Его оставляли последние силы, а он еще так мало сделал ради Ани!
Вошел в автобус и, как до этого, спрятался в уголок. У него не было денег, и он никогда еще не ездил без билета, но будь, что будет…
Выйдя из автобуса неподалеку от сберкассы, нашел зеркальную витрину, чтобы посмотреться, как выглядит.
Убедился, что вполне терпимо, и, опять собранный, почти спокойный, вошел в сберкассу.
Возле окошек теперь стояли очереди.
Павлик постучал в кабинет заведующего.
– Войдите! – громко сказал тот. И на приветствие Павлика ответил удивленным: «О-о!..» Потом изобразил улыбку. – Явление восьмое!
– Меня к вам послали! – коротко сообщил Павлик. – Дедушка Матвеич велел зайти к нему сегодня!
– Какой Матвеич?! – деланно изумился Николашка. В светлом костюме и модном галстуке, он выглядел представительно за своим зеленым столом.
– А бабушки Васильевны, что рядом с Илькой живет! – сказал Павлик.
Николашка замялся.
– Она, что ли, тебя послала?..
– Нет, он сам! Я там был, в больнице!
– Это с чего ты там оказался?.. – удивился заведующий, исподтишка пристально разглядывая его.
– А я болел! У меня туберкулез был, потом нервы! И я хожу туда! Там мой врач Алла Васильевна! – приврал он для большей убедительности, вспомнив имя-отчество своего участкового врача.
– И где ты видел Матвеича?
– А он там в коридор выходил! Я ждал Аллу Васильевну, а он вышел!
Николашка подумал.
– И во сколько?
– А в обеденный перерыв, в час! – продолжал врать Павлик, зная по опыту, что во всех больницах обед бывает в одно и то же время. Когда они заходили с Татьяной Владимировной за снотворным, Павлик именно в это время видел там посетителей с передачами для больных в коридоре, направо от входа с улицы. Теперь добавил: – Там коридорчик есть такой…
– Я знаю, – перебил его Николашка. – А ты сейчас куда?
– Я? Домой!
– Ну, пошли, я провожу тебя до автобуса! – Николашка взял шляпу с вешалки.
До этого все пока шло как надо. Павлик не знал в точности, что он предпримет позже, уверенный, что злость и ненависть подскажут ему. А вот эта совместная прогулка его обеспокоила.
По дороге к автобусу Николашка заботливо оберегал его от случайных толчков.
– Здесь, конечно, место не для прогулок!.. Любишь гулять?
– Люблю, – сказал Павлик.
– А вечерами, когда народу нет? – Николашка добавил: – Я вот люблю ночью! Чтобы ни одной души! Боишься?
– Боюсь… – сказал Павлик. И, в свою очередь, добавил: – Я только раз гулял ночью: когда провожал маму на гастроли. Проводил, а потом ждал Аню – она хотела прийти… И я не дождался.
От него не ускользнул взгляд Николашки, в котором промелькнуло удовлетворение.
– Ну, беги, вон, наверно, твой автобус! Я по своим делам тут зайду… Да! – вспомнил он. – Как себя чувствует Матвеич?
– Хорошо! – ответил уже с расстояния в несколько шагов Павлик. – Только зачем-то вас ждет!
На пределе усилий
Как он и думал, Костя и Вика были в мансарде, смотрели из окошка за баптистом. Костя немножко прозевал его в городе, так как вынужден был сесть в следующий автобус. Но Вика заметила, как постоялец прошел со стороны Жужлицы, и уже вместе они видели, как немного спустя тот выходил во двор, долго осматривался, прислушивался… Потом зашел в сарай, появился с каким-то свертком в руках, взял у дверей лопату и скрылся за домом… А через некоторое время возвратился в избу уже без свертка. И больше не показывался.
Эти, в общем-то уже второстепенные подробности Павлик выслушал, можно сказать, на ходу. Он боялся опоздать в психиатричку и боялся присесть, остановиться, постоять на одном месте, словно держался на ногах и двигался лишь по инерции – нельзя было утратить ее. И нетерпеливо прохаживался из комнаты в кухню, из кухни в комнату, пока выслушивал Костю и Вику, пока отвечал на их вопросы.
А в первую секунду, едва переступив порог, сообщил:
– Быстрее! Едем! Надо успеть к часу!
Но пришлось коротко рассказать, где он побывал за это время, с кем и о чем говорил…
Костя в ответ на его новости вздохнул, глубоко, как это делала Татьяна Владимировна.
– Надо теперь в милицию, Павка… Иначе – нагоняй нам!
– Потом, Костя! Там есть милиция, рядом! Я хочу… ну, увидеть его!
И Костя быстро согласился:
– Хорошо, хорошо, Павка! Действуем, как ты решил.
Костя опять был выставлен в кухню, а Павлик обращен спиной к кушетке, где Вика приводила в порядок свои волосы и меняла голубой спортивный костюм Павлика на свой девчоночий, белый.
– Павлик, ну почему он в тебя стрелял?! Ведь он же знал, что Анечка… (Это хорошо, что она сказала «Анечка»…) Ну, что ее…
Павлик вынужден был повторять:
– Он трусил, наверно, всего боялся… А тут еще… И он шел показать Николашке… Или передать ему деньги. Чтобы – подальше. А тут опять Аня… Привидение! На том же месте! Или почти на том же. Он же вскрикнул – это я слышал! И сразу – из пистолета… И был пьян, правда, чокнулся немного… А может, они нарочно, чтобы ему спрятаться… Раз уж он в этой больнице был, возьмет да прикинется…
– А как же твой Николашка: сразу и там, и там?! Ты их подслушивал с дядькой Андреем, а вышел – он Кузьмича тащил с другого берега!
– Значит, быстро бегает! – нетерпеливо ответил Павлик. – Бегать он умеет, везде успевал… А Кузьмич в машине валялся, пока он с баптистом…
Наконец ему разрешено было оглянуться.
– Все у меня нормально, Павлик?..
– Все… – сказал он, убежденный, что она сама это прекрасно знает. Костя принес и как-то неловко подал ему кроличью шапку.
– Надень… Эта теплее. Вика тебе зашила…
Павлику некогда было спросить, как ему удалось заставить ее. Впрочем, от Вики не знаешь, что ожидать.
– Идемте, опоздаем! – повторил он…
Вышли из дому и быстрым шагом двинулись к автобусной остановке тем же путем, каким добирался утром Костя. Он же и нес хозяйственную сумку с уложенными в нее инкассаторскими мешками.
Пока шли садами, потом через лес, по мосткам через Жужлицу, – молчали.
В небе то там, то здесь проглядывала синева, земля оттаяла, вот-вот готово было выглянуть солнце, и Павлик мог даже не надевать кроличьей шапки.
Баптиста – сразу было решено – пока не трогать: баптист никуда не денется, будет ждать. Но когда подходили к автобусной остановке, Костя с откровенным сожалением проговорил:
– Родственничка твоего, Вика, значит, только за облигации прихватят, что они спекулировали с Николашкой да Фаинкой этой…
И Павлик убавил шаг.
– Нет, Костя… Не только. Я все время думал… Не мог никак сообразить. Его еще за то, что курильщика этого, Илькиного брата, он убил, а не Кузьмич…
Вика вовсе остановилась. Испуганная, она делалась еще красивее, потому что выглядела очень беспомощной, а широко открытые, большущие глаза казались черными на бледном лице.
– Ведь тому, Илькиному брату, Николашка сказал: выйди ровно в одиннадцать… А потом требовал, чтобы баптист «минута в минуту»… А баптист боялся, отказывался… Тогда он припугнул его. И я же видел, как он нес Кузьмича: тихо-тихо, чтобы ни звука! И посадил прямо против калитки. Может, сам и ружье зарядил. И быстро ушел, чтобы люди его видели на том берегу. И я ушел, не догадался… А баптист вышел минута в минуту и нажал курок. Это они убили! У того ж пистолет! И можно было Аню… И все бандитские дела сразу на него свалить. А у них остаются деньги. И все шито-крыто! Кузьмич сам ничего не мог, я видел! Он шевельнуться не мог!
– Так ему и надо! – неожиданно сказала Вика. И в ответ на удивленный взгляд Павлика пояснила: – Дядьке Андрею! Я же знала, что он зверь!
С автобуса пересели на трамвай. И вышли в квартале от больницы.
Было уже около половины первого. А требовалось еще – хотел бы этого Павлик или не хотел – зайти в милицию…
От сознания, что его, Павлика, дело переходит в чужие руки, вдруг подступило какое-то безразличие: вернулась на время приглушенная слабость.
Поддаваться этому Павлик не имел права. Даже испугался: он обязан выдержать все до конца, как надумал, иначе ему всю жизнь будет казаться, что он сдался…
У ворот отделения милиции прогуливался в одиночестве молодой, с красными погонами милиционер.
Уже хотел обратиться к нему, когда сзади кто-то спросил:
– Куда вы, ребята?..
Они обернулись на голос.
– Не надо, – сказал мужчина в темной кожанке – черноволосый, с тоненькими ниточками усов.
Костя и Павлик заметили, что молодой милиционер отдал ему честь.
– Пойдемте в больницу, куда вы собирались… А это я помогу нести. – Он перенял у Кости хозяйственную сумку.
Тем временем со стороны трамвайной остановки подошел уже знакомый Павлику следователь. Или кто он там был – этот, в сером пальто, что появлялся у Жужлицы, потом на кладбище…
– Здравствуй, – сказал Павлику.
– Здравствуйте… – не очень приветливо ответил Павлик.
А Костя поглядывал то на одного, то на другого из подошедших. Где-то сегодня они с Павликом уже натыкались на черного, с усиками: либо в районе Буерачной, когда наблюдали за баптистом, либо около сберкассы…
– Вы что, следили за нами? – в том Павлику, сердито спросил Костя.
– Зачем? – удивился тот, что постарше, в сером пальто. – Просто сопровождали иногда! – Он показал на сумку в руках черноволосого. – С таким грузом не безопасно…
– Особенно девушке! – добавил тот, чему-то широко улыбаясь. И поглядел сначала на Вику, потом на своего напарника. – Ее теперь уже три милиции разыскивают!
– А что меня разыскивать! – фыркнула Вика, передернув плечами.
– Ничего, – сказал в сером пальто. – Такую глазастую стоит поискать… – И обратился к Павлику: – Идемте. Какие у вас планы?..
– Планы: ждать… – уже на ходу сказал Павлик.
Они прошли в тот самый больничный коридор, или холл, что был направо от входа с улицы, и о котором Павлик говорил Николашке. Присели в кресла за двумя столиками.
– Во сколько он обещал прийти? – спросил следователь.
– Я говорил: в час…
Черноволосый, с тоненькими усиками встал и постучал в дверь, через которую время от времени, тяжело щелкая замком, пробегали в обоих направлениях медсестры, врачи. Когда ему открыли, показал какую то книжечку и вошел.
Потом вернулся и сел рядом с Викой.
Следователь в сером пальто снял с руки и положил на стол часы, чтобы Павлику было видно.
Дверь с улицы хлопнула ровно в час.
Николашка, быстрый, озабоченный, влетел в коридор и прежде всего увидел Павлика. Удивленный, приостановился, хотел что-то сказать. Но глянул на остальных и автоматически шагнул дальше, к двери, из которой в этот момент выглянула медсестра.
– Мне нужно… Вернее, меня просили… – бодро начал он. Но сестра только взглянула на черноволосого с усиками и тут же скрылась.
– Вот!.. – беспомощно развел руками Николашка, отступая к Павлику и мимоходом скользнув по лицам остальных.
А щелкающая замками дверь опять распахнулась. И в коридор вышел заметно растерянный, ничего не понимающий Матвеич.
Насторожился, увидев Николашку.
О человеке, оказывается, можно все сказать по его лицу… Но, к сожалению, только тогда, когда уже знаешь человека. А раньше казались простодушными, даже чудаковатыми и эти бегающие, в красных прожилках глаза Матвеича под седыми бровями, и эти запорожские усы, и эта его манера втягивать голову в плечи…
Многое хотел ему сказать Павлик. Но шагнул навстречу и, глядя снизу вверх, негромко, потому что душили слезы, спросил:
– Ты, Гурзик, зачем Аню убил?
А того, жестокого, злого, уничтожающего, что хотел сказать, не сумел, не получилось…
И уже не слышал, как щелкали наручники…
Потом он еще отвечал на какие-то вопросы, двигался, что-то делал. Кажется, ужинал вместе с Костей и Викой…
А на следующий день не мог встать.
«Разделить пополам»…
Сознание Павлика будто выплывало из мрака, натужно, медленно продираясь сквозь податливую, серую вязкость. И наконец, вдруг ярко заблестел перед глазами свет, что лился в комнату через окна, ставни которых были распахнуты настежь.
Где он – сообразил не сразу. Утро теперь или вечер, и сколько времени утекло: может, часов, а может, суток, – не имел представления.
Потом он увидел над собой Костю и Вику. Попытался улыбнуться им.
– Живой, старик?! Живой! – обрадовался Костя. И в голове Павлика шевельнулась вялая мысль, что Вика собралась куда-то… А что она побывала дома, переоделась в белое платье, не заметил.
И Вика тоже склонилась над ним. Так что ее светлые волосы и темные, Костины, оказались рядом.
– Заболел, Павлик?! Мы утром думали, спишь!..
Он снова попытался улыбнуться им.
А Вика почему-то смотрела сквозь слезы и быстро-быстро говорила, перескакивая с одного на другое, как будто все это было самым главным:
– Ты позавтракаешь?! Может, тебе лучше станет! Я мяса принесла, мяса нажарим! У меня мама приехала! Я дома книжку нашла, тут все есть: как котлеты делать, все!.. – И провела по глазам ладошкой.
– Вика уходит от нас, – пошутил Костя.
– Врет он все, врет, Павлик! – перебила его Вика. – Наоборот! Мы теперь договоримся всегда быть вместе! Да?! Костя никуда не поедет, пойдет работать здесь и учиться будет! Я тоже пойду опять в школу! И ты, да?! Втроем будем!..
Павлик прикрыл глаза в знак согласия и наконец улыбнулся. А Вика как бы всплакнула.
– Только ты скажи ему, Павлик, чтобы он больше никогда не ругался на меня! И не колотил! Ладно?!
– Ладно, ладно! – согласился Костя. – Ты иди, смотри там!
– Я на улицу! – сообщила Вика уже от двери, на ходу натягивая пальто. – Сейчас машина должна подойти! Скорая!
Но только хлопнула наружная дверь, как Вика вбежала опять.
– Тебе письмо, Павлик! От мамы!
Павлик взял за уголок и опустил конверт на грудь.
– Спасибо…
– Это Кузьмич передал! – договорила Вика. – Жену его, тетю Фаину, увезли! И дядьку Андрея тоже! И Васильевну! Это она посылала Ильку в гараж и этого… Кузьмич аж черный весь! Бегу, бегу… – опять заспешила она, наткнувшись на просительный и скорбный взгляд Кости.
Вновь хлопнула сенная дверь.
А когда воцарилась неторопливая, мягкая тишина, в которой лишь иногда осторожно потрескивала печь, Костя сказал:
– Ты на нее не обижайся, Павка. Она еще глупая… Вот будет у тебя подружка… – Он случайно сказал об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24