечает на любовь отчима, то, во всяком случае, с удовольствием выслушивает его признания.
С этого дня в сердце сеньоры Магдалены не утихала жестокая борьба страстей; ревность, любовь к дочери, слепой гнев, глубокая печаль, отчаяние и надежда кипели в сердце оскорбленной женщины: мать ревновала мужа к собственной дочери.
Сеньора Магдалена стала подозрительной, научилась хитрить, выслеживать. Она то и дело справлялась у слуг, где Хулия, где Педро Хуан, и трепетала при мысли, что они вместе, но заговорить об этом, бросить им в лицо жестокое обвинение она не смела, - ведь у нее не было никаких доказательств, все было основано лишь на ревнивых подозрениях.
Единственный виновник столь тягостного положения, Педро Хуан, оставался по-прежнему спокоен, терпеливо выжидая, когда наступит «его день». Он шел на все, чтобы добиться цели, и не понимал, какая буря разыгрывается дома, не замечал, как следит за ним сеньора Магдалена и как ширится пропасть между дочерью и матерью.
Узнав о домоганиях дона Хусто, Педро Хуан задумал ускорить события и силой овладеть Хулией. Сеньора Мащалена увидела в предложении дона Хусто путь к спасению. Так дон Хусто сыграл роль искры, воспламенившей бочку с порохом.
В тот день Педро Хуан ушел после полудня из дому, а сеньора Мащалена позвала дочь и заперлась с ней у себя в спальне.
- Хулия, - начала мать, - мне надо поговорить с тобой об одном весьма важном деле, касающемся твоего будущего.
- Я вас слушаю, матушка, - ответила Хулия.
- Хулия, пришла пора подумать о твоем замужестве. У тебя нет другой защиты на земле, кроме меня, а я, несмотря на видимое здоровье, чувствую, что силы мои гаснут.
- О матушка, ради бога, не говорите так…
- Почему же я не должна говорить об этом? Моя жизнь на закате; мысль, что я покидаю тебя одну на белом свете, отравила бы мои последние минуты. Что станется с тобой без родных, без друзей?..
- Матушка, еще не пришло время думать об этом.
- Никому не ведомо, когда наступит его конец. Можно ли быть уверенным в завтрашнем дне, в особенности в моем возрасте, когда силы угасают? Хулия, ты должна выйти замуж, и как можно скорее.
- Выйти замуж, и как можно скорее? Но почему?
- Я тебе изложила все причины, кроме тех, о которых я молчу, хотя они не менее важны. Сегодня один кабальеро, местный житель, попросил у меня твоей руки; он дворянин, богатый, благородный человек.
- Я не хочу выходить замуж, матушка.
- В этом мире не всегда можно делать лишь то, что желаешь, иногда надо поступать так, как этого требуют честь и достоинство.
- Матушка, - произнесла Хулия, испуганная тоном матери, - что вы хотите этим сказать?
- Я говорю это не зря; и, может быть, к несчастью, ты меня понимаешь. Тебе надо выйти замуж, Хулия.
- Сеньора, ради бога, мне неясен смысл ваших слов, хотя я догадаюсь, что он должен быть ужасен. Но поймите меня, я не хочу выходить замуж.
- Может, ты объяснишь мне почему?! - воскликнула сеньора Магдалена, вставая и бледнея от негодования: для нее не оставалось больше сомнений, что между Хулией и Педро Хуаном существует любовная связь.
- Вы же знаете, матушка, дрожащим голосом произнесла Хулия, - вы знаете - и я не могу долее скрывать, - я люблю другого.
- Мне это слишком хорошо известно! - крикнула сеньора Магдалена, судорожно хватая Хулию за руку. - Я знаю, я догадывалась. Ты низкая женщина и недостойная дочь.
- Матушка! - в ужасе воскликнула Хулия.
- Не называй меня матерью, я тебе не мать, нет, я не могла породить такое чудовище. Будь ты моей дочерью, ты никогда не нанесла бы мне этого удара. Нет, ты мне не дочь…
- Сеньора, сеньора! - простонала Хулия и, рыдая, упала на колени перед матерью. - Ради бога, объяснитесь, что это значит.
- Оставь меня, оставь. Ты мне не дочь. Дочь никогда не решилась бы вступить в преступную связь с мужем своей матери.
- Господи, спаси меня! - воскликнула Хулия, выпустив из рук подол материнского платья и вскочив как безумная.
- Презренная! Презренная! Ты мне не дочь, а если ты моя дочь, я проклинаю тебя.
- Боже! - крикнула Хулия и замертво упала наземь.
В этот миг дверь отворилась и на пороге показался смертельно бледный Педро Хуан.
- Низкий человек! - сказала Магдалена, указывая на неподвижно простертую Хулию. - Вот до чего вы ее довели. Я презираю вас!
И сеньора Магдалена, словно подхваченная вихрем, выбежала из комнаты.
Педро Хуан неподвижно застыл, с молчаливым ужасом глядя на Хулию и не решаясь оказать ей помощь, привести ее в чувство. Так прошло немало времени; наконец Хулия очнулась, привстала и обвела комнату помутившимся взором.
- Боже мой! - тихо простонала она, обхватив руками голову. - Что это было? Сон? Где я? Что случилось? Я разговаривала с матерью… и вдруг она рассердилась… Но за что? Она сказала, что я… Боже, какое тяжкое обвинение!.. И потом, потом она прокляла меня! Ах! - вскрикнула Хулия, поднимаясь: она заметила наконец Педро Хуана, который молча смотрел на нее. - Вы наслаждаетесь моими страданиями? Из-за вас матушка заподозрила меня в низости, из-за вас, по вашей вине она отреклась от меня и прокляла. Я проклята, проклята! Проклята, проклята! - повторяла как безумная Хулия.
- Но вы ведь этого не допустите! - продолжала она в сильном возбуждении. - Прошу вас, на коленях умоляю.
- Но что, что я должен сделать? - спросил потрясенный Педро Хуан.
- Прошу вас, - продолжала Хулия, опускаясь перед ним на колени, - заклинаю именем бога и памятью вашей матери, ступайте, расскажите, признайтесь ей во всем, скажите, что я не желала слушать ваши нашептывания и никогда не любила вас, что я вас ненавижу… Ступайте, ради бога, ради бога, разве вы не понимаете, не видите, что проклятие матери жжет и убивает меня…
- Но поймите, она мне не поверит.
- Сеньор, попытайтесь убедить ее, расскажите всю правду. Почему вы не спешите к ней? Почему? Боже мой! Именем бога молю. Неужто у вас нет сердца? Вы говорили, что любите меня. Так что же вы не торопитесь меня спасти? Ступайте, убедите ее, уговорите, и я вовек не забуду этой милости, я буду вашей рабой. Что вам еще надо?
- Хулия, я попытаюсь. Только сейчас все будет напрасно. Не лучше ли обождать, дать ей время успокоиться?
- Но я не в силах терпеть это позорное пятно; ее проклятие сведет меня с ума…
Дверь открылась, и на пороге показался слуга.
- Чего тебе? - с негодованием бросил Педро Хуан.
- Прошу прощения, ваша милость, сеньора велела немедля передать вам это письмо.
Педро Хуан взял из рук слуги пакет.
- Ступай отсюда.
Слуга вышел. Педро Хуан вскрыл пакет, и Хулия с ужасом услышала, как он прочел:

«Сеньор, я не могу оставаться долее под одним кровом с вами и этой женщиной. Вы нанесли мне оскорбление. Оставляю вас обоих на суд вашей совести.
Магдалена».
- Это ужасно! - воскликнул Педро Хуан и выбежал вон.
- Всему виной я, - прошептала Хулия. - Пускай безвинно, но я проклята матерью и должна покинуть этот дом.
Бросившись вниз по лестнице, она устремилась на улицу.
Начинало смеркаться.
IV. ПРОКЛЯТИЕ МАТЕРИ
Как безумная бежала Хулия по незнакомым улицам; пугливо озираясь, она отворачивалась от попадавшихся ей прохожих и от освещенных окон.
Куда шла она? Этого она и сама не знала, но продолжала неутомимо идти вперед.
Вечерело, улицы обезлюдели. Измученная усталостью и жаждой, Хулия опустилась близ какой-то двери в узком и темном переулке; хотелось уснуть, умереть или хотя бы на миг потерять сознание, позабыть все, что с ней случилось; но сознание не покидало ее.
Она попыталась подняться, идти дальше, но не смогла сделать и шагу и примирилась с тем, что останется здесь. Она порылась в памяти, стараясь отыскать в ней имя друга, но так и не вспомнила ни одного имени, ни одного человека, который мог бы принять в ней участие, приютить ее у себя.
Было около десяти часов вечера, когда в переулке послышались чьи-то шаги. Молодая девушка испугалась и прижалась к стене, стараясь слиться с мраком улицы.
Человек приближался; не дойдя двух шагов до Хулии, он остановился и постучал в дверь рядом. Его, очевидно, поджидали, потому что на его стук тотчас же откликнулся женский голос:
- Кто тут?
- Это я, Паулита.
Дверь отворилась, на улицу упал луч света, человек вошел, и все опять погрузилось в сумрак. А Хулия снова отдалась своим грустным размышлениям. Прошел час, и за дверью послышалось движение.
«Кто-то выходит, - подумала Хулия, - дай бог, не заметит меня».
В самом деле, дверь снова распахнулась, и тот же человек в сопровождении женщины со светильником в руке показался на пороге.
- Ступай, Паулита, - сказал он, - ночь холодная, ты можешь простудиться.
- Я хочу посветить тебе, пока ты не выберешься из этого переулка, ответила женщина.
- Ладно, до свидания.
- Храни тебя бог.
Человек сделал шаг и невольно вскрикнул, увидев Хулию.
- Что с тобой? - спросила женщина, подбегая со светильником ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51