Наряду с Индией и Австралией весь мир признает «Полуденную Францию»!
Мое перо не берется описать волнение, сжавшее сердца присутствующих, когда напряженный голос креола провозгласил эти патриотические слова. В таких сценах каждый предпочитает сам испытывать живительную радость и ликование…
Золотой прииск начинался для робинзонов под счастливой звездой… Вечером устроили праздник. Индусы и негры плясали и пели, стреляли в воздух из ружей, горячительные напитки лились широким ручьем. Даже китайцы потеряли свою обычную угрюмость, их обезьяньи мордочки разгладились, и они развлекались, как никогда. Шумное и суетливое веселье не перешло, однако, границ разумного. Празднество длилось до глубокой ночи, но, когда на заре сигнальный рожок возвестил о начале трудового дня, никто не пропустил его мимо ушей.
Прииск пробуждался слегка утомленный, но радостный. День открывала важная процедура — «бужарон», распределение водки небольшими порциями. Затем следовала раздача продуктов питания. Пока кладовщик Мариус, «бакалавр из Маны», приправлял пищу крупной солью, начальники участков собрались под навесом веранды, чтобы получить распоряжения директора на предстоящий рабочий день.
Расчет был завершен, рабочие возвратились в хижины, чтобы позавтракать и приготовить себе полдник, который они проглотят днем, не прерывая работы, потому что, однажды запущенный, рудопромывочный желоб не ведает остановок.
Точно так же, как правительство определяло нормы питанияnote 432, оно устанавливало и продолжительность рабочего дня. За исключением воскресенья, рабочие ежедневно заступали на смену в восемь часов утра, а прекращали работу в три часа пополудни. Всего семь часов труда. Это немало, с учетом климата нашей колонии.
После утреннего совещания мастера возвращались в поселок, получали необходимое для работы инструмента количество ртути и в сопровождении своих людей шли к реке, представлявшей главное поле деятельности.
Робинзонам были известны примитивные методы добычи золота, но они не владели промышленным производством — весьма несовершенные инструменты французы мастерили сами из подручных материалов… Так что первое посещение прииска превратилось для них в подлинный праздник. Поскольку дамы пошли вместе с ними, то выбрали утреннее время, когда солнечный жар еще не достигал всей безжалостной мощи. Месье Дю Валлон пришел за ними через два часа после утреннего инструктажа; он уже успел посетить на рабочих местах добрую половину персонала. Директор обладал просто поразительной энергией.
Решили отправиться к речке Фидель, самой ближней. До нее было от дома всего двести метров. Если робинзоны, в том числе и мать семейства, давно привыкли к лесной жизни и могли выдерживать дальние переходы, то по лицам юных англичанок обильный пот струился уже после такой коротенькой прогулки.
Свирепость тропического солнца невозможно передать словами, ее надо почувствовать.
На берегу Фидели работали уже полным ходом три промывочных агрегата. Месье Дю Валлон позаботился о подступах к ним, перебросив доски и мостики через топкие и загроможденные места. Без этой предусмотрительности посетителям пришлось бы карабкаться на отвесные кручи или спотыкаться о поверженные стволы, продираться сквозь груды ветвей или увязать чуть ли не до колен в зыбком илистом грунте, чтобы добраться до первого рудопромывочного желоба.
Русло реки совершенно исчезло. Срубленные деревья, наваленные с обеих сторон полосами шириной более двадцати метров, громоздились друг на друге безо всякой системы, всюду высились кучи отсеченных ветвей и метровые пни от вчерашних гигантов. Рубка леса предшествовала промывочным работам, ее выполнили два месяца тому назад, и она продолжалась по мере потребности. Ложе реки, перегороженной плотиной выше по течению, опустело. Вся вода, задержанная перемычкой, пропускалась через установки и промывала золотоносный гравий.
Зрелище предстало глазам самое живописное. Черные и краснокожие рабочие в своих калимбе орудовали кирками, лопатами, мотыгами, подрубали корни деревьев, шлепали по жидкой грязи, пели или болтали без умолку, их блестящие мускулистые тела были покрыты потом, словно кувшины алькарразасnote 433.
Sluice, или рудопромывочный желоб, служил в Гвиане главным инструментом для намывания золота. Он представлял собой систему деревянных коробов длиной по четыре метра, так называемых dalles, похожих на огромные гробы без крышек, открытые с обоих концов. Высота стенок у этих коробов — от тридцати восьми до сорока сантиметров, расстояние между стенками — тридцать восемь сантиметров с одного конца, сорок два — с другого. Эта разница в размерах необходима, чтобы вставлять короба один в другой. Так они превращаются в длинный и открытый деревянный канал.
— Вот перед вами рудопромывочный желоб средней величины, — рассказывал Дю Валлон инженеру и его сыновьям. — Он состоит из двенадцати коробов, общая длина достигает сорока метров. Здесь заняты двадцать мужчин и женщин. Восемь человек только на расчистке. Убрав последние остатки растений, они лопатами и мотыгами снимают верхний слой земли, чтобы добраться до золотоносной породы. В этом их цель. Они в буквальном смысле слова расчищают почву для восьми землекопов, которых вы видите на дне этих ям. Сильными ударами кирки они долбят сероватый слой, который кажется таким твердым. Раздолбив его, рабочие перебрасывают породу лопатами в ближайший короб, который расположен над их головами.
— Так это и есть золотоносный слой? — спросила мисс Люси у мадам Робен.
— Ну да, мадемуазель, — вместо женщины ответил директор. — Это раздробленный кварц, остатки рудных жил. Частицы его самых разных размеров — одни с булавочную головку, а другие — с человеческую голову.
— И золото находится в свободном виде между этими частицами?..
— Они сами содержат его в себе в гораздо большем количестве. Если бы нам удалось размолоть все это до состояния мельчайшего песка, то выход продукции у нас удесятерился бы. Но нынешнее положение золотодобывающей промышленности в Гвиане таково, что приходится довольствоваться сбором золота, которое отделилось от кварца. И поступления металла пока еще очень скромные.
— А этот слой кварца очень большой?
— Относительно крупный… Местами его глубина достигает полутора метров, а кое-где — всего лишь сантиметров десяти… Что же касается площади залегания, то она тянется полосами от десяти до двадцати метров шириной с каждой стороны реки. Вот в этом месте слой великолепен, смотрите, как лихо трудятся наши бравые землекопы… На этом агрегате работают еще четыре женщины, которые целыми днями сидят на корточках в коробах, удаляя оттуда крупные камни, мешающие прохождению гравия. Есть четыре волочильщика песка. Они находятся в нижней части желоба, там, где оканчивается последний короб, вооружены изогнутыми мотыгами с длинными ручками и заняты удалением промытой земли, которую сбрасывают по обе стороны лотка. В общем, всего в процессе занято шестнадцать мужчин и четыре женщины.
— Рудопромывочный желоб должен быть очень прочным, — дополнил Анри, — чтобы он мог выдержать немалый вес гравия, а также женщин, выбирающих камни. Первые короба находятся на высоте более двух метров, считая со дна ямы, где роют землекопы, и падение может быть опасным, если желоб с его наклоном в пять сантиметров на каждом метре вдруг обрушится…
— Не пугайте понапрасну дам, — успокоил директор. — Вот глядите — каждый из коробов покоится на двух боковых распорках, а те укреплены на крюках из кованого железа. Крюки держатся на сваях из дерева мутуши, вкопанных в почву больше, чем на метр. А вы знаете их прочность, они соперничают с самим железом!
Раззадоренные присутствием европейцев, горняки налегали на кирки, с яростью обрушиваясь на породу, и одновременно распевали во всю глотку с неистовым пылом. Двое землекопов атлетического сложения, раздолбив изрядный кусок пласта, отбросили свои инструменты и вооружились лопатами, которые тут прозвали «каторжанскими». Длина их ручек составляла не менее двух с половиной метров. Со дна ямы землекопы с неподражаемой ловкостью выбрасывали полные лопаты гравия, попадая прямо на середину лотка, по которому струилась проточная вода. Эта удивительная точность и слаженная быстрота движения казались подлинным чудом. Одно удовольствие было наблюдать за этими силачами. Огромные лопаты пушинками летали в могучих руках, от непрерывных и ритмичных бросков молочно-белая вода в желобе вскипала фонтанчиками брызг.
При этом землекопы еще успевали издавать зычные фиоритурыnote 434. Своими орудиями они совершали настоящие фехтовальные выпады, и железо, описав в воздухе полуокружность, вонзалось в землю точно у босых ног.
Каждый бросок лопаты, отправляемый в желоб, ритмически сочетался с музыкальной фразой, которая повторялась без конца.
— Сами ке волоо! — вопил один из богатырей, и орудие труда взмывало вверх.
— Мун ла-о, бон-бон! — рычал в свою очередь второй, отправляя в желоб порцию породы.
— Сами ке волоо! — заводил первый.
— Мун ла-о, бон-бон! — повторял напарник.
— Что они говорят? — поинтересовалась мадам Робен.
— Что Сами — это вор, а люди там наверху — очень хорошие…
— А для чего?
— Это способ ритмизации движений, аналогичный напевам булочников или кузнецов. Иногда они слагают нескончаемые песни о своих радостях и печалях. Излагают жалобы и упреки, а бывает — вышучивают друг друга… Есть у них и сатирическая жилка, могут не пощадить самого патрона в своих импровизациях, которые называют словом «chante» или «dolo».
Сами, так называемый «вор», — это индийский кули, занятый на службе в доме… Что касается «мун ла-о бонбон», по-креольски — «люди наверху хорошие», это о вас, в такой своеобразной манере негр славит ваше великодушие.
И Дю Валлон крикнул землекопам:
— Хорошо, Фидель! Хорошо, Барон! Сегодня получите на ужин двойной «бужарон»!
Как мадам Робен и его братья, Шарль проявил самый живой интерес ко всему увиденному и услышанному. Не без пафоса он предался воспоминаниям:
— Как далеко шагнули эти чудесные установки от бедных ивовых тарелок, которые мы трясли изо всей силы, чтобы найти хоть несколько крупинок золота! И только подумать, нам это казалось верхом мастерства! Но все-таки старые орудия труда принесли нам удачу. Теперь я бы хотел узнать внутреннее устройство рудопромывочного желоба. Меня удивляет ваше заявление, что вы не теряете ни крупицы золота. Ведь как бы мы ни старались в те времена, а все равно теряли добрую треть золотого песка. Ваш метод, наверное, очень сложный…
— Наоборот, он самый простой. Песок попадает в короб, где вода его измельчает, разъединяет. Внутри короб выложен листовым железом с мельчайшими, как у решета, дырочками, и эта жесть отстоит на восемь миллиметров от деревянного дна. Она поддерживается спереди двумя ромбовидными цапфами, а сзади — деревянной перекладиной. Кроме того, ее опорами служат на обоих концах по два кулачка, которые сжимаются во время прохождения породы и не дают жести сорваться с места.
Нет необходимости говорить, что золото притягивается к ртути при простом контакте. Время от времени ее бросают в короба. Она медленно протекает под металлическую пластину и накапливается у перекладины, где проточная вода все время заставляет ртуть двигаться. Вы знаете, что все тела, включая железо, плавают на поверхности ртути. Тем более — кусочки породы… И все то, что не является золотом, скользит по жидкому металлу и сносится прочь водой, а золото, поглощаемое по дороге, соединяется с ртутью мгновенно. Этот процесс называется амальгамированием.
Заметьте, что пластина с ртутью имеется в каждом коробе, так что амальгамация происходит по всей длине желоба. Если по какой-то, почти немыслимой, случайности крупинка золота ускользнет из пятого, шестого короба, даже из десятого, то она неизбежно задержится в двенадцатом совершенно особым способом. Он называется кассой, и вполне заслуженно. В самом конце желоба расположен ряд литых пазов, глубиной от восьми до десяти миллиметров, и эти пазы заполнены ртутью. Так что ни одна крупица золота, даже самая ничтожная, не избежит контакта с такой ловушкой. Драгоценный металл останется в «кассе».
— А велика ли его выработка?
— В этом месте сказочно богатая. Здесь мы находимся в «кармане» и берем около двух килограммов из четырех кубометров. Вы увидите лотки стоимостью пять, шесть франков… А в среднем доходность на речке Фидель — семьдесят пять сантимов с одного лотка.
— Лафлер, — окликнул директор индуса, занятого волочением песка, — и ты, Апаво! Намойте каждый по одному лотку!
Рабочие без промедления приступили к делу и весьма скоро подошли к гостям со своими деревянными тарелями, на дне которых ярко светилось абсолютно чистое золото. Его стоимость, которую можно было определить на глаз, вполне подтверждала данную директором оценку.
Дю Валлон, который и сам за это время успел намыть еще один лоток, сорвал три пальмовых листа, высыпал на них поровну содержимое из трех лотков, после чего свернул листья пакетами и обвязал тонкой лианой, по обычаю гвианских рудокопов.
Затем он с элегантностью настоящего придворного вручил эти пакеты каждой из трех женщин со словами:
— Когда сувереныnote 435 посещали свои города, то обычно им подносили ключи от городских ворот в знак глубокого почтения и преданности. А вы — королевы золотых россыпей. Соблаговолите же принять первые плоды своих владений!
Юноши-робинзоны и глава семейства улыбками одобрения оценили находчивость директора. Мадам Робен и ее приемные дочери, смущенные и растроганные, с удовольствием приняли предложенные подарки. Но директор не изменил своему серьезному и торжественному тону:
— Примите в знак глубокого уважения и преданности это самородное золото, единственно достойное вас! Его от всей души дарят вам верные подданные…
ГЛАВА 15

Подъем производства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83