Его спутник ехал на деревянной инвалидной коляске, и ему приходилось приподниматься каждый раз, когда требовалось крутить колеса. И эти люди спокойно разговаривали и смеялись как ни в чем не бывало, приближаясь к Мемориалу.
– Ты нашел здесь вчера имя Коттона? – спросил Пумо Майкла, прерывая его мысли. Пул покачал головой:
– Давайте найдем сегодня.
– Давайте, черт побери, найдем всех, – сказал Конор Линклейтер. – А зачем же еще мы здесь?
4
Пумо записал все интересовавшие их имена и где они находятся на обороте карточки “Американ Экспресс”: “Денглер – четырнадцатая западная, строка пятьдесят два (это Майкл помнил). Коттон – тринадцатая западная, строка семьдесят три. Тротман – тринадцатая западная, строка восемнадцать. Питерс – четырнадцатая западная, строка тридцать восемь. И еще Хьюбск, Ханнапин, Рект, а также Барредж, Вашингтон, Тиано, Роули и Томас Чэмберс – жертвы Я-Тук с их стороны. Жертвы снайпера Элвиса – Лоури, Монтегна, Блевинс”. И еще многие. Вся задняя сторона карточки была исписана мелким, убористым почерком Тино Пумо.
Друзья стояли на каменных плитах дорожки, глядя на имена, навечно впечатанные в черный гранит. Конор поплакал немножко перед именем Денглера, Пумо присоединился к нему около надписи: “ПИТЕРС НОРМАН ЧАРЛЬЗ”, вспомнив их бессменного полкового врача.
– Черт побери, – бормотал Конор, – Доку бы сидеть сейчас на тракторе и волноваться, будет ли дождь. – Четыре поколения семьи Питерса обрабатывали землю на одной и той же ферме в Канзасе. И Питерс любил сообщать всем, что хотя он временно и исполняет обязанности их врача и патологоанатома, по ночам он слышит запах полей Канзаса (“Это запах Спитални, а не Канзаса”, – пошутил тогда Коттон). Теперь поле Питерса обрабатывали его братья, а то, что осталось от Питерса Нормана Чарльза после того, как вертолет, на борту которого он вводил плазму Ректу Герберту Уилсону, врезался в землю и сгорел, покоилось на сельском кладбище.
– Наверняка ворчал бы, что правительство плохо заботится о нем и других фермерах, – предположил Биверс.
Майкл Пул опять увидел огромный флаг с золотыми кистями, который уже видел вчера. Высокий лохматый молодой человек держал это знамя, пристегнутое к широкому поясу. Рядом с ним, почти не видная за большим блестящим венком, стояла белая табличка, на которой красными буквами было написано: “Нет любви сильнее”. Майкл вспомнил, что читал в газете об этом парне, бывшем морском пехотинце, который стоял на одном месте непрерывно в течение двух суток.
– Видели в газетах статью об этом парне? – спросил Пумо. – Он держит этот флаг в честь военнопленных и пропавших без вести.
– Как будто это оживит их, – сказал Биверс.
– Думаю, что дело не в этом, – произнес Майкл Пул. И тут, как и вчера, Пулу опять показалось, что черная громада Мемориала как бы надвигается на него, как бы делает шаг вперед. Весь мир расплылся перед глазами. Однажды Пулу пришлось простоять несколько часов по пояс в воде, подняв свой М-16 и мачете, так что руки постепенно начали ныть, затем болеть, потом чуть ли не отваливаться. Рядом с ним в точно таком же положении, пытаясь защитить от воды свою амуницию, стоял Роули Томас Чэмберс. Вокруг них носились рои москитов, облепляя лица, забиваясь в нос, так что каждые несколько секунд приходилось выдувать их оттуда. Пул устал тогда настолько, что, если бы Роули предложил подержать оружие за него, заснул бы где стоял. Ноги облепляли пиявки, которыми кишела вода.
– О, Боже, – произнес Пул, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Он вытер глаза и посмотрел на остальных. Конор тоже плакал, а обычно неподвижное лицо Тино Пумо выражало на сей раз охватившие его чувства.
Гарри Биверс смотрел на Майкла. Лицо его было абсолютно непроницаемо.
– Это так действует на тебя? – спросил он Пула.
– Конечно, – ответил тот, чувствуя, что его начинает раздражать бесчувственность Биверса. – А ты от этого застрахован, да?
– Вряд ли, Майкл, – покачал головой Гарри. – Просто привык держать в себе свои чувства. Так меня воспитывали. Но сейчас я думаю о том, что к нашему списку надо добавить еще несколько имен. Маккенна, Мартинсоны. Дантон и Гюберт. Помнишь?
У Майкла не было ни малейшего желания описывать Биверсу, что он переживает по этому поводу. Он тоже знал по меньшей мере одно имя, которое следовало бы тоже написать на этой стене.
Биверс продолжал смотреть на Майкла.
* * *
– Ты ведь понимаешь, что все мы разбогатеем на этом деле, правда? – Из каких-то своих побуждений, совершенно непонятных Пулу, Гарри ткнул его в грудь указательным пальцем, который при ближайшем рассмотрении оказался наманикюренным, затем повернулся к Тино и Конору и начал что-то говорить им про Мемориал. Майкл все еще ощущал болезненное прикосновение его указательного пальца.
– ...только имен сюда внесено недостаточно, – доносился откуда-то издалека голос Биверса.
В ноздри Пула забились сотни умирающих москитов, умирающие пиявки все сильнее впивались в усталые, умирающие мышцы ног Пула. Он понимал, что это неизбежно: вновь и вновь будут возвращаться они на Дальний Восток, повторяя самих себя в девятнадцать лет – испуганных, невежественных, дурашливых юнцов.

Часть вторая
Приготовления к отъезду
6
Биверс отдыхает
1
– Мэгги никогда не вернется сюда, – сказал Джимми Ла в ответ на вопрос Гарри Биверса, продолжая наливать вермут в бокал поверх кусочков льда и какой-то жидкости покрепче, которой он плеснул туда перед этим. – С нее хватит.
– Хватит этой жизни или хватит Тино? – спросил Гарри. Джимми постелил на стойку бара чистую салфетку с надписью “Сайгон” красными буквами поверх силуэта рикши, поставил на нее выпивку Биверса и едва заметным движением руки убрал старую, промокшую и истрепавшуюся салфетку.
– Тино – слишком обыкновенный для Мэгги, – сказал он, подмигнул Гарри и отступил на несколько шагов назад. Гарри оказался лицом к лицу со злобными демонами с кошачьими бакенбардами, наклеенными на зеркало за спиной Джимми, которых до этого не было видно. Эти несимпатичные лица показались Гарри Биверсу на удивление знакомыми. Он знал, что видел такие же искаженные злобой лица где-то в Первом корпусе, но никак не мог вспомнить где.
Было четыре часа, и Гарри зашел в бар, чтобы убить время до того момента, когда ему предстояло звонить своей бывшей жене. Джимми Ла занялся смешиванием какого-то слабенького коктейля для единственного, кроме Гарри, посетителя – гомика с огромным желтым чубом и накрашенными розовыми тенями веками.
Гарри крутанулся на стуле и посмотрел в сторону столовой ресторана Пумо. Она была обставлена бамбуковыми стульями и бамбуковыми столиками со стеклянными крышками. Над головой медленно вращались вентиляторы с лопастями, напоминавшими полированные коричневые весла. Белые стены были расписаны пальмовыми листьями и зелеными ветками, создавая ощущение, что Сидней Грин-стрит вот-вот войдет целиком в двери ресторана. За перегородкой в дальнем углу зала два вьетнамца в белых передниках резали овощи. За их спинами на плите готовились какие-то блюда. Еще дальше колыхалась полупрозрачная штора.
Гарри слегка наклонился, чтобы лучше видеть, и вздрогнул, как бывало каждый раз, когда он видел Винха, шеф-повара Пумо. Винх был родом из Ан-Лат, одной из деревушек, через которые прошли в свое время части Первого корпуса. Ан-Лат находилась всего в нескольких милях от Я-Тук.
Маленькая, улыбающаяся вьетнамская девочка пыталась проскользнуть через занавеску внутрь ресторана. Она почти добралась до перегородки, когда Винх все-таки схватил ее за плечо. Личико ребенка разочарованно вытянулось, дверь в кухню захлопнулась, и оттуда донеслись сердитые крики Винха по-вьетнамски.
С четкостью слуховой галлюцинации Гарри услышал за правым плечом голос М.О.Денглера, сопровождаемый отдаленными криками и орудийными залпами. Бледные лица демонов мерцали в полутьме бара. Гарри вспомнил, гце он видел их, – это были лица маленьких черноволосых женщин, бросавшихся на него с кулаками и выкрикивавших ему в лицо: “Ты – десятый, ты – десятый”.
Гарри охватило вдруг такое чувство, будто он погрузился в первозданный хаос. Он ощутил ужас, вдруг представив себе, что не существует на самом деле, как существуют другие люди вокруг него – те, кто проще относится к жизни.
Откуда-то издалека Биверс услышал собственный голос, спрашивающий, что делает в кухне ребенок.
Джимми Ла подошел поближе:
– Это Хелен, младшая дочурка Винха, – пояснил он. – Они вместе толкутся иногда на кухне. А Хелен, наверное, хотела поискать Мэгги. Они давние подружки.
– У Тино, должно быть, масса забот, – Гарри постепенно удалось взять себя в руки.
– Вы видели “Виллидж Войс”?
Биверс покачал головой. Только сейчас он заметил, что успел инстинктивно засунуть руки в карманы, чтобы не было видно, как они дрожат. Джимми поискал в стопке меню рядом с кассовым аппаратом и достал газету, которую протянул через стойку Гарри последней страницей вверх.
“Доска объявлений Войс” – прочитал Гарри над тремя колонками личных посланий самых разных видов и размеров. Два объявления были взяты в кружок.
Первое гласило: “Котик, чертовски по тебе соскучилась. Буду в среду у “Майкла Тодда” в десятом номере. Бродяжка”. Второе послание было написано заглавными буквами: “РЕШИЛА, ЧТО НЕ МОГУ РЕШИТЬ. МОЖЕТ БЫТЬ, “МАЙКЛ ТОДД”, А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕТ. ЛА-ЛА”.
– Понимаете теперь, что я имею в виду? – спросил Джимми. Теперь он был занят тем, что доставал из-под стойки бокалы и складывал их в раковину.
– И оба эти объявления поместила твоя сестра? – спросил Гарри.
– Наверняка, – кивнул Джимми. – У нас вся семейка сумасшедшая.
– Мне жалко Тино.
Джимми ухмыльнулся и поднял глаза от раковины.
– А как поживает доктор? Есть какие-нибудь изменения?
– Ты же знаешь его, – ответил Гарри. – С тех пор как умер его сын, с ним стало не так уж весело общаться.
– А он тоже отправляется с вами на охоту? – спросил Джимми после паузы.
– Мне бы больше понравилось, если бы ты называл это миссией, – вместо ответа сказал Гарри. – Слушай, а Тино что, вообще не собирается показываться сегодня?
– Может, попозже, – ответил Джимми, глядя в сторону. У Пумо в ресторане жили двое вьетнамцев, он разворотил всю кухню, чтобы убить нескольких тараканов, и вел себя, как подросток, с Мэгги Ла, точнее “ЛА-ЛА”. Старый друг Обжоры Биверса превратился в еще одного... – Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить словечко, которым называл таких людей М.О.Денглер, – микса.
– Скажи ему, что я советую отправиться к “Тодду” с огромным ножом за поясом.
– Что ж, сестренку это очень позабавит. Гарри посмотрел на часы.
– Вы будете в Тайпее во время своей миссии, Гарри? – спросил Джимми, впервые за время их разговора проявляя признаки настоящей заинтересованности.
Биверс почувствовал, что его снова пробирает дрожь.
– А вы с Мэгги из Тайпея?
И тут его осенило. Кто, собственно, сказал, что Тим Андерхилл живет непременно в Сингапуре? Гарри был однажды в Тайпее в увольнении, и вполне мог себе представить, что Тим Андерхилл предпочел бы жить там, например, где-нибудь среди кварталов Чайна-таун или Додж-сити. Он понял вдруг, что высшая справедливость не дремлет, как это принято считать, что все было предопределено и продумано заранее. Бог все спланировал на свой вкус.
Гарри вновь опустился на свое сиденье, заказал еще мартини и, решив отложить скандал с бывшей женой еще минут на двадцать, стал слушать, как Джимми Ла расписывает прелести ночной жизни в столице Тайваня.
Джимми поставил перед Биверсом дымящуюся чашку кофе. Гарри засунул сложенную салфетку во внутренний карман пиджака и взглянул еще раз на злобных демонов. Перед глазами Биверса вновь встал ребенок, бросающийся на него с занесенным ножом. Сердце учащенно забилось, и Гарри испытал облегчение, лишь когда глоток горячего кофе обжег ему язык.
2
Через некоторое время Гарри стоял около платного телефона-автомата рядом с мужским туалетом, находившимся внизу, в конце узкого коридора. Он пытался разыскать свою бывшую жену в галерее Мэри Фарр, которая находилась в помещении бывшего склада в Сохо, на Спринг-стрит. Пэт Колдуэлл Биверс училась в одной школе с Мэри Фарр и, когда галерея некоторое время назад полностью пришла в упадок, стала принимать в ней участие, сделав одним из основных объектов своей неразумной благотворительности. (В самом начале увлечения Пэт искусством Гарри пришлось мужественно перенести несколько обедов с художниками, чьи произведения состояли из ржавых трубок, в беспорядке разбросанных по полу, или из поставленных в ряд алюминиевых горбылей, или из каких-то розовых, покрытых чем-то похожим на бородавки, столбиков, каждый из которых напоминал Биверсу огромный член. Он до сих пор не мог поверить, что, выставляя подобный бред, можно заработать хоть какие-то деньги).
Мария Фарр сама ответила на звонок. Это был хороший знак.
– Мария, – начал он, – как приятно снова слышать твой голос. – На самом деле ее низкий голос, произносящий слова так, как будто она ворочает булыжники, напомнил Гарри о том, как не любил он эту женщину.
– Мне нечего сказать тебе, Гарри, – послышалось из телефонной трубки.
– Думаю, это к счастью для нас обоих. Пэт еще там?
– Если бы она и была здесь, я бы тебе не сказала, – Мария повесила трубку.
Еще один звонок – на автоответчик Пэт. Она просила искать ее по такому-то номеру в редакции “Рильке-стрит” – литературного журнала, который являлся еще одним объектом благотворительности его бывшей супруги. Редактор журнала Уильям Тарп, в отличие от Марии Фарр и ее художников, провел всего несколько вечеров в обществе Гарри Биверса и вероятно поэтому успел составить себе мнение о муже Пэт лишь по внешнему виду, пока еще вполне приличному.
– “Рильке-стрит”. Уильям Тарп слушает.
– Билли, мой мальчик, здравствуй. Это Гарри Биверс – бывший муж одной из твоих самых преданных поклонниц. Надеялся найти ее у тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84