И сделать это раньше, чем аргеманы сами начнут стрелять.
Барабин уже успел узнать, что у аргеманов основное оружие дальнего боя — это лук. Их мастера не умеют делать хорошие арбалеты, а покупать их дорого.
Между тем, дистанция уверенной стрельбы для лука гораздо меньше, чем для арбалета. На этом Барабин и строил свой расчет.
И пока «Торванга» грузно поворачивала к берегу, двое стрелков обживали позицию у борта.
Погода была ясная, ветер легкий и волнение едва заметное, но все равно — если воткнуть горящую стрелу в борт слишком низко, то брызги могли ее погасить. А если высоко — то ее без труда погасили бы аргеманы, перегнувшись через борт.
Следовало не только найти золотую середину, но и попасть из арбалета точно в намеченное место. А это очень непросто на расстоянии, когда стрелять из арбалета уже можно, а из лука — еще нельзя.
Барабин, между тем, после всех событий минувшей ночи, пришел к выводу, что лучшие воины среди баргаутов — это боевые рабыни и что рыцари и оруженосцы не годятся им даже в подметки.
Поэтому Роман обстоятельно инструктировал молодого оруженосца, представленного ему в качестве лучшего арбалетчика среди мужчин — на предмет того, куда надо стрелять, как и когда. А рабыню Тассименше не трогал, предоставив ей право разбираться самостоятельно.
Но в последний момент, когда настало уже время стрелять, Роман встал за спиной именно у нее. А его напряженная поза и выражение лица навели остальных баргаутов на мысль, что это неспроста.
Как-никак, Барабина в этой компании считали колдуном.
И можно представить себе ошеломление баргаутов, когда первая же пущенная амазонкой стрела угодила в самое лучшее место, которое только можно себе представить.
Это была носовая фигура переднего драккара — странного вида химера с бараньей головой, женской грудью и рыбьим хвостом. И горящая стрела угодила ей как раз между грудей.
Быстро добраться до этого интимного местечка с борта драккара было труднее, чем до любой другой точки корабля, и на «Торванге» все сразу решили, что так удачно положить стрелу можно было только благодаря колдовству.
Стрела оруженосца воткнулась в левую скулу судна, что тоже было удачно, поскольку место соединения досок обшивки с форштевнем было хорошо просмолено, и огонь здесь разгорелся очень быстро и весело.
Но выстрел Тассименше поразил всех куда больше.
Фигура на носу драккара изображала какую-то мифическую персону, имеющую особое значение для аргеманов — кажется, праматерь священных аргеманских баранов. Так что попадание огненной стрелы чуть ли не прямо в сердце химеры приобретало важный сакральный смысл.
С пылающим носом драккар продолжал продвигаться вперед, но уже через несколько минут стало ясно, что ловить ему больше нечего. С форштевня и носовой фигуры огонь перекинулся на борта, и погасить его аргеманы не могли при всем старании.
Они пытались нанести баргаутам хоть какой-то ответный ущерб и, отступая под натиском огня на корму, отчаянно стреляли из луков. Но расстояние было еще слишком велико.
Убедившись, что пожар неостановим, баргауты перестали обращать на него внимание и сосредоточились на втором драккаре.
Барабин лелеял тайную надежду, что его команда приостановит погоню ради спасения собратьев с пылающего корабля, но баргауты, которые хорошо знали аргеманские нравы, этой надежды не разделяли. И увы, оказались правы.
Люди уже прыгали с горящего драккара в воду, когда второй корабль прошел мимо, резко меняя курс, чтобы выйти «Торванге» наперерез.
Две огненных стрелы тут же воткнулись ему в борт, но аргеманы сбили их, не дав пламени разгореться.
А расстояние сокращалось стремительно, и уже первые ответные стрелы полетели с драккара в сторону «Торванги».
Одна из них попала в шею молодому оруженосцу, который стрелял из лука лучше остальных. Хлестнула кровь. Стрелок стал заваливаься назад, кто-то подхватил его, а совсем юная рабыня взяла из его рук арбалет.
Тем временем Тассименше пустила еще одну огненную стрелу — и снова неудачно. И кто-то за спиной Барабина в отчаянии крикнул, адресуясь непосредственно к нему:
— Колдун, ну что же ты?!
Больше всего на свете Барабин в этот момент хотел быть настоящим колдуном или по крайней мере стрелять из арбалета не хуже, чем из снайперской винтовки. И поскольку колдовать он не умел, оставалось одно — взяться за оружие самому.
— Арбалет мне! — скомандовал он, не глядя протянув руку назад и в сторону, и арбалет тотчас же оказался у него в руке.
Эрефорше, несмотря на рану, освободила его от другой заботы. В следующую секунду она подала Барабину уже горящую стрелу и сама вложила ее куда нужно.
Барабин целился долго — намного дольше, чем хорошие стрелки. И когда стрела ушла в полет, деревянный арбалет в его руках горел.
Стрела пронеслась вдоль борта драккара и воткнулась где-то у кормы низко над водой, попав точно в щель между двумя досками, тщательно законопаченную смолой.
Волна, поднятая веслами, не доходила до этого места всего несколько сантиметров, но в такую тихую, ясную и жаркую погоду древесина и смола здесь были практически сухие.
Аргеманы еще не успели опомниться, а Тассименше уже положила стрелу почти в ту же самую точку — словно до сих пор ждала, когда колдун укажет ей уязвимую цель.
Юная гейша перехватившая арбалет у убитого оруженосца, была не такой меткой. Ее стрела вонзилась в борт гораздо выше, и аргеманы легко сбили ее. Но на этом они потеряли время, и пока дотягивались до нижних стрел и пытались загасить занявшийся борт, бросая на него воду веслами, огонь, весело пожирающий дерево, перешел критический рубеж.
Теперь чтобы погасить его, надо было отвлечься от погони и бросить все силы на спасательные работы. Никакого другого выбора у хозяина драккара не было — ведь он наверняка любил свое судно не меньше, чем Ингер из Ферна — свою «Торвангу».
И первое, что пришлось ему сделать — это прикрыть горящий борт от ветра, хоть и слабого, но все равно раздувающего огонь. То есть повернуть нос драккара на запад, в сторону, почти противоположную той, куда уходила «Торванга».
Когда речь идет о жизни и смерти, у людей открывается второе дыхание. Казалось бы, у людей на борту «Торванги» сил не осталось уже совсем — но вдруг они появились откуда-то снова, и было их столько, что в обычных условиях и представить нельзя. Именно в таком состоянии люди гнут подковы и разбивают руками камни.
Сменяя друг друга у немногочисленных уцелевших весел, мужчины и женщины гребли так, словно за ними гнался сам дьявол. Что, в общем-то, почти соответствовало действительности.
И когда стало ясно, что за ними уже никто не гонится, гребцы не сбавили темпа.
Причалы Альдебекара были уже совсем рядом. И руки у гребцов, уже поверивших в свое чудесное спасение, опустились только тогда, когда они увидели, как на эти причалы, загнав лошадей (некоторые падали прямо тут же), выкатываются аргеманы во главе с Ингером из Ферна.
27
Барабину, который умел трезво оценивать обстановку в любой ситуации, сразу бросилось в глаза, что верховых аргеманов гораздо меньше, чем было на косе даже после гибели части пловцов.
От отряда, который Ингер из Ферна привел в Таугас, осталась едва ли четверть.
К тому же состояние лошадей, да и людей тоже, свидетельствовало о безумной скачке. Но если бы аргеманы мчались так прямиком от косы, то они должны были оказаться на причалах уже давно и успели бы хорошо отдохнуть, пока «Торванга» плелась морем и отбивалась от двух драккаров.
Но они появились только сейчас, и оставалось предположить, что, как и обещал барон Бекар, их пытались задержать в районе замка.
Но аргеманы прорвались.
В ярости из-за угона «Торванги» Ингер из Ферна был готов снести любую преграду. И это ему удалось.
А раз так, то по всем раскладам ловить Барабину и его команде было больше нечего.
Хотя один аргеманский драккар догорал на рейде, на другом уже почти погасили борт, и «Торванга» оказалась в ловушке между двух огней.
Последние стрелы были истрачены на поджог второго драккара. А результаты рукопашной нетрудно было предугадать.
Даже сильно поредевший отряд Ингера из Ферна численно превосходил боеспособную часть команды Барабина.
Но вариантов не было все равно. Единственный шанс — идти на прорыв и разбегаться врассыпную в надежде затеряться в переулках Альдебекара.
Город был хоть и невелик, но и не так чтобы очень мал. Так что какие-то мизерные шансы оставались по-прежнему — если только поразительное везение не откажет в самый неподходящий момент.
А Барабин привык ловить на любые шансы — и наверное, только поэтому до сих пор был жив.
Когда «Торванга» подходила к причалам, стрелы сыпались на нее с двух сторон, и все на борту лежали внизу ничком, за исключением некоторых, которые лежали, наоборот, навзничь, и пытались грести лежа.
Об управлении, конечно, не было речи вообще, и «Торванга» въехала в деревянный причал носом, а дикий рев с берега явственно возвестил, что Ингер из Ферна отнюдь не одобряет подобного отношения к своему славному судну.
Еще не смолк треск ломающихся досок, а аргеманы уже прыгали на судно, вопя, как оглашенные, и Ингер из Ферна был среди них, выделяясь ростом и запредельной яростью.
Ярость его и подвела.
Барабина он узнал с первого взгляда — во-первых, потому что видел его в замке Ночного Вора, а во-вторых, потому что мальчишка, который принес королю Таодара весть об угоне «Торванги», наверняка подробно описал внешность главаря угонщиков.
Это было нетрудно. Чужеземец из страны, лежащей где-то между Гиантреем и Фадзероалем, внешне очень существенно отличался от окружающих его баргаутов.
Так что опознать его было нетрудно, и несмотря на инцидент, свидетелем которого Ингер из Ферна был в замке Ночного Вора, ему отчего-то показалось, что Истребителя Народов будет совсем нетрудно убить.
Впрочем, вряд ли в таком состоянии Ингер из Ферна мог хоть что-то соображать. Он наконец догнал ту сволочь, которая увела у него из-под носа любимый корабль, и это был достаточный повод разорвать врага на куски.
Он только не учел, что Роман Барабин исключительно хорошо обучен ведению рукопашного боя против соперника, нападающего в лоб с боевым топором наперевес.
Барабин стремительно отступил к борту, а потом одним легким движением уклонился от массивной туши короля Таодара.
Теоретически можно было красиво довершить этот этюд ударом меча, но практически это не вышло. За спиной у Ингера были другие аргеманы. Так что впилившемуся в борт королю Таодара пришлось придать дополнительное ускорение локтем, одновременно отражая мечом атаку следующего пирата.
Барабин не видел, как Ингер из Ферна полетел в воду — но всплеск, сравнимый со взрывом глубинной бомбы, не оставил никаких сомнений. А мгновение спустя раздался гортанный крик кого-то из аргеманов, и все пираты разом ломанулись к борту.
Ингер из Ферна тонул. Можно быть сколь угодно хорошим пловцом — но тяжелая кольчуга все равно утянет на дно.
Те аргеманы, которые по какой-то причине были без кольчуг, попрыгали в воду сразу. Другим пришлось сначала снимать доспехи и радоваться, что баргауты не обращают на это внимания.
Баргауты в этот момент валили валом на причал, навязывая аргеманам встречный бой.
Меч оруженосца майордома Груса Барабин потерял в этой суматохе, но Эрефор держал в руке крепко и, по традиции отбиваясь сразу от четырех соперников, в боевом экстазе кричал стихами по-русски, потому что в голове его в отчаянном ритме звона мечей стучала песня Олега Медведева:
А серый волк зажат в кольце собак, он рвется,
Клочья шкуры оставляя на снегу,
Кричит: «Держись, царевич, им меня не взять!
Крепись, Ванек, я отобьюсь и прибегу!
Нас будет ждать драккар на рейде
И янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим,
Но только через танец на снегу
Багровый вальс гемоглобин».
Вслух он выкрикивал отдельные бессвязные слова и обрывки строк, но на фоне боя это выглядело внушительно, и все вокруг решили, что колдун произносит страшное магическое заклинание.
И как ни странно, заклинание подействовало.
Неожиданно для самого себя Барабин обнаружил, что баргаутских рыцарей вокруг стало явно больше, чем их сошло на берег с «Торванги». И что самое удивительное, многие были верхом.
Барабин обратил на это внимание, когда в непосредственной близости от него не осталось врагов. Это заставило его оглянуться вокруг себя, но размышлять о том, откуда взялись полные сил конные рыцари, было некогда все равно.
Первое, что заметил Барабин, обернувшись в сторону моря — это то, что уцелевшие аргеманы пытаются отвести от берега «Торвангу».
Ингер из Ферна руководил их действиями из воды. Забраться обратно на борт ему не давали баргаутские рыцари, среди которых Барабин заметил барона Бекара.
Старый барон не хотел отдавать прежнему владельцу свой боевой трофей. И Роман Барабин поспешил ему на помощь, оглашая окрестности возгласом:
— Банзай!
Рыцарей на причале, у причала и во всем порту было уже столько, что некоторые аргеманы просто не смогли пробиться к «Торванге». Путь им преградила глухая железная стена.
Пираты, верные своему обычаю, с животным ревом бросались на копья, но несколько молодых аргеманов попытались прорваться по берегу, и периферийным зрением Барабин заметил, как их рубит наотмашь длинным очень искусно сработанным мечом рыцарь на вороном коне и в черных доспехах.
Его шлем, который одевался на голову, как перевернутое ведро, венчала корона, похожая на зубцы крепости. И Роман без подсказок понял, кто это такой.
На помощь вассалам, попавшим в безвыходное положение, примчался вместе со своей верной дружиной сам король Гедеон.
28
Когда последние оставшиеся аргеманы поняли, что вывести «Торвангу» в море не удастся, они попытались ее поджечь. Причем не стрелами.
Приказ отдал сам Ингер из Ферна, который был серьезно ранен при очередной попытке подняться на борт. Вокруг него в воде расплывалось мутное багровое пятно крови, но на воде он держался и говорить мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51