Описание, которое он дает, настолько необычно, что стоит привести из него выдержку: «Город огромен, население бессчетно. На улице Орфевр живет не менее трех тысяч рабочих. Беломраморный дворец императора возвышается на утопающем в зелени острове и отражается в водах озера, прозрачных, как хрусталь. Его окружают три горы, одна из чистого золота, другая из серебра, а третья — соляная. Дворец покоится на алебастровых и порфировых колоннах и окружен галереями из кедра и черного дерева с многочисленными инкрустациями из драгоценных камней. Две башни охраняют вход. Каждая опирается на колонну двадцати пяти футов высотой, и обе увенчаны огромными серебряными лунами. Два живых льва прикованы к тумбам золотыми цепями. Внутри дворца — большой квадратный двор с фонтанами и серебряными бассейнами, куда вода поступает по четырем золотым трубам. Маленькая медная дверь (но почему же только медная?!) в углублении скалы прячет от нескромных взоров внутренние покои дворца, великолепие которых не поддается описанию.
Хозяин дворца носит имя Эль-Дорадо, от слова «Le dore"note 179, по причине небывалой роскоши своего туалета. Каждое утро его тело растирают драгоценной губкой, затем пропитывают золотым составом чуть ли не до костей, так что он превращается в подобие золотой статуи» и т.д. и т.п.
Не задерживая внимания на этих ребячествах, объясним в двух словах, что же именно согласно Гумбольдтуnote 180 могло послужить основой для последней выдумки. Известно, что в Гвиане раскрашивание заменяет татуировку. Индейцы некоторых племен, сегодня сильно поредевших от алкоголизма, сохранили обычай обмазываться черепашьим жиром, а потом покрывать себя чешуйками слюды. В их металлическом блеске и улавливают простодушные сияние «драгоценных металлов». И вправду издалека кажется, что это простенькое украшение соткано из золотых и серебряных нитей.
Каковы бы ни были мотивы Вальтера Рейли, уставшего от мрачной реальности Старого Света, он, не колеблясь, отдался своей мечте и в 1595 году отправился через огромный океан в поисках земли обетованной. За два с лишним года (1595 — 1597) он совершил не менее четырех экспедиций и обследовал — хотя и без малейшего успеха — все дальние уголки, доселе не изученные. Желанное Эльдорадо, этот невиданный земной рай, все время оставалось за горизонтом.
Более двадцати путешествий, совершенных с той же целью, не дали, вполне понятно, никакого результата. Наконец, каким бы невероятным ни показался этот факт, последняя, весьма серьезно подготовленная экспедиция состоялась в 1775 году! Такой упорной была вера в эту несуществующую страну.
Хотя и приносивший сплошные разочарования, призрак Эльдорадо оказался щедрым на сопутствующие открытия и результаты, как бы повторяя историю поисков «философского камня». Эта мечта помогла познать Гвиану и ее подлинные богатства. А в 1604 году несколько французов под предводительством Ляривардьера закрепились на острове Кайеннаnote 181.
Удивительная, но объяснимая вещь: легенда об Эльдорадо нашла свое продолжение у гвианских индейцев с новой силой и новой верой! Берет ли эта традиция свое начало в рассказах европейских исследователей или она обязана своим рождением настойчивым поискам, предпринятым вследствие этих рассказов, а может быть, сами индейцы выдумали миф об Эльдорадо, еще до прихода своих покорителей? Никто и никогда не узнает об этом.
Но если сказочные сокровища инков не существовали и, следовательно, не могли находиться в Гвиане, значит, гвианские колонии, граничащие с Бразилией, Перу и Венесуэлой, должны были тоже содержать залежи золота. Именно в надежде открыть месторождения драгоценного металла англичане и голландцы завладели Гвианой в XVII веке. Это зафиксировано в переписке, находившейся в правительственных архивах. В 1725 году португальский монах, живший в районе бразильских рудников, предложил властям Кайенны отыскать золотоносные земли, но получил вежливый отказ.
Наконец странность еще более поразительная, чем слепое доверие к мечтателям об Эльдорадо: их потомки не желали больше и слышать о золоте. Повсюду его находили во Французской Гвиане, а они отрицали очевидное! На смену беспредельной доверчивости пришел беспредельный скептицизм.
В 1848 году проблема золота как бы обретает второе дыхание, становится вновь актуальной. Губернатор Гвианы месье Паризе, главный инспектор флота, находился в поездке в городе Мана. К нему привели индейца из района Ояпок, который вот уже несколько лет как осел в данной местности. Он был человеком деятельным и смекалистым, вождем индейской деревни. Говорили, что ему известно очень богатое месторождение золота.
Губернатор стал его расспрашивать. Хитрый краснокожий, почуяв, что можно поживиться тафиейnote 182, сперва не хотел ничего говорить. Но бутылка, которую он тут же вылакал, развязала язык. После многочисленных околичностей и ужимок он признался:
— Да, я знаю тайну золота.
Но тут же пожалел о сказанном и попытался, невзирая на опьянение, увильнуть в сторону.
— Ты мне соврал, — сказал губернатор с напускным гневом. — Нет никакого золота. А если и есть, то ты не знаешь, где оно.
Задетый за живое, индеец немедленно возразил:
— А! Ты говоришь, что я соврал! Ну ладно же! Ожидай меня здесь ровно семь дней, тогда увидишь!
Он ушел ночью, не дожидаясь рассвета. Губернатор оставался на месте всю неделю. Вождь не возвращался. Прошли еще сутки. Истомившись ожиданием, Паризе собрался уже отплыть на шхуне, которая шла в Кайенну, как вдруг появилась индейская пирога.
Краснокожий сошел с лодки, серьезный и невозмутимый, и направился прямиком к правителю. Он распустил пояс своих калимбе, подвязанных лианой, и маленький пакет, обернутый пальмовым листом, упал с глухим стуком на палубу шхуны.
Это был небольшой самородок весом в двадцать пять — тридцать граммов.
На все вопросы губернатора о том, как он нашел золото, последовал краткий ответ:
— Ты заявил, что я лгун. Никогда не раскрою тебе тайну золота.
Самые щедрые посулы не смягчили индейца. Он удалился без единого слова.
И «золотая проблема» снова отступила в тень. Лишь в 1851 году португальский индеец по имени Мануэль Висенте, знавший месье Лагранжа, старшего комиссара округа Апруаг, сообщил ему, что в верховьях реки имеется золото. Он работал прежде на шахтах в Бразилии, и, используя рыбацкий бредень, соорудил необходимые для промывания песка приспособления, аналогичные применяемым у него на родине. Индеец просил комиссара изготовить такие же и немедленно приступить к обработке наносного песка.
Лагранж переговорил с двумя собственниками из Апруага, месье Куи и Урслером-отцом. Оба заявили, что у индейца нет другой цели, как поэксплуатировать доверчивость комиссара, и обращение Мануэля осталось безрезультатным.
В конце 1854 года тот же Висенте уехал в Бразилию. Там он нашел месье де Жардена, которому повторил свое предложение, сделанное Лагранжу три года назад. Предприниматель немедленно зафрахтовал шхуну, взяв на борт шестерых, в том числе индейца Паолина, имевшего репутацию отличного золотоискателя. Бразилец сошел на берег в Апруаге, виделся с месье Куи в его снабженческой конторе, однако сохранил в тайне цель своего путешествия. Вскоре он отправился к верховьям реки и обосновался в совершенно заброшенном уголке, в хижине португальского индейца Хуана Патавы, тестя Мануэля Висенте. Месье Жарден нашел золото. К несчастью, через несколько дней он заболел дизентерией и три недели пролежал в постели. Едва оправившись, золотоискатель первым делом поспешил к своей шхуне. И с величайшим отчаянием обнаружил, что все его товары и запас продовольствия похищены. Пришлось возвращаться домой под угрозой голодной смерти.
Его люди назвали виновником Паолина. Жарден отправился на шхуне пополнить запас провианта, расставшись с вором и не раскрыв своего секрета. Однако здоровье не позволило ему продолжить работы, он вынужден был оставаться в Бразилии в течение полугода.
Автор так подробно останавливается на этих деталях лишь потому, что они имеют большое значение в истории открытия золота в нашей колонии, почти неизвестной и никем не описанной с 1848 года до наших дней. Ведь в высшей степени странно это неприятие очевидных и достоверных фактов в сопоставлении подлинных и мифических событий тех времен, когда загадочная страна Эльдорадо существовала только в заоблачных мечтах.
Мы подходим к развязке. В 1855 году упомянутый выше Паолин, взяв себе в помощники португальского индейца Теодоза, его зятя Никола и свою сестру, жену последнего, поднялся по реке Апруаг до притока Аратей, где они намыли много песка в местечке, именуемом Аикупай. В итоге у них оказалось несколько граммов желтого металла. Старатели вернулись в Кайенну и показали свою добычу месье Шатону, бразильскому консулу. Анализ подтвердил, что это золото.
Однако Шатон еще сомневался. Тогда месье Куи, осведомленный о происходящем, вспомнил давнее сообщение Лагранжа и обратился к месье Фаварду, директору департамента внутренних, дел; здесь он получил субсидию в 3000 франков и подготовил экспедицию из семнадцати человек на трех лодках.
Руководителем похода был Луврие Сен-Мариnote 183. 12 апреля 1856 года в пять часов пополудни отряд прибыл в Аикупай. Наутро Паолин приступил к работе и промыл множество лотков золотоносного пескаnote 184. Шеф экспедиции последовал его примеру, невзирая на протесты индейца, который опасался его неопытности и приговаривал:
— Бросьте это, бросьте… Золото от вас убегает!
К восьми часам утра несколько граммов желтого металла впервые было собрано в Гвиане французом. Они покоились в глубине лотка Луврие Сен-Мари.
Отныне эта страна могла больше не завидовать Калифорнии и Австралии.
* * *
Открытие золота в Гвиане прошло почти незамеченным. Старый Свет не всколыхнулся, как в те дни, когда драгоценный металл обнаружили в водах австралийских и калифорнийских рек. Золотая лихорадка обошла нашу колонию, влачившую жалкое существование. Богатейшие месторождения экваториальной области мирно дремали. Метрополияnote 185 ничего не сделала для извлечения выгоды из природных даров, о которых французская общественность ничего не знала, да и сегодня не подозревает.
Первые концессионеры эксплуатировали прииски далеко не на полную мощность, бывая счастливы, когда месячная добыча достигала нескольких килограммов. Всеобщая апатия была такова, что в целом выработка по колонии в 1863 году составила только 132 кг. В 1872 году она поднялась до 725 кг и, наконец, благодаря ресурсам частного капитала достигла в 1880 году, по официальным данным, 1800 кг. Поскольку при вывозе из страны налог на золото составлял восемь процентов, процветала контрабанда. В связи с этим его добыча в колонии составляла, по крайней мере, 2250 кг или 6750000 франков.
Еще одно замечание, перед тем как продолжить наш рассказ. Собранный в Гвиане драгоценный металл являлся аллювиальным, то есть его добывали путем промывки золотоносного песка. Рудные жилы, многочисленные и очень богатые, в 1881 году совершенно не разрабатывались.
В году 186…, когда развертывается наша драма, чей пролог мы уже наблюдали, золотые прииски ограничивались бассейнами рек Апруаг, Синнамари и Мана. Бассейн Марони не был еще изучен. Вполне естественно, ходили всяческие легенды о его несметных богатствах. Эльдорадо вновь переместилось. Неожиданное событие вскоре дало больше оснований смутным слухам, бродившим в обществе.
За двадцать два года до описываемых дней доктор В., имевший практику в городе Мана, увидел на речном берегу индейца с умирающим малышом на руках. Он подошел к нему и спросил, куда тот держит путь.
— Я хочу бросить в воду этого ребенка, — последовал ответ. — Он меня очень обременяет…
И поскольку доктор стал возмущенно протестовать, индеец пояснил:
— Его мать только что умерла. У меня нет молока для младенца. Что же мне делать? Уж лучше привязать камень ему на шею… Хищные рыбы аймара освободят его от житейских забот.
— А ты можешь отдать его мне?
— Пожалуйста.
И краснокожий исчез. Доктор доверил младенца негритянке. Ребенок вырос. Приемный отец дал ему то образование, какое позволяла натура маленького дикаря. Спустя пятнадцать лет появился настоящий отец, заявил свои претензии на мальчика и в итоге увел с собой. Юноша боготворил своего воспитателя, и, хотя таинственная потребность в кочевой жизни давно тревожила и привлекала его, он возвращался в Ману не реже одного раза в три месяца. Достигнув двадцати лет, он женился на дочери вождя своего племени, которому была известна тайна золота. Доктор В. тем временем покинул город Ману и поселился в Сен-Лоране. Жак (такое имя носил приемный сын), желая доказать свою преданность и доверие благодетелю, признался ему во время последнего визита в 186… году, что он тоже посвящен в этот секрет.
Доктор с осторожностью воспринял откровение сына и пожелал, прежде чем осведомиться о деталях, посоветоваться со своим другом, начальником исправительной тюрьмы. Однажды вечером он взял Жака с собою, но молодой человек, как некогда индеец у месье Паризе, не захотел распространяться на эту тему и всячески уклонялся от расспросов. Начальник посчитал его лжецом и заявил, что юноша просто не знает месторождения драгоценного металла.
Глубоко уязвленный подозрением во лжи, Жак воскликнул:
— Нет, я не вру! Вы же знаете, начальник, как я люблю и уважаю моего приемного отца. Ну ладно! Клянусь своей головой, что не позже чем через месяц я проведу вас туда… в то место, где находится золото. — Голос его внезапно дрогнул, как будто он произнес нечто ужасное.
— Но чего же ты боишься, дитя мое? — ласково спросил доктор.
— Понимаешь, отец, из-за привязанности к тебе я стал клятвопреступником! Эту тайну нельзя раскрывать, она опасна! И убивает тех, кто ее выдает. Злые духи меня погубят…
Глаза его округлились, голос охрип от волнения, черты лица исказились — все указывало на мучительную душевную борьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83