– Тебе не стоит снова влезать в мокрую одежду. Вот только боюсь, что другого у меня ничего не найдется.
– Ничего. Наверное, я в это влезу.
– Будем надеяться. – Способность весело улыбаться наконец-то оставила ее. Она могла лишь надеяться, что выглядит не настолько напряженно, как ощущает себя внутри.
– Вино открыто, – сказал Адам. – Я возьму с собой стакан в ванную, если ты не возражаешь.
– Прекрасно. Когда ты выйдешь, ужин будет готов.
Едва за ним закрылась дверь, она направилась на кухню, чувствуя себя будто зомби. Оперевшись о стол, Линн некоторое время стояла, прижавшись лбом к дверце полки, с благодарностью чувствуя разгоряченной кожей ее прохладу. И как только ей могло показаться, что она влюблена в Дамиона Таннера? Как могла она перепутать легкое увлечение и жгучую боль истинной страсти? С трудом подняв голову, Линн поглядела незрячими глазами на приколотый к стене календарь. И с удивлением подумала, как это ей удалось дожить до зрелого возраста, ни разу не узнав, что любовь– настолько сильное чувство, что способна разорвать тебя на кусочки, заставить испытать настоящую физическую боль.
Открыв холодильник, она извлекла пять яиц, взбила их хорошенько с солью, перцем, петрушкой и небольшим количеством сливок. По крайней мере часть того, что она говорила Адаму сегодня вечером, оправдается. За последний год она стала намного лучше готовить. Она нарезала четыре куска ветчины на аккуратные квадратики и положила кусок масла в низкую кастрюлю с длинной ручкой, но решила не включать плиту, пока Адам не выйдет из ванной. Омлет, как она теперь знала, нельзя долго держать готовым, чтобы он не опал.
До краев налив себе вина в бокал, она стала потягивать его с большим удовольствием, чем обычно. Прикончив первый, налила еще. Прежде ей было непонятно, почему иные восприимчивые души пытаются утопить свои горести в вине, но теперь наконец-то стала понимать привлекательность этого. К концу второго бокала боль под ложечкой перешла в довольно сносную пульсацию физического желания. Может, третий бокал полностью снимет боль.
– Тебе помочь?
При звуках голоса Адама она резко повернулась, едва не потеряв равновесия. Его руки тут же подхватили ее, удержали от падения.
– Линн, ты не ушиблась? – спросил он. – Присядь на минутку, чтобы я мог посмотреть, все ли в порядке. Все-таки ты сильно подвернула ногу, когда мы шли сюда, и теперь это может сказаться.
– Нет, я уверена, что все в порядке. Лодыжка не распухла. Если бы я ее растянула, сейчас боль была бы сильнее, – отнекивалась Линн, боясь, что прикосновения Адама сметут последнюю преграду, сдерживающую ее чувства.
– Я все же проверю. Ничего страшного, это всего лишь несколько секунд. – Когда Адам заставил ее сесть на стул, она перестала сопротивляться. Его пальцы осторожно пробежались по мышцам голени, проверили стопу.
– Тебе больно? – спросил он.
Настоящая агония, хотелось ей ответить. Изощренная пытка. Линн слегка поерзала и уселась, подложив руки под себя. Теперь уж ей не грозит опасность погладить его по густым светлым волосам.
– Нет, совсем не больно, – ответила она. – Беспокоиться совершенно не о чем.
– А мне кажется, что лодыжка немного распухла. – Его руки пошевелили ступню, водя ее круговыми движениями. Линн закрыла глаза. – Это точно, что у тебя ничего не болит?
Она открыла глаза, но не могла вымолвить ни слова. Адам протянул руку и прикоснулся к ее щеке, и, прежде чем она смогла понять, что делает, повернула голову и поцеловала теплую кожу его ладони.
– Линн… – повторил он, но на этот раз его голос звучал более жестко.
Она не могла ему ответить. Если она скажет хотя бы слово или даже просто посмотрит на него, он тут же поймет все ее чувства, а Линн слишком робкая или, быть может, слишком гордая, чтобы показать ему всю их глубину. Она знала, что Адам любит ее как друг и не захочет видеть ее боль. И если он поймет, как отчаянно она его хочет, то может согласиться и лечь с ней в постель просто ради того, чтобы не обидеть ее. И эта любовь из жалости хуже всего на свете, даже хуже опасности вообще не познать физической близости с Адамом.
Она услышала, как он вновь произнес ее имя, и прошептала что-то в ответ, не слыша своих слов. Внезапно Линн поняла, что его сильные ладони уже оставили в покое лодыжку, они быстро движутся вверх по ногам, лихорадочно гладят ее тело, добрались до лица. Адам встал на ноги, приподнял ее, заставил посмотреть ему в глаза.
– Черт возьми, Линн, – пробормотал он. – Мне не следовало приезжать сегодня к тебе.
Она едва слышала, что он говорит. Лишь тревожный тон его слов проник сквозь окутавший ее туман. Желание охватило все ее тело, сделало ее дыхание жестким и прерывистым, руки и ноги перестали слушаться.
– Поцелуй меня, – тихо попросила она. – Прошу тебя, Адам.
Ее губы с дрожью разжались, когда он погрузил пальцы в ее влажные кудри, держа лицо Линн совсем близко от своего и пристально вглядываясь в него. В какое-то мгновение в его глазах сверкнул серебряный огонь желания, потом они резко закрылись, и он уже вслепую нашел ее губы.
Жар поцелуя разлился по всему ее телу. Она ощущала губами его вкус и всем своим существом вибрировала от неодолимой жажды. Его язык врывался к ней, яростный и соблазняющий, губы прижимались в бесконечной страсти и мольбе. Ощутив губами его неровное дыхание, она крепко прижалась к нему бедрами, желая узнать, что он хочет ее, что она для него желанна.
Вытащив руки из ее волос, Адам нетерпеливо скользнул ими в распахнувшийся на груди халат. Пальцы на миг замешкались, и она ждала в мучительной агонии, пока он распахнул его полы до конца и взял в ладони ее груди.
Он дотронулся губами до соска, и шум крови в ушах заглушил звук дождя, стучавшего по стеклам. От влажного языка кожа сделалась прохладной, но внутри все горело. Ее била дрожь, и она заметила, что Адам тоже весь дрожит.
Линн застонала, протестуя, когда он отодвинулся от нее. Протянула к нему руки, яростно хватая воздух; он взял ее за плечи и отстранил подальше от себя. До ее сознания донесся чей-то тихий шепот, и тут же она поняла, что шепчет сама. Медленно открыв глаза, Линн попыталась понять, что происходит.
Адам отошел от нее и встал по другую сторону маленького стола.
– Ты на самом деле не хочешь этого, – произнес он напряженным голосом. – Завтра утром пожалеешь об этом.
Она удивленно заморгала. Разве он не понял, с какой страстью отзывается ее тело? Как может Адам говорить, что она не хочет его?
– Я ничего не понимаю, – растерялась Линн. – Что ты имеешь в виду, Адам?
– Существуют некоторые вещи, которые не в состоянии сделать даже лучший друг, – тусклым голосом произнес он. – Прости, Линн, но я не готов заниматься с тобой любовью как двойник Дамиона Таннера. Я прошу прощения, если вчера прервал что-то важное, происходившее между вами, но только я не привык приносить облегчение при обострении физической неудовлетворенности. Может, на следующей неделе ты получишь от него сполна все, что недополучила вчера.
Она побледнела от нахлынувшей на нее ярости и глубокой обиды.
– Не очень-то ты обо мне лестного мнения, Адам. Неужели ты и впрямь считаешь, что я из тех женщин, которые используют любовников как взаимозаменимые удобства? Не удалось с Дамионом в четверг, так заменю его стариной Адамом в пятницу. Так ты об этом думал, когда я отзывалась на твои ласки? Что у меня обострение гормональной активности?
Он резко повернулся и засунул руки в карманы, все еще сохраняя между ними преграду в виде стола.
– Прости, Линн, ты права. Это обидная мысль. Пожалуй, я сказал сейчас глупость.
Обида и гнев сменились новой волной желания.
– Почему? – спокойно спросила она. – Ты ведь всегда мыслишь очень логично. Почему сегодня у тебя путаются мысли?
Адам пожал плечами.
– Неделя получилась нелегкой. Мой запас рациональности иссяк в прошлый вторник.
Она поглядела на него с легким вызовом.
– Если я верно припоминаю вводный курс психологии, люди перестают четко мыслить, если в дело вступают эмоции. Я готова признаться тебе, что мне хочется лечь с тобой в постель, Адам. А ты хочешь этого?
Его плечи неопределенно поднялись, но яркие красные пятна выступили на его скулах, когда он шагнул из-за стола, представ перед ней на обозрение.
– Ты сама видишь, – ровным тоном произнес он. – Я ужасно хочу тебя, Линн. Адски хочу.
Она шагнула к нему. Запустила пальцы за пояс брюк, затем медленно засунула руку еще глубже.
– Кажется, я обнаружила нечто очень интересное, – тихо сказала она.
Его реакция последовала немедленно. Дыхание с шумом вырвалось из груди, когда она прикоснулась к нему, губы потянулись к ней со взрывом новой страсти. Адам сорвал с нее халат, бросил на пол и подхватил ее на руки. Не отрывая губ от ее рта, принес ее на диван. Линн лишь смутно ощутила голой спиной жесткую твидовую ткань диванных подушек, почти не заметила, когда он положил ей под голову подушку. Сознавала лишь лежавшее на ней стройное тело, длинное и мускулистое, его руки, превращавшие ее кожу в шелковую рябь, когда он ласкал ее ловкими, умелыми пальцами.
Его рот наконец-то оторвался от ее губ и провел лихорадочную дорожку по шее, добрался до ямки между грудями. Она выгнулась от инстинктивного наслаждения, когда он стал осторожно покусывать ее груди зубами, однако ее ответная реакция оказалась слишком мощной, напугала ее, и она попыталась оттолкнуть его, напуганная интенсивностью вызванных ощущений. Ее тело вышло из-под контроля, забилось в агонии, чего никогда не случалось с ней прежде.
– Ох нет, Линн, милая, теперь мы уже не можем остановиться, – пробормотал он. – Теперь слишком поздно.
Глаза его ласково смотрели на нее, успокаивая и возбуждая одновременно. Не успела она ответить, как Адам быстро завел ее руки за голову и крепко прижал их к дивану, а другая рука погладила ей бедра и решительно двинулась по их внутренней поверхности. Когда его губы обхватили ее рот и он приник к нему в долгом и страстном поцелуе, Линн испугалась, что они задохнутся.
Ласки его губ и рук превратились в два центра наслаждения в мире, где существовал только Адам. Через несколько секунд ее уже сотрясала дрожь под волшебными прикосновениями его пальцев. Ее тело охватывала одна сокрушительная конвульсия за другой.
Обмякшая, удовлетворенная, она постепенно приплыла на землю. Нерешительно взглянула на Адама, смущенная силой и быстротой своего отклика. И обнаружила, что Адам глядит на нее сверху вниз, и его глаза уже не серые и непроницаемые, а жаркие и потемневшие от желания. Он лежал, оперевшись на локоть, ноги переплелись на узком диване с ее ногами, рука лениво чертила эротические круги на ее животе. Пряжка ремня вдавилась ей в кожу, ткань брюк терлась о ее голую кожу. До этого момента она и не замечала, что он одет.
Она прерывисто вздохнула, не уверенная, что обрела контроль над голосовыми связками.
– Так, значит, мои шорты оказались тебе малы? Поскорей сними с себя мокрые брюки, – сиплым голосом сказала она. – Разве ты не знаешь, что можешь заработать ревматизм, если будешь лежать в мокром?
Его рот скривился в улыбку.
– Тогда лучше раздень меня. Мне не хочется скрипеть при движении.
Она просунула руки под отданную ему напрокат футболку, стянула ее через голову и припала губами к загорелой колее. И вновь возбуждение охватило обоих. Когда ее руки стали возиться с застежкой брюк, Адам перестал делать вид, что ждет, пока она его разденет. С нетерпеливым стоном он сбросил оставшуюся одежду и обнял ее. Крепко прижал к себе, плоть к плоти, жар к жару, пока ей не стало казаться, что кожа ее сплавилась с его кожей, надолго и нераздельно.
Он положил руки по обе стороны от ее лица, заставив ее не отводить взгляд, когда входил в нее. Но она и не собиралась скрывать испуг и наслаждение, пробежавшие по ее телу, когда он задвигался в ней ритмичными движениями. Она двигалась под ним, приноравливая свое мягкое лоно к натиску его властных движений. Он бормотал какие-то бессвязные слова любви возле ее губ, и она пила их, смешивая его дыхание со своим. Ей хотелось сказать, как она его любит, но какая-то непонятная осторожность удерживала; вместо этого она старалась выразить все своим телом, раз уж боялась произнести вслух эти слова.
Линн обхватила руками его плечи и запустила пальцы в густые пряди волос, выгнула навстречу ему бедра, чтобы он знал, что она готова, чтобы он ощутил, как она бьется в момент экстаза.
Он подложил руки ей под ягодицы, прижимая покрепче к себе.
– Ты прекрасна, Линн, – прошептал Адам, и его слова перенесли ее в середину огромной вселенной, пульсирующей от звездных вспышек ее собственного желания.
И когда вселенная наконец-то взорвалась во тьме, Адам летел рядом, разделяя ее страсть, унося в светлые просторы.
9
Где-то уже ночью Адам разложил диван, превратив его в удобное широкое ложе. Линн смутно помнила, как стояла и смотрела на него, а ее руки и ноги настолько отяжелели, что она не в силах была пошевелиться.
Открыв утром глаза, она обнаружила, что он придвигает к постели кофейный столик. А на нем стоят два подноса, на каждом стакан апельсинового сока и тарелка с яичницей и поджаренным хлебом.
Линн села и оперлась на подушки, однако веселая насмешка, готовая сорваться с губ, увяла, когда она более пристально посмотрела на Адама. Исходившее от него напряжение было настолько сильным, что, казалось, его окутала почти видимая глазу аура. Внезапно опомнившись, она натянула простыню на голую грудь и прижала ее концы локтями.
– Доброе утро, – произнес Адам, глядя куда-то в окно. Она не могла понять, что он увидел интересного на крышах соседних домов. Не встречаясь с ней взглядом, он протянул один из подносов. – Я решил, что ты голодна, ведь мы вчера так и не ужинали.
– Ты прав. Я умираю с голоду. Как все вкусно, Адам. Я потрясена. Давно ты мне ничего не готовил.
На какое-то время напряжение в комнате спало, когда они потягивали апельсиновый сок.
– Погляди правде в глаза, Линн, – ухмыльнулся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21