— Биться будем здесь, — сказал он, показав рукой на пространство перед троном. — На именных мечах.
Это ставило в невыгодное положение дона Родерика. Теперь уже ему следовало опасаться вероломства. Но по закону и обычаю правом выбора обладал тот, кого вызвали на поединок, и Родерик не стал с этим спорить.
Свои права, однако, он тоже не забывал.
Когда майордом Грус Лео Когеран и граф Септимер Белгаон встретились на «линии фронта» для обсуждения деталей, первым предложением дона Груса было вывести из замка принцессу Каиссу и под охраной верных гейш отправить ее в Когеран — резиденцию майордома. Но дон Белгаон даже обсуждать это не стал.
— Тот, чью правоту подтвердит небо, станет хозяином жизни и смерти всех его врагов.
Он, правда, тут же поправился, сказав, что как раз принцессе ничего не грозит — ведь Родерик ни будучи принцем, ни став королем не может пролить ее кровь. но остальным от этого было не легче.
А Барабин, уже успевший продемонстрировать способности нового Нострадамуса, почувствовал неладное и в отношении принцессы.
Он даже специально уточнил, не выпадает ли из указанного обычая казнь без пролития крови, способов которой существует великое множество — от повешения и утопления до сожжения на костре.
Вопрос этот Барабин задал друиду, который в ответ решительно заверил, что в данном случае беспокоиться не о чем. Формулировка звучит однозначно:
«Если по злому умыслу принца королевская дочь смертью умрет, или хоть капля крови ее упадет на землю — тому принцу никогда не быть королем Баргаута».
Так что по логике вещей Барабину следовало больше опасаться за себя, а не за принцессу, которую он знал всего несколько дней и с которой общался всего несколько раз.
Вот только сама принцесса почему-то решила, что колдун из Страны Чародеев, умеющий читать мысли, защитит ее от любой беды гораздо лучше, чем все воины, все принцы и все короли.
Как видно было в Романе что-то такое, из-за чего баргаутские женщины всех сословий тянулись к нему, как бабочки к огню.
И все бы хорошо, но у него из-за этого начинались проблемы. Ведь он никак не мог отделаться от мысли об ответственности за каждую из этих женщин.
И вот не успел Роман потерять в Беркате всех своих рабынь, кроме Тассименше, как его решила сделать главным своим защитником принцесса Каисса.
А как, скажите на милость, можно ее защитить, если даже увести принцессу в тайные подземные укрытия — и то нельзя. Во-первых, она сама не пойдет, а во-вторых, принц Родерик, узнав о просьбе выпустить Каиссу из замка, не только подтвердил отказ в этой просьбе, но и потребовал, чтобы принцесса в обязательном порядке присутствовала при поединке.
И поскольку это полностью совпадало с желаниями самой принцессы, Барабин ничего поделать не мог.
70
Принц Леон, до завершения поединка утративший право носить звание короля, нисколько не боялся предстоящей схватки. И с друидом он пререкался только потому, что слишком уж обиделся на него за временный уход в стан противника.
Хотя справедливости ради надо признать, что это именно друид уберег воинство, верное дону Леону, от окончательного разгрома.
Теперь все было в руках самого Леона. Принца, который заговорен от смерти.
Если верить в это, то бояться было вообще нечего. Ни Леону, ни его воинству.
Одна беда — Родерик тоже славился своей неуязвимостью. Эта особенность отличала весь род королевы Тадеи, которая родила наследника от двенадцати героев, неуязвимых до такой степени, что они уцелели даже в столкновении с Эрком.
Как королеве удалось родить сына от двенадцати мужчин сразу, история умалчивала, однако было известно, что потомки его все-таки умирали — и далеко не всегда своей смертью.
А после того, как молния Вечного Древа не поразила клятвопреступника Роя Эрде, трудно было верить в какую бы то ни было мистику в принципе.
По крайней мере, так думал Барабин — и он оказался прав на все сто.
Принц Родерик явился к месту боя в сопровождении головорезов из отряда Роя Эрде. Сам Рой с наглой улыбкой шествовал рядом со старшим из принцев Баргаута. Весь вид их обоих как нельзя яснее показывал, что принц нисколько не гневается на Роя за историю с гибелью Ингера из Ферна.
Сын Ингера Грейф остался по другую сторону «линии фронта». Он объявил себя гарантом того, что если дон Леон или его люди нарушат условия договора, возмездие обрушится на их головы с неизбежностью наступления ночи.
А чтобы быть совершенно уверенным в этом, Грейф отправил с Родериком своего младшего брата Эрлина.
На этом настоял сам Родерик. Он был уверен, что если Леон предпочтет честному поединку вероломное нападение, то горячий аргеман погибнет в числе первых — и тогда Грейфу деваться будет некуда. Придется мстить.
Дело, правда, было рискованное. Юный Эрлин был горяч почти так же, как его отец. И договор его более благоразумного брата Грейфа с Родериком просто выводил Эрлина из себя.
Эрлин пребывал в убеждении, что баргаутов надо резать всех подряд. А в первую очередь он с большим удовольствием зарубил бы отцовским топором графа Роя Эрде.
Хоть у аргеманов, в отличие от горцев-огнепоклонников, и не было обычая общеобязательной кровной мести, находиться в одном стане и даже в одном отряде с убийцей отца казалось для Эрлина противоестественным.
Но не подчиниться приказу брата он тоже не мог. Это могли счесть за трусость, а для аргемана нет порока позорнее.
Барабин, занявший в тронном зале место рядом с Каиссой, сразу заметил, какими взглядами обмениваются Рой Эрде и принц Таодара Эрлин. И подумал, что их взаимная ненависть может сослужить хорошую службу ему и принцессе, если развитие событий пойдет по наихудшему сценарию.
Но поначалу все складывалось как нельзя лучше.
Барабин уже видел принца Леона в бою, и потому не удивился, когда он стал гонять своего брата по залу, как мальчишку, впервые взявшего в руки меч.
Энергии и злости у Родерика было намного больше, чем боевого мастерства. И только за счет энергии и злости он какое-то время держался против младшего брата, заговоренного от смерти.
Но потом у всех, включая сторонников Родерика, создалось впечатление, что Леон вот-вот его добьет.
Острие меча Флегарна уже несколько раз задело кожу Родерика. У старшего из принцев текла кровь, он задыхался — а условия поединка не предусматривали передышки.
Он должен был проиграть. Проиграть и погибнуть, потому что иного исхода условия поединка тоже не предусматривали.
И тут дон Леон споткнулся.
У него как будто подкосились ноги, и случилось это, когда тяжелый меч Флегарн с широкого замаха двигался вперед. Поэтому Леон, увлекаемый мечом, упал тоже вперед и грудью напоролся на меч Родерика.
При виде этой картины ни у кого не могло остаться даже тени сомнения по поводу небесного вмешательства.
Всем стало ясно, что небо действительно на стороне Родерика. Оно не помешало Рою Эрде и множеству других людей нарушить клятву, данную на Книге Друидов, а теперь бросило на меч Родерика самого Леона.
Дон Леон умер не сразу, но Родерик не стал дожидаться, когда он испустит последний вздох.
Старший из принцев вырвал свой собственный именной меч из груди брата и протянул его своему оруженосцу. А сам, перешагнув через корчащегося на полу Леона, устремился к трону, на котором был установлен спорный меч Турдеван.
Схватив его за рукоятку, Родерик поднял сверкающий клинок над головой и прокричал так, что эхо долго не смолкало под сводами зала:
— Ну так кто здесь король?!
По рядам сторонников прошло движение. Первым преклонил колено майордом Грус. За ним последовали остальные. Никто и думать не хотел о сопротивлении.
Выбор неба был слишком очевиден.
Только принцесса рядом с Барабиным не шелохнулась. Барабин понятия не имел, что она должна делать в таких случаях по правилам этикета, но и сам тоже не стал менять позы. А когда Родерик указал на него и принцессу Турдеваном со словами: «Этих взять!» — Барабин молниеносно выхватил свой Эрефор.
— Живыми! — добавил Родерик, когда первым к Роману с плотоядной улыбкой бросился Рой Эрде.
— Это еще почему?! — взревел Рой, решивший, что уж теперь-то у него будет возможность отплатить Барабину за все, начиная с унижений на «Торванге», где тридцать третьему графу Эрде пришлось взять в руки весло, и кончая наглостью рабыни Тассименше, которая вместо того, чтобы честно покончить с собой, перешла под крыло колдуна из неведомой земли.
Было совершенно ясно, что Рой не успокоится, пока не убьет Барабина максимально мучительным для него способом. И был граф Эрде не один, а со всей своей сворой.
А у Барабина осталось всего трое соратников. Оруженосец, Тассименше и юная принцесса, одетая в женское траурное платье.
У принцессы не было оружия, и она вряд ли умела им пользоваться. Но бессмысленный взгляд Роя Эрде и его перекошенное лицо были знаком того, что ему уже все равно. Если попадется под руку принцесса — он зарубит и принцессу.
Барабин сделал отчаянную попытку отойти к подземному ходу — но путь был закрыт. У стены, где неосведомленный человек не заметил бы никаких следов входа в потайной коридор, стояли аргеманы Эрлина.
Роман и принцесса оказались в кольце.
Был еще шанс остаться в живых. Если убить Роя, то есть надежда, что его люди окажутся не столь безумны и подчинятся приказу своего нового короля.
Но именно эти люди, навалившись скопом, выбили у Барабина меч. И расступились перед своим предводителем.
Однако вместо Романа перед Роем оказался совсем другой человек.
Эрлин, сын Ингера из Ферна, отбил удар Роя своим боевым топором. А в следующую секунду на пути безумного графа выстроилась целая шеренга аргеманов.
Стена позади Барабина оказалась открыта, и первой на это отреагировала Тассименше. Она надавила на камень, отмыкающий замок, и ногой ударила по поворотной панели, неотличимой от каменной стены.
Но принцессу Каиссу уже крепко держали в руках люди Роя Эрде, и когда открылся проход, Барабин замешкался. Ведь принцесса надеялась на его защиту.
Аргеманы, в свою очередь, мешкать не стали и тут же придавили Романа к стене.
— Тасси, беги! — закричал Барабин, пытаясь отбиться. Но драться голыми руками против десятков мечей — это все равно, что босой пяткой против чапаевской шашки, как в детском анекдоте про японского каратиста.
Одно утешение — Тассименше все-таки успела юркнуть в проем и закрыть его за собой. Запирающий камень встал на место и преследователям пришлось давить на все камни подряд, чтобы отыскать нужный, местоположение которого никто не запомнил.
Когда они все-таки открыли проем, Тассименше уже и след простыл. Ведь никто, кроме, может быть, Ночного Вора и рабынь, которых он утащил с собой в Гиантрей, не знал подземелья черного замка лучше нее.
В этой суматохе Барабин сделал еще одну попытку убежать (на этот раз через дверь), но аргеманы эту попытку умело пресекли.
Рой Эрде, в свою очередь, сделал еще одну попытку добраться до Барабина, чтобы порвать его, как Тузик грелку, но и его попытку тоже пресекли аргеманы. И отбросив Роя в сторону — совсем как Тузика пинком — заодно отогнали его людей и от принцессы, объяснив свои действия коротко и ясно:
— Это наша добыча!
71
За все время приключений в Баргауте и его окрестностях Роману Барабину еще ни разу не довелось быть чьей-то добычей. Так что, когда его связывали, он вырывался изо всех сил — за что и получил по голове тупым тяжелым предметом.
Что это был за предмет, Барабин не разглядел, а когда очнулся с гудящей головой, аргеманы уже переключили свое внимание на принцессу.
У принцессы были свои основания протестовать против роли добычи.
— Воины Баргаута! — кричала она. — Я принцесса из дома Тадеи Великой, дочь короля Гедеона! Неужели вы допустите, чтобы этот бастард, лишенный наследства, отдал меня на поругание аргеманам?
То, что принц Родерик — бастард, то есть незаконнорожденный, было для Барабина новостью. До сего дня Родерика в стане дона Леона оскорбляли часто и грубо, но это слово было произнесено в первый раз.
Не исключено, конечно, что оно тоже было всего лишь формой оскорбления — как русское слово «ублюдок». Но может быть и нет.
Если нет, то это еще одно объяснение, почему покойный король Гедеон лишил своего старшего сына наследства.
Но сейчас был не самый лучший момент для того, чтобы оскорблять дона Родерика или напоминать о сомнительности его наследственных прав.
Все видели своими глазами, что само небо на стороне Родерика, и на защиту принцессы не решился встать никто. Тем более, что Родерик только что объявил всем совершенно ясно: принцесса виновна в мятеже, и это дет новому королю право наказать ее так, как он сочтет нужным.
Баргауты, которые присоединились к Родерику до поединка, ничего не имели против. А те, кто до конца оставался с Леоном, очень не хотели теперь, чтобы и их обвинили в мятеже.
Отчаявшись найти поддержку у баргаутского рыцарства, принцесса обратилась напрямую к брату.
— Если я мятежница, — воскликнула она, — тогда казни меня, как велит закон! Изменникам королевской крови отрубают голову мечом, а не продают в рабство врагам королевства.
В ответ Родерик, внешне чем-то похожий на сатану, каким он предстает в опере «Фауст», громко расхохотался, и в смехе его тоже было что-то сатанинское.
— Ты что же, принимаешь меня за идиота? Если я отрублю тебе голову, долго ли я останусь королем Баргаута?
Барабин удивился — неужели эта юная девушка и впрямь готова пойти на плаху, лишь бы лишить Родерика трона. Или она знала наверняка, что такую глупость Родерик никогда не совершит.
А может быть, аргеманский плен для нее действительно хуже смерти?
Что касается Барабина, то он по поводу аргеманского плена выяснил пока одно — связывать пленника пираты из Таодара умеют на совесть. А для него, как особо опасного чародея, они предусмотрели специальные предосторожности. Даже связанного, его охраняли неотлучно человек двенадцать.
Принцессу, впрочем, охраняли еще лучше, и, похоже, больше всего боялись, что Каисса при погрузке на драккар сиганет за борт и утопится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51