Линн, ведь за прошедшие десять лет у него была масса возможностей завести семью, однако он этого не сделал.
Линн спокойно возразила, хотя зубы ее стиснулись сами собой.
– Мама, какое отношение имеет Адам к нашему разговору?
– Я и сама не знаю, дочка. Просто надеялась, что ты дашь мне один совет. Как ты думаешь, Адам станет есть горячие бисквиты с джемом, когда вернется от отца?
– Не знаю, мама. Я не имею понятия о вкусах Адама, что ему нравится или нет. И вообще с каждым днем я все ясней вижу, как мало его знаю. – Она взяла из рук матери чашку с кофе и решительно направилась к кухонной двери. – Когда вы с папой созреете для того, чтобы рассказать мне о своих планах и о сделке с «Комплексом», буду ждать вас у себя в комнате. Но как бы то ни было, если вы действительно хотите, чтобы я взялась за ведение дел «Вистерии», я буду крайне польщена и обрадована и постараюсь справиться с работой.
Мать положила руку ей на плечо.
– Это замечательная новость, дорогая моя. Мы с отцом были здесь так счастливы и всегда надеялись, что тебе захочется продолжить наше дело и поддержать хорошую репутацию гостиницы. Я уверена, что папа все объяснит тебе потом более подробно, но знаю, что они с Адамом надеются выработать на этой неделе нечто вроде соглашения о продаже гостиницы. И оба с радостью узнают, что проблема менеджера так замечательно решилась.
– Адам собирается купить нашу гостиницу? – Если бы мать сказала ей о том, что в сделке участвует Чингисхан, Линн удивилась бы меньше. Но тут же подумала, что после событий минувшей недели ее трудно чем-то поразить. – Он хочет перебить предложение «Комплекса»?
– Я не знаю точно, каковы будут условия сделки. Тебе ведь известно, что я всегда полагаюсь на отца и не вникаю в финансовые и административные детали. Более благодарное поле моей деятельности – это кухня и прочие хозяйственные дела.
Линн улыбнулась, и остатки плохого настроения смыла нахлынувшая на нее волна нежности.
– Могу сказать твердо – отец никогда в жизни не принимал важных решений, не посоветовавшись прежде всего с тобой, так что не изображай из себя бесправное существо женского пола. Со мной это не пройдет.
Мать засмеялась.
– Однако с мужчинами любого возраста этот фокус проходит. Лично я считаю вот что: какой стыд, что теперь в моде честность в отношениях между полами. Меня это просто угнетает. Гораздо забавней, когда женщина опускает ресницы и принимает беззащитный и немного загадочный вид. Разве род людской сделался счастливей оттого, что теперь каждый чувствует себя обязанным выложить все свои самые сокровенные секреты в первые минуты знакомства.
«В замечаниях матери есть определенная доля иронии», – подумала Линн, присаживаясь у окна своей спальни и с наслаждением прихлебывая дымящийся кофе. Их с Адамом вряд ли можно обвинить в этом. Ведь со дня их первой встречи до любовной близости прошло шестнадцать лет, рекордный срок в нынешнее время. Тепло и глубина их дружбы препятствовали всему остальному, не давали сказать правду о том, что они испытывают друг к другу как мужчина и женщина. Даже в минуты обоюдной страсти она боится признаться Адаму, что любит его. И все-таки Адам знает больше про ее секреты и мечты, чем кто бы то ни было.
Линн откусила намазанный джемом бисквит и нервно заходила по спальне.
Может, Адам страдает от тех же проблем, что и она? Он признался, что влюблен в какую-то неизвестную женщину, а так ли это на самом деле? Не может ли он преувеличивать свои чувства к какой-то случайной подружке, чтобы скрыть свою тягу к Линн? Трудно вообразить Адама – холодного, уверенного в себе Адама, – чтобы он не решался рассказать об этом, но она все-таки предположила, что такое возможно.
Восхитительные бисквиты зарядили ее тело новой энергией. Она сполоснула руки и вытирала их, когда в дверь постучали. Бросив на кровать полотенце, она крикнула.
– Кто там?
– Это я, Адам. Хочу поговорить с тобой. Можно войти?
– Если речь пойдет о «Комплексе», то я не хочу и слышать об этом.
– Нет, не о «Комплексе». Я расскажу тебе о женщине, которую люблю.
Она слегка приоткрыла дверь.
– Неделя выдалась нелегкая, Адам, и у меня иссякли запасы великодушия и благородства духа. Я вовсе не уверена, что сейчас мне хочется выслушать твой рассказ про нее.
– И все-таки я считаю, что тебе стоит послушать. Мне понадобилось почти шестнадцать лет, чтобы набраться мужества и признаться ей в любви. Неужели тебе не интересно послушать, каким дураком я буду выглядеть, если в чем-то ошибусь?
Надежда затрепетала в ней, от волнения дыхание ее стало прерывистым. С тяжелым вздохом Линн ответила:
– Что ж, заходи. Раз все настолько серьезно, тебя стоит послушать.
Он вошел и тихо прикрыл за собой дверь. Свет из окна падал на его лицо, подчеркивал орлиные черты и густоту светлых волос. Он показался ей невероятно красивым. Если греческие боги могли ходить с загорелыми лицами, то Адам, должно быть, походит на них.
Она опустила глаза, боясь, что они ее выдадут.
– Может, присядешь? – спросила она.
– Нет, спасибо, не сейчас. Пожалуй, стоя я лучше справлюсь с задачей. – Адам подошел к маленькому камину и прислонился к деревянной полке. – С чего же начать? Не хочешь ли послушать, когда я впервые понял, что влюблен в нее?
– Да, говори. Мне это любопытно.
Знакомое насмешливое выражение зажглось у него в глазах, когда он повернулся и взглянул на нее, но Линн поняла, что его ирония обращена на себя самого.
– Это было накануне школьного выпускного бала, и любовь моей жизни впорхнула вся из себя расфуфыренная в родительскую гостиную, держа за руку смазливого восемнадцатилетнего юнца. На ней была тонкая кисея – а что же еще? – а на нем смокинг, немного узкий в плечах. Он был капитаном футбольной команды, весь из себя мускулистый и гордый, как индюк. Бурля от восторга, она протанцевала по комнате и поцеловала родителей, а потом и меня. Проклятый футбольный капитан даже бровью не повел. Ему даже в голову не пришло ревновать к человеку, принадлежащему явно к другому поколению. Он поздоровался за руку с ее родителями, потом со мной. Вежливый парень. Называл меня «сэр». Пожимая ему руку, я изо всех сил сдерживался, чтобы не забить его безупречные белые зубы прямо в красивую глотку. Мне потребовалось две минуты на то, чтобы осознать, что я безумно влюблен в эту девчонку, которой еще нет восемнадцати лет, а еще десять секунд на то, чтобы решить, что, поскольку мне уже почти двадцать семь, все безнадежно и нужно поскорей ее разлюбить.
– И что же? Тебе это удалось?
– Не так быстро, как следовало. Эта самая девчушка не помогала мне в этом. В то лето перед колледжем она, по-моему, решила, что слегка в меня влюблена. Или просто хотела испытать свои сексуальные крылышки на казавшихся ей безопасными водах. Не думаю, что она понимала, каким испытаниям подвергает мое самообладание в те жаркие летние месяцы. Она придумывала тысячи разных причин, чтобы оставаться наедине со мной, и когда мы лежали рядом где-нибудь на пустынном берегу реки или бродили поздно вечером по саду возле спящего дома, начинала флиртовать со мной. Конечно, без всякого опыта, с тем наивным удивлением, которое делало ее еще более восхитительной в глазах прожженного двадцатисемилетнего типа, который начинал гордиться своей умудренностью в жизни.
Глаза Линн широко распахнулись от нахлынувших на нее воспоминаний о том полузабытом лете.
– Я так злилась на тебя в те каникулы! Мне казалось, что ты постоянно смеешься надо мной.
– Знала бы ты, что я ощущал на самом деле! – Адам с сожалением поморщился и уставился куда-то в прошлое. – Разумеется, ее родители обо всем сразу же догадались.
Линн удивленно встрепенулась.
– Неужели?
– Да, да, родители всегда догадываются. И тогда мать девочки отвела меня в сторону и сказала, что дочери нужно еще вырасти, прежде чем она влюбится в человека, в котором не чает души с пятого класса.
– И что ты сделал, получив такое предупреждение?
– В это время работа начинала забирать у меня все больше сил, я стал много ездить. И решил основать собственный филиал фирмы и сосредоточиться на делах карьеры. – Адам усмехнулся. – А вскоре сделал замечательное открытие: что мир полон привлекательных женщин, которые жаждали помочь мне излечиться от моих мук.
– Могу поручиться, что ты нашел лечение настолько приятным, что вскоре забыл и о причине болезни, – едко заметила она.
– Не совсем. – Он снова усмехнулся. – Хотя должен признаться, что склеивал свое разбитое сердце достаточно усердно и не без удовольствия.
– И оно склеилось, – сказала Линн, то ли спрашивая, то ли утверждая.
– Да, но прежнюю форму уже не обрело. Я стал намного менее романтичным и чувствительным, хотя, разумеется, находил привлекательными многих женщин.
– Не сомневаюсь.
Он улыбнулся ее иронии и бросил на нее загадочный, полный любви взгляд, от которого ее пульс участился, а сердце заколотилось о ребра.
– Говоря по правде, я даже наслаждался парой длительных романов с женщинами, которые заслуживали намного большего, чем я мог им дать. Беда в том, что, когда все закручивалось достаточно серьезно, когда я должен был решать, готов ли прожить всю остальную жизнь с этой женщиной, меня охватывали сомнения, что нашел именно ту самую.
– Если ты ждал, когда подрастет твоя семнадцатилетная симпатия, то делал это очень долго, – заметила Линн. – Ведь между семнадцатью и двадцатью шестью годами ужасно много времени.
– Я неосознанно ждал ее, – ответил он. – В то лето, когда она закончила школу, я мог бы без труда убедить ее, что она любит меня настолько, чтобы выйти замуж. Она была готова поддаться уговорам. Порой я задумываюсь, что получилось бы, если бы я женился на ней, а уж потом она бы взрослела. К счастью, здравый смысл не дал мне совершить такую ошибку, и я вскоре понял, что брак между нами в то время вполне мог закончиться катастрофой. А к тому времени, когда она закончила колледж, у меня, кажется, уже не оставалось шансов убедить ее стать моей женой.
– Думаю, что ты не прав, – тихо заметила Линн. – Ты мог бы уговорить ее в любое время, если бы захотел. Она просто этого не понимала.
Адам опешил.
– С моей точки зрения, это не кажется бесспорным. Жизнь у нее стала интересной, наполненной событиями, и она ясно давала понять, что от старины Адама ей нужна только дружба. Она всегда находила себе смазливых приятелей, связанных так или иначе с индустрией развлечений, и с удовольствием проводила их перед моим носом, якобы советуясь со мной. Она неизменно представляла меня как своего старинного друга Адама, подчеркивая слово «старинный». – Его взгляд на мгновение задержался на ее запылавших щеках. – И мне кажется, она нарочно оповестила меня о том, что рассталась с девственностью.
Линн стиснула руки, лежавшие на коленях.
– Оглядываясь назад, подозреваю, что она просто хотела пробудить в тебе ревность.
Он криво улыбнулся.
– Линн, дорогая моя, если в этом состояла ее цель, могу заверить тебя, что она преуспела!
– Итак, ты утопил свои горести в серии романов с красивыми женщинами. Какая жертва!
Адам снова усмехнулся.
– Я не стал бы говорить именно так, – заявил он.
Линн схватила подушку и швырнула в него.
– Не желаешь ли послушать, что случилось потом? – спросил он, поймав подушку. – Мы подходим к самой интересной части истории.
– Не понимаю, что интересного ты нашел в этой женщине, – заметила Линн. – Мне она кажется невероятно бесчувственной особой. Не понимаю, почему ты так долго держался за нее.
– Видимо, у меня выработалась наркотическая зависимость от нее, а всем известно, что наркоманы ведут себя нелогично. Ты что, советуешь, чтобы я стал холодным типом и больше не встречался с ней?
Она нахмурилась и приняла шутливо-свирепый вид.
– Расскажи мне историю до конца. Пожалуйста, Адам.
– Находясь в Калифорнии, я решил сделать еще одну попытку поставить свои отношения с этой женщиной на нужную колею. Я прилетел в Нью-Йорк, решив поговорить с ней обо всем прямо и предложить перевести наши отношения в другое русло.
– Но ведь ты ничего ей не сказал! Ни словечка! – запротестовала Линн, уже давно догадываясь, о ком идет речь.
– Нет, естественно, ведь она не дала мне возможности даже раскрыть рот. Мы провели субботу в гостинице ее родителей, как сотни раз до этого, во время обеда я собирался с силами, чтобы сказать ей все, что у меня накопилось на сердце. После обеда ей, казалось, не терпелось остаться со мной наедине, и мои надежды взлетели как ракета. Быть может, она начинает понимать то же, что понимал я. Может, меня ждет приятный сюрприз. Я налил себе большую порцию виски и уже приготовил слова для объяснения. И только набрал в грудь воздуха, чтобы признаться в своих чувствах, как она оглушила меня своим заявлением, словно бомбой.
– Эта ненормальная сказала тебе, что любит Дамиона Таннера, – прошептала Линн.
Адам кивнул.
– Но ты еще не слышала самого ужасного. Она еще потребовала, чтобы я помог ей заполучить Дамиона Таннера в ее постель! Я просто не знал, плакать или смеяться. Насколько мне помнится, я не сделал ни того, ни другого, лишь налил себе снова большую порцию виски.
– Какая дура, – бесцветным голосом произнесла Линн. – Все знает о чувствах других людей и слепа к своим.
– Я не уверен, что к женщине, которую я люблю, подходит слово дура. Скорее это частичное слабоумие, а еще она просто медленно соображает…
Линн при этих словах швырнула в него вторую подушку, но на этот раз не попала.
– Как только мои мозги заработали снова, – продолжал Адам, – я начал думать, что, возможно, она совершает ошибку. Я нутром чувствовал, что не так уж она и влюблена в Дамиона Таннера, как вообразила. И тогда поцеловал ее – по-настоящему, впервые за все время, – и поцелуй этот переполнил мою чашу. Я решил послать к черту все приличия и правила честной игры и не уступить ее без борьбы Дамиону Таннеру.
– Только потому что она так хорошо целуется? – поинтересовалась Линн.
– Я понял, что она не может так страстно меня целовать и искренне любить другого мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21