Сердитое ворчание воды вскоре возвестило о точности его предположения.
Как поступить? Далее плыть невозможно. Возвращение по своим следам грозит гибелью. Бывший охранник растерялся. Зато «хорек» Бонне, который греб неустанно, невзирая на рану, нашел выход из положения.
— А если мы свернем в ту маленькую речушку, которая видна вон там, за большими скалами?
— Ты видишь какой-то пролив?!
— Черт побери, ты что, слепой? Вон там, возле сухого дерева!
— А и вправду, — с радостью откликнулся патрон, — да к тому же она течет налево, какая удача! Все в порядке, парни, не дрейфь! Налегай на весла! Воистину нам везет как порядочным!
Не теряя времени, пирога свернула в пролив метров пяти шириной, зажатый невысокими берегами. Речушка оказалась отличной, глубокой, с течением ни быстрым, ни медленным. Почти идеальные условия для плавания. К тому же она кишела рыбой, что позволило разнообразить меню, долгое время состоявшее из консервов и солонины.
Бенуа предполагал, и не без оснований, что увиденные некогда горы, прилегающие к ним земли, большая затопленная саванна и вязкие грунты, ее окружающие, образуют относительно высокий массив, откуда разбегаются лучами во всех направлениях множество потоков. Горы — это кульминационная точка возвышенности, саванна служит природным резервуаром воды, который пополняется в сезон дождей и питает многочисленные реки и речушки.
Добавим, для подтверждения достоверности, что данный массив представлял собой настоящее плато, ограниченное на северо-востоке заливом Спервайн, на востоке — рекой Марони, на юге — рекой Абунами. Восточная оконечность, мало изученная, находилась примерно в пятнадцати километрах от реки Арауни, притока Маны. Плато располагалось между 5°45' и 5°20' северной широты. Западный край плато тянулся примерно по линии 56°40' западной долготы. Наконец, его наибольшая вершина сталкивалась лицом к лицу с водопадом Синга-Тетей, неподалеку от места слияния Авы и Тапанаони, образовывавших реку Марони. Гора эта, хорошо заметная издалека, носила название Французской.
Один из видных офицеров флота, капитан корабля месье Видаль в 1861 году, за несколько лет до описываемых событий, обследовал этот район, до него совершенно не изученный. Бенуа не мог не знать об этой блестящей экспедиции, поскольку группа Видаля возвратилась в Сен-Лоран за год до изгнания недостойного надзирателя. Как бы там ни было, теперь бывший охранник чувствовал себя уверенно и без конца повторял:
— Тайна золота у нас в кулаке! На этом плато находится разгадка, главное место, которое мы ищем… Наши усилия не напрасны! Перероем тут всю землю, найдем брешь… Черт возьми, не может быть, чтобы туземцы окружили клад со всех сторон своей змеиной армией…
Его компаньоны, воодушевленные надеждой, старались вовсю, весла неутомимо бороздили спокойную воду.
После двух дней напряженного и монотонного плавания они заметили легкий столб дыма на одном из берегов. Несколько подвесных коек из белой хлопчатобумажной ткани раскачивались на ветках; дюжина индейцев вдруг появилась на мелководье залива, посередине которого двигалась лодка.
Отступать было поздно. Авантюристы решили продемонстрировать бесстрашие. Впрочем, в поведении краснокожих не замечалось ничего угрожающего, и Бенуа, за четыре года жизни среди прибрежного племени галиби порядочно изучивший их язык и нравы, вознамерился извлечь из этого какую-нибудь пользу.
На всякий случай держа оружие под рукой, они стали медленно подгребать к берегу. Бродяги находились в сотне метров от стоянки, когда из-за деревьев ударили вдруг громкие звуки музыки. Это было весьма однообразное соло на неизменной бамбуковой флейте, без которой вождь племени никогда не покидает свое селение.
У Тенги и Матье, наименее смелых из экипажа, холодок пробежал по телу от макушки до самых пяток. Не появится ли вновь после этой дикарской какофонии тот ужасный эскадрон пресмыкающихся?..
Бенуа расхохотался.
— Ну, все идет отлично! — воскликнул он. — Нам подают сигнал и нас примут, как друзей. Главное, предоставьте мне вести дело и проявляйте ко мне подчеркнутое уважение. Надо показать им, что я большой начальник.
— Но что все это значит? — спросил Матье, чье лицо, несмотря на успокоительные слова патрона, покрылось, будто мрамор, зеленоватыми пятнами.
— А то, мой дружок, что каждый уважающий себя вождь держит при своей персоне флейтиста, и тот объявляет о его прибытии специальным сигналом. Господи, это так естественно! В цивилизованных странах есть марши полков, дивизий, армейских корпусов… Ну, и здесь примерно то же самое! Однако, черт подери! Слишком долгая музыка. Наверное, очень важная персона. Но я ведь тоже, хотя мое войско невелико. Как жаль, что у нас нет какой-нибудь завалящей трубы… А впрочем, обойдемся. Я им дам глотнуть из фляжки, они это больше любят.
— Послушай, — заметил Бонне, — а если поприветствовать их выстрелами из ружья?
— Отличная идея! Но подождем еще немного. Внимание, подготовились!
Весла убрали в лодку, которая уткнулась носом в песок.
— Огонь! — вскричал авантюрист.
И восемь выстрелов прозвучали громким салютом, к вящей радости индейцев. Восхищенные такими почестями, они пустились в пляску подобно клоунам, в то время как барабан добавлял пронзительным звукам флейты свое оглушительное «бом-бом-бом!».
Бенуа сошел на берег первым, на почтительном расстоянии за ним следовали три компаньона, палившие в воздух из своих ружей. Поскольку посох или жезл являются непременным атрибутом власти во всей экваториальной Америке, то и шеф держал в левой руке багор с железным крюком на конце. Ружье у него висело на ремне за спиной, в правой руке блестел мачете, и вид он имел довольно внушительный.
Бенуа сделал несколько шагов и остановился при виде неподвижно застывшего метрах в двадцати от хижины индейца. С диадемойnote 205 из желтых перьев на голове, с роскошным ожерельем из оперения белой курицы вперемежку с голубыми и красными перышками тукана и попугая ара краснокожий опирался на жезл. Это был вождь племени. Он сделал два-три шага навстречу и тоже остановился. Возникла заминка в этикете, связанная с проблемой старшинства.
И вот почему. Если индеец посещает одного из собратьев, то особый характер музыкального сопровождения указывает на его ранг. Если прибывший превосходит по значению встречающего, то последний отвечает своими фанфарамиnote 206, выходит навстречу и останавливается лишь в непосредственной близости от лодки. Он кланяется, произносит несколько приветственных слов и ждет, пока новоприбывший представит его членам своей свиты. После этого гостя приглашают в дом, женщины вешают гамаки, предлагаются сигареты с наркотическими веществами, и празднество начинается.
Если у обоих вождей одинаковый ранг, то хозяин останавливается на полдороге от дома к месту причала. Визитер движется к нему, представляет своих сопровождающих, и церемония завершается по описанному выше образцу. Когда прибывший вождь более низкого ранга, то хозяин не выходит из хижины и принимает его стоя. Если же наконец появляется незначительное лицо, какой-нибудь простолюдин, то вождь не покидает даже своего гамака, а женщины не прерывают повседневных трудов. Прибывшего отсылают устраиваться в пустую хижину, где ему, впрочем, предоставляется полная свобода, выделяют что-нибудь из продовольствия, но никаких почестей не оказывают.
Весь этикет выполняется с бесподобной серьезностью, и ни один камергерnote 207 с золотым ключом на бедре, ни один посол на официальном приеме не придерживаются так безупречно его правил, как эти краснокожие простаки, размалеванные в павлиньи цвета, словно солдатики Эпиналяnote 208.
С Бенуа индейский вождь обращался как с равным. Это неплохо, но бродяга рассчитывал на большее и застыл неподвижно, устремив на индейца смелый до дерзости взгляд. Тот с трудом преодолел свою гордость и приблизился еще на несколько шагов.
— Что это за вождь, который так принимает великого белого начальника? — свысока вопрошал авантюрист, используя местные выражения. — Неужели он не знает, что я — единственный большой вождь изо всех Белых тигровnote 209 с мыса Бонапарте? Индеец никогда не бывал в Сен-Лоране? Разве он не знает, что мои люди, в сто раз более многочисленные, чем его, находятся в трех днях пути отсюда?
Краснокожий, потрясенный тем, что белый говорит на его языке, ринулся к нему с извинениями. Он не виноват! Его гость не объявил о своем прибытии фанфарами. Он слышал, что у начальника Сен-Лорана есть медные флейты…
— Тебе сказали неправду. Я ведь приветствовал тебя из ружей! Есть у тебя столько?
Довод был тем более неопровержимым, что краснокожий совсем не располагал огнестрельным оружием. Подавленный невольным нарушением экваториального этикета, бедняга пустился расточать знаки самого почтительного внимания к этому верховному существу, обладавшему таким могуществом.
— А ну-ка, Бонне, — кивнул шеф раненому, ковылявшему следом, — свистни погромче, как ты умеешь, это доставит ему удовольствие!
Каторжник тотчас вложил пальцы в рот и несколько раз пронзительно свистнул, затем, поскольку слыл большим мастером этого дела среди товарищей по тюремной камере, изобразил крик черной обезьяны, сымитировал голоса тукана, птицы-пересмешника, цапли… И все это с такой оглушительной громкостью, от которой могли бы лопнуть самые крепкие барабанные перепонки.
Индейцы пришли в экстаз. Их детский восторг был тем более искренен, что виртуоз не использовал никакого музыкального инструмента, а обошелся всего лишь вложенными в рот пальцами. Авторитет Бенуа немедленно возрос и стал непререкаемым.
— Добро пожаловать, белый вождь! Ты будешь для Акомбаки желанным гостем!
Бенуа протянул руку краснокожему, о котором уже доводилось слышать, поскольку репутация храбреца докатилась до племени галиби в низовьях Марони. «Акомбака» означает «который уже пришел». Всегда оказываясь первым в самых опасных местах, будь то на охоте или на войне, он возглавлял довольно большую группу индейцев эмерийонов, которые покинули бассейн реки Апруаг и объединились с остатками племени тиос, почти вымершего от алкоголя и оспы.
Бывшего надзирателя и его компаньонов с большой помпой провели в дом Акомбаки, и праздник начался с обильного поглощения кашириnote 210. Когда кубок дружбы распили до дна и выкурили сигареты, Бенуа, желавший расположить к себе туземцев, приказал выдать в их полное распоряжение настойку из можжевельника и бутыль тафии. Невиданная щедрость вознесла его в глазах индейцев на уровень божка, настолько глубоко укоренилась любовь к спиртному у этих несчастных.
Племя эмерийонов, довольно еще многочисленное, пребывало в плачевном состоянии. Охотничье вооружение выглядело убого. Для наконечников стрел использовались либо косточки, извлеченные из головы рыбы лаймара, либо обломки лучевой кости носухиnote 211. Металлических предметов недоставало. Во всем хозяйстве насчитывалось три-четыре мачете, столько же топоров и несколько грошовых ножей.
Худоба жителей наводила на мысль о хроническом голодании, да вождь и не скрывал от нового друга своего бедственного положения. Негры бони из двух объединившихся племен опустошили их земли, а потом скрылись, не приняв сражения. Теперь Акомбака ожидал подкрепления и будущего урожая, чтобы взять реванш. Он похвалялся наголову разбить недругов.
Бенуа сразу учуял выгоду, которую можно извлечь из бедности индейцев и из их жажды мести. Он располагал провизией и оружием, достаточным количеством топоров и мачете и — услуга за услугу! Он предложил вождю помочь расправиться с черными, а взамен попросил сопровождать экспедицию в горы.
Краснокожий с радостью согласился. Договорились «опьянить» воду в рекеnote 212, добытых рыб и животных закоптить, собрать побольше маниоки и ямсаnote 213, а затем уже отправиться с белым вождем.
Акомбака выразил желание заполучить вожделенные предметы немедленно, однако Бенуа был неумолим. Индеец выторговал право убраться восвояси, как только цель будет достигнута, и предоставить своему союзнику выпутываться самостоятельно. Договор, который свято соблюдался впоследствии, закрепили по индейскому обычаю. Пиэйnote 214 извлек у них несколько капель крови и смешал ее в чашке с небольшой дозой кашири. Договаривающиеся стороны выпили каждый свою половину чашки, и союз был заключен.
Две недели спустя большой отряд, состоявший из двадцати пяти индейцев на шести пирогах, под предводительством Бенуа взял курс к «золотым горам».
Не обошлось без опасений, что негры из враждебных племен станут их преследовать до самого места назначения, овеянного мрачными легендами. Но «главный начальник» убедил индейцев, что белые сами проникнут в обиталище злых духов, а туземцы смогут потом закупить всю тафию объединенной Гвианы, так что последние колебания и сомнения рассеялись.
Путешествие прошло беспрепятственно и увенчалось полным успехом. Бывший надзиратель так предусмотрительно обо всем позаботился, а рельеф берега оказался настолько благоприятным, что маршрут был вычислен почти с математической точностью. Определив угол, условно образованный прямыми между «змеиной бухтой», горой и водопадом, ему удалось правильно рассчитать местонахождение будущих сокровищ. Покинув лодки и оставив там для охраны часть экипажа, отряд углубился в лес, неся на себе восьмидневный запас продуктов.
Через двенадцать часов вышли к горе. Четверо белых уже без эскортаnote 215 проворно вскарабкались на склон. Неожиданно они наткнулись на следы культурных растений, явно принадлежавших человеку. Бенуа подал знак своим компаньонам затаиться, а сам бесшумными прыжками, словно хищник на охоте, продолжал двигаться вперед, напрягая зрение и слух.
Разведывательный рейд длился уже около часа, но ни одна ветка не хрустнула под его ногой, как вдруг он застыл на месте, изумленный и потрясенный почти до ужаса. Надзиратель с трудом подавил желание заорать во всю глотку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83