Корабля больше не существовало.
МакФарлэйн откинулся на сиденье, дрожа и чувствуя приступ тошноты. Он не осмеливался посмотреть на Ллойда. Глинн, Бриттон, три дюжины членов экипажа, сотрудники ЭИР и рабочие «Ллойд Индастриз», которые пошли ко дну… Метеорит, упавший на дно двумя милями ниже… МакФарлэйн закрыл глаза, плотнее обнимая Рашель, которая дрожала не переставая. Ещё ни разу в жизни он не испытывал такого холода, такого приступа морской болезни, и не был так напуган.
Она что-то неразборчиво пробормотала, и он склонился ближе.
— Что?
Рашель что-то прижала к нему.
— Возми, — сказала она. — Возьми.
В её руках лежал компакт-диск, на котором были записаны все данные по метеориту.
— Зачем? — Спросил он.
— Я хочу, чтобы ты его сохранил. Храни его, всегда. Там ответы, Сэм. Обещай, что найдёшь их.
Он опустил диск в карман. Вот и всё, что у них осталось: несколько сот мегабайт данных. Метеорит навсегда потерян для мира; он сам похоронил себя глубоко в пучине ила на дне океана.
— Обещай, — повторила Рашель ещё раз.
Её голос казался невнятным, как после наркоза.
— Я обещаю.
И он ещё крепче прижал её к себе, чувствуя на руках тёплые струйки её слёз. Метеорит потерян. Столько людей потеряны. Но они вдвоём останутся, останутся навсегда.
— Мы найдём ответы вместе, — сказал МакФарлэйн.
Разорванная вершина волны врезалась в лодку, отклоняя её в сторону. Их швырнуло на дно шлюпки. МакФарлэйн слышал, как Ховелл выкрикивает распоряжения, когда ещё одна дикая волна ударила о лодку и ещё раз толкнула её в бок, едва не перевернув. Судёнышко с треском шлёпнулось на воду.
— Моя рука! — Кричал мужчина. — Я сломал руку!
МакФарлэйн помог Рашель снова усесться на сиденье, помог ей схватиться за петли. Море вокруг ревело, утаскивало шлюпку под воду, временами целиком скрывая её под поверхностью.
— Сколько ещё? — Выкрикнул кто-то.
— Две мили, — ответил Ховелл, пытаясь удержать направление. — Более-менее.
Тяжёлая вода промывала иллюминаторы, время от времени позволяя им бросать взгляды на ночь за стеклом. Локти МакФарлэйна, его колени и плечи уже начали болеть от беспрестанных столкновений со стенами и крышей утлой посудины. Он чувствовал себя наподобие мячика для пинг-понга, который прыгает в работающей стиральной машине. Было настолько холодно, что ноги почти потеряли чувствительность. Реальный мир начал куда-то отступать. МакФарлэйн вспомнил время, проведённое на озере Мичиган. Тогда он часами сидел на пляже, задницей в песке, ногами на отмели. Но вода в озере никогда не была такой холодной… Внезапно МакФарлэйн понял, что на дне лодки проступает вода. Суровый шторм разбивал шлюпку на части, по швам.
МакФарлэйн всмотрелся в крошечное окно. В нескольких сотнях ярдов он различал огни двух шлюпок, которые брыкались и прыгали в воде. Время от времени огромная волна захлёстывала их, и тогда они прорывались сквозь неё, дико буравя воду, пока рулевые старались удержать их, не дать перевернуться, и пропеллеры, поднимаясь из воды, безумно визжали. МакФарлэйн смотрел, ошеломлённый истощением и страхом, на их антенны, которые дико вращались, на полукруги десятигаллоновых бочонков, что бешено болтались у кормы.
И затем одна из шлюпок исчезла. Вот она там, ходовые огни мигают, она заныривает в очередную волну, — и вот её уже нет, она похоронена, и огни погасли настолько резко, будто щёлкнули выключателем.
— Мы потеряли буй на шлюпке номер три, сэр, — произнёс мужчина на носу.
МакФарлэйн уронил голову на грудь. Кто был в той шлюпке? Гарза? Стоуншифер? Голова больше не работала. Какая-то его часть надеялась на то, что они пойдут ко дну так же быстро; он страстно желал быстрого конца этой агонии. На дне лодки набиралось всё больше и больше воды. МакФарлэйн с отвлечённым интересом сообразил, что они тонут.
Потом волны начали успокаиваться. Лодку продолжало швырять и качать в свирепой мясорубке, но бесконечного ряда водяных гор больше не было, и ветер тоже стих.
— Мы в подветренной части острова, — сказал Ховелл.
Его волосы были спутанными и гладкими, униформа под зимней спецовкой промокла насквозь. Кровь смешалась с водой и фиолетовыми ручейками бежала по лицу. Тем не менее, его хриплый голос звучал ровно. Он снова поднёс рацию ко рту.
— Внимание всем! Обе лодки набирают воду, притом быстро. Долго держаться на плаву они не смогут. Наш единственный выход — перейти самим и перенести на ледовый остров столько припасов, сколько сможем. Все поняли?
Лишь очень немногие в шлюпке подняли головы; остальных, казалось, это не заботило. Кусочек льда свалился с радиобуйка их лодки.
— Впереди небольшой выступ льда. Мы направим шлюпки прямо на него. Льюис, который стоит на носу, передаст припасы каждому из вас, и выведет вас по двое, и быстро. Если вы упадёте в воду, выбирайтесь из неё ко всем чертям — иначе она убьёт вас за пять минут. А сейчас, ребята, вперёд!
МакФарлэйн придвинул Рашель поближе, в безотчётном желании её защитить, а затем повернулся, чтобы посмотреть на Ллойда. На сей раз тот бросил на него ответный взгляд тёмных, ввалившихся безумных глаз.
— Что я натворил? — Хрипло шептал он. — О, Боже, что я натворил?
Пролив Дрейка, 26-е июля, 11:00
Над ледовым островом занимался рассвет.
МакФарлэйн, который несколько раз забывался судорожной дрёмой и выходил из неё, медленно просыпался. Наконец он поднял голову, и при этом на его куртке трескался лёд. Вокруг него горстка выживших сгрудилась в кучку, в тщетной надежде согреться. Некоторые лежали на спине с покрытыми льдом лицами, широко раскрытыми глазами, покрытыми инеем. Другие наполовину стояли на коленях, не шевелясь. «Должно быть, они мертвы», — сонно подумал МакФарлэйн. Сотня вышла в море. А сейчас он видел едва ли две дюжины.
Рашель с закрытыми глазами лежала рядом с ним. Он попытался сесть, и снег скатывался по рукам и ногам. Ветер стих, их окружала мёртвая тишина, которую лишь подчёркивал снизу шум прибоя, который ударял по ледовым граням острова.
Перед МакФарлэйном простиралось плато бирюзового льда, покрытое ручейками, которые переходили в каньоны и змеились, спускаясь к берегам острова. Красная линия, подобно потоку крови, окрашивала восточный горизонт, струйками стекая по волнам. На отдалении горизонт был усыпан белыми и зелёными айсбергами; их были сотни. Они напоминали драгоценные камни и устойчиво сидели на волнах, сверкая верхушками в утреннем свете. Бесконечное царство воды и льда.
МакФарлэйн чувствовал ужасную сонливость. Причём, как ни странно, холода он не ощущал. Он попытался привести себя в чувство. Сейчас, очень медленно, к нему возвращались воспоминания: высадка на берег, карабканье по расселине к вершине острова в темноте, жалкие попытки развести огонь, медленное соскальзывание в летаргический сон. До того происходило что-то ещё — до всего этого — но сейчас ему не хотелось об этом думать. Сейчас его мир съёжился до краёв этого странного острова.
Здесь, на вершине, не было чувства движения. Остров непоколебим, как сама земля. Огромная процессия валов продолжала свой путь на восток, но теперь волны стали глаже. После чёрного цвета ночи и серого шторма, всё казалось расписанным пастельными тонами: синий лёд, фиолетовое море, небо красно-персикового цвета. Всё казалось прекрасным, необычным, сверхъестественным.
МакФарлэйн попытался встать, но ноги проигнорировали приказ, и он сумел лишь приподняться на одно колено, прежде чем сесть обратно. МакФарлэйн чувствовал такое глубокое истощение, что ему потребовалось приложить неимоверное усилие, чтобы не свалиться на землю. Часть его сознавала, что это больше, чем истощение — это гипотермия.
Им надо встать, надо двигаться. Он должен поднять их.
МакФарлэйн повернулся к Рашель и грубо потряс её. Прикрытые веками глаза повернулись к нему. Её губы посинели, лёд налип на чёрные волосы.
— Рашель, — прокаркал он. — Рашель, пожалуйста, вставай.
Женские губы двигались, она что-то говорила, но то был беззвучный свист воздуха.
— Рашель? — Спросил он и склонился к ней.
Теперь он слышал её слова, свистящие, призрачные.
— Метеорит…, — пробормотала она.
— Он пошёл ко дну, — сказал МакФарлэйн. — Не думай об этом сейчас. Всё закончилось.
Рашель слабо покачала головой.
— Нет… не то, что ты думаешь…
Она закрыла глаза, и МакФарлэйн снова потряс её.
— Такая сонная…
— Рашель. Не спи. Что ты сказала?
Её речь была несвязной, Амира оставалась во власти галлюцинаций, но МакФарлэйн понял, что очень важно заставить её продолжать говорить, заставить её проснуться. Он снова потряс её.
— Метеорит, Рашель. Что насчёт него?
Её глаза были наполовину открыты, и она глянула вниз. МакФарлэйн проследил за её взглядом; там ничего не было. Её рука слегка шевельнулась.
— Там…, — сказала она, снова бросив взгляд вниз.
МакФарлэйн взял её за руку. Стащил промокшие, наполовину замёрзшие перчатки. Её рука была ледяной; кончики пальцев побелели. Теперь он понял: она отморозила пальцы. Он попытался помассировать их, и рука расслабилась. В ладони лежало зёрнышко арахиса.
— Ты голодна? — Спросил МакФарлэйн, когда зёрнышко упало в снег.
Рашель снова закрыла глаза. Он попытался поднять её — и не мог. Он прижался к ней, и её тело было тяжёлым и холодным. МакФарлэйн повернулся за помощью и увидел Ллойда, лежащего рядом с ними на льду.
— Ллойд? — Прошептал он.
— Слушаю, — донёсся слабый, сиплый голос.
— Мы должны двигаться, — сказал МакФарлэйн, чувствуя, что ему не хватает дыхания.
— Не заинтересован.
МакФарлэйн снова повернулся к Рашель, чтобы её встряхнуть, но на этот раз едва мог двинуть рукой, не говоря уже о том, чтобы кого-то толкать. Рашель оставалась неподвижной. Потеря, казалось, значит для него больше, чем он мог представить. МакФарлэйн бросил взгляд на кучку неподвижных фигур, блестевших под тонкой корочкой льда. Там сидел Брамбель, доктор, неловко зажимающий под мышкой книгу. Был Гарза, и белые бинты на его голове покрылись изморозью. Был Ховелл. Две, может быть, три дюжины остальных. Ни один не шевелился. Внезапно МакФарлэйн понял, что его это заботит, ещё как заботит! Он хотел пронзительно завопить, хотел встать и начать пинать и колошматить их, чтобы те встали на ноги, но не смог найти сил даже на то, чтобы заговорить. Их слишком много; он не может согреть их всех. Он даже не может согреть самого себя.
Голова закружилась, когда его захлестнуло необычное, туманное чувство. Подбиралась апатия. «Мы все здесь умрём, — подумал он. — Но это ничего». МакФарлэйн бросил взгляд на Рашель, пытаясь стряхнуть с себя это чувство. Её глаза были полуоткрыты и закатились, виднелись лишь белки. Лицо было серым. Он отправится туда же, куда ушла она. Это ничего. Одинокая снежинка упала с неба на губы Рашель. На то, чтобы растаять, ей потребовалась вечность.
Туман вернулся, и на этот раз он был приятен, это как снова уснуть на руках у матери. МакФарлэйн не сопротивлялся. Когда он погружался в восхитительный сон, в ушах продолжал звучать голос Рашель: «Не то, что ты думаешь. Не то, что ты думаешь».
И затем голос поменялся, стал громче, в нём появились металлические нотки.
— Южная Джорджия… В поле зрения… Приближаемся к месту высадки…
Над головой включился свет. Похлопывания, ритмичные удары. Голоса, переговоры по рации. МакФарлэйн сражался со всем этим: «Нет, нет, дайте мне поспать! Оставьте меня в покое!»
А потом пришла боль.
Остров Южная Джорджия, 29-е июля, 00:20
Палмер Ллойд лежал на фанерной койке в медицинском бараке Британской научной станции. Он глазел в фанерный же потолок: бесконечные петли тёмного и светлого дерева, узоры, которые его глаза изучают в тысячный раз за последние несколько дней. Он чувствовал запах несвежей пищи, которая стояла у его кровати с ланча. Из-за крошечных окошек, выходящих на голубые снежные поля, голубые горы и голубые ледники острова, до него доносились завывания ветра.
С момента спасения прошло три дня. Так много погибло — на корабле, в спасательных шлюпках, на ледовом острове. Все семьдесят пять не вернулись домой, они потонули в пучине морской… Старая морская частушка из «Острова Сокровищ» звучала у него в голове, снова, снова и снова, как продолжала звучать с того самого момента, когда он пришёл в сознание на этой койке.
Он выжил. Завтра вертолёт доставит его на Фольклендские острова. Оттуда он вернётся в Нью-Йорк. С отвлечённым интересом Ллойд думал о том, как воспримут всё это средства массовой информации. И понял, что его это совершенно не волнует. Так мало теперь, после всего пережитого, казалось важным. Ллойд покончил со всем: покончил с музеем, покончил с бизнесом, покончил с наукой. Все его мечты — теперь они казались такими наивными — пошли ко дну вместе с метеоритом. Всё, что он теперь хочет — просто вернуться на ферму в сельской части Нью-Йорка, смешать себе крепкий мартини, устроиться на крыльце в кресле-качалке и смотреть, как олень ест яблоки в саду.
Вошёл санитар, убрал поднос и начал ставить другой. Ллойд покачал головой.
— Это моя работа, приятель, — сказал санитар.
— Ладно.
И в этот момент раздался стук в дверь. Вошёл МакФарлэйн. Его левая рука и часть лица были перевязаны, на лице сидели тёмные очки, а сам он, похоже, нетвёрдо стоял на ногах. На самом деле, он выглядел просто ужасно. МакФарлэйн опустился на раскладной металлический стул, который занимал в крошечной комнатушке почти всё свободное место. Стул заскрипел.
Увидев его, Ллойд удивился. Он не виделся с МакФарлэйном все три дня. Ллойд лишь предполагал, что МакФарлэйн привезли вместе с ним — так должно было случиться. С ним, Ллойдом, почти никто не разговаривал. Единственный его посетитель из всей экспедиции, фактически, был Ховелл, да и тот пришёл, чтобы подписать кое-какие бумаги. Его теперь ненавидели все.
Ллойд подумал, что МакФарлэйн ждёт ухода санитара, чтобы заговорить. Но тот уже давно ушёл, а он всё продолжал молчать. МакФарлэйн долго-долго ничего не говорил. А потом, наконец, снял тёмные очки и наклонился вперёд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60