После того как он ушел, я сделал несколько звонков, чтобы проверить кредитоспособность его клиента. У того все оказалось в полном порядке, и я подбил свой текущий баланс. Через три дня мы встретились снова, на сей раз вечером: мне не хотелось, чтобы Уайли, Бэгги или кто-либо еще околачивались поблизости. Слух о том, что «Таймс» собирается перейти в другие руки, мог бы стать такой горячей новостью, что кофейни пришлось бы открывать не в пять утра, а в три часа ночи.
Макгру изучал цифры, как дотошный аналитик. Я ждал, нервничая, к собственному удивлению, словно его вердикт мог радикально изменить мою судьбу.
— Ваша чистая прибыль после уплаты налогов составляет сто тысяч, плюс к этому вы получаете пятьдесят тысяч жалованья. Компенсация за лишение собственности — еще двадцать тысяч. Никаких процентных вычетов, поскольку у вас нет долгов. Итого в движении денежной наличности это составляет сто семьдесят тысяч, умножаем, как обычно, на шесть, получаем миллион двадцать тысяч.
— А здание? — спросил я.
Он обвел комнату глазами так, будто потолок мог обвалиться в любую минуту.
— Такие помещения обычно стоят недорого.
— Сто тысяч, — сказал я.
— Хорошо. И еще сто за офсетное и прочее оборудование. Таким образом, общая стоимость будет в районе одного и двух десятых миллиона.
— Это можно считать предложением?
— Вполне вероятно. Я должен все обсудить со своим клиентом.
У меня не было намерения продавать «Таймс». Я случайно набрел на этот бизнес, несколько раз мне повезло — я совершил удачные прорывы, прилежно трудился, сочиняя статьи и некрологи, зарабатывая на рекламе, и вот девять лет спустя моя маленькая компания была оценена в сумму более миллиона долларов.
Я был молод, все еще не женат, хотя мне уже и надоела холостяцкая жизнь в огромном доме в обществе трех оставшихся от Хокутов кошек, которые категорически отказывались умирать. Я смирился с реальностью: в округе Форд мне жены не найти. Все хорошие девушки к двадцати годам оказывались разобраны, да и я был слишком стар, чтобы составить конкуренцию их избранникам в этой возрастной категории. Я встречался со всеми молодыми разведенными женщинами, почти каждая из которых готова была в любой момент прыгнуть в мою постель и проснуться хозяйкой прекрасного имения, а в мечтах уже тратила бешеные деньги, которые я, по слухам, зарабатывал. Но у единственной из них, которая мне действительно нравилась и с которой мы время от времени встречались в течение года, на шее висело трое маленьких детей.
Тем не менее удивительно, что делает с человеком миллион долларов. Стоило этой цифре замаячить у меня в голове, и я уже не мог от нее избавиться. Работа стала казаться более скучной. Мне все труднее давались все эти смехотворные некрологи, и постоянная гонка — успеть к последнему сроку сдачи в набор! — все больше меня раздражала. По меньшей мере раз в день я говорил себе, что не обязан больше носиться по улицам в поисках рекламных объявлений. Можно наконец бросить писать статьи и никогда впредь не видеть злобных читательских писем.
Через неделю я сообщил Гэри Макгру, что «Таймс» не продается. Он ответил, что его клиент намеревается приобрести три газеты лишь к концу года, так что у меня еще есть время подумать.
Невероятно, но переговоры удалось сохранить в полной тайне.
Глава 36
Как-то в начале мая, в четверг после полудня мне позвонил адвокат совета по условно-досрочным освобождениям. Второе прошение Пэджита должно было обсуждаться в следующий понедельник.
— Время выбрано отлично, — сказал я.
— В каком смысле? — притворно удивился он.
— Мы выходим по средам, значит, у меня не будет возможности сообщить о предстоящих слушаниях в газете.
— Мы за вашей газетой не следим, мистер Трейнор.
— Вот в это позвольте мне не поверить.
— Верите вы или нет, не имеет никакого значения. Совет решил, что вы не будете допущены в зал, поскольку в прошлый раз нарушили наши правила, напечатав репортаж о заседании.
— Это запрет?
— Совершенно верно.
— Тем не менее я приеду.
Повесив трубку, я тут же позвонил шерифу Макнэту. Его тоже уведомили о слушаниях, но он не был уверен, что сможет участвовать, так как был занят поисками пропавшего ребенка (из Висконсина). Я не сомневался, что, помимо всего прочего, он не хотел сталкиваться с Пэджитами.
У нашего районного прокурора Руфуса Бакли в понедельник начинался суд по делу о вооруженном ограблении в округе Ван-Бюрен. Он обещал направить послание с выражением своего несогласия, однако никакого письма в совет так и не поступило. Выездной судья Омар Нуз председательствовал на том же суде, так что и он сорвался с крючка. Я уже начинал думать, что на слушаниях не будет никого, кто мог бы оспорить условно-досрочное освобождение Пэджита.
Исключительно смеха ради я предложил поехать Бэгги. Тот аж задохнулся от ужаса и тут же выложил целый список причин, по которым он якобы никак не мог этого сделать.
Я отправился к Гарри Рексу. У этого в понедельник в Тьюпело начинался безобразный бракоразводный процесс, иначе он, вероятно, поехал бы со мной в Парчмен.
— На сей раз парня выпустят, Уилли, — предрек он.
— Но в прошлом году удалось ведь предотвратить беду.
— Раз уж дело об условно-досрочном освобождении начато, его доведут до конца, это лишь вопрос времени.
— Ну должен же хоть кто-то бороться!
— А зачем? Он все равно в конце концов выйдет. К чему зря дразнить Пэджитов? Добровольцев вы не найдете.
Добровольцев отыскать оказалось действительно трудно: весь город спрятал голову в песок. А я-то представлял себе разъяренные толпы, осаждающие зал заседаний и в конце концов срывающие слушания.
Моя «разъяренная толпа» ограничилась тремя персонами.
Уайли Мик согласился поехать, хотя выступать не собирался. Если мне действительно запретят присутствовать, он должен был посидеть в зале и потом все подробно мне рассказать.
Приятной неожиданностью стало появление шерифа Макнэта.
Охранник у входа в зал был неумолим. Когда адвокат совета увидел меня в коридоре, он страшно разозлился, мы обменялись парой нелицеприятных реплик. Люди в форме окружили меня. Я оказался в абсолютном меньшинстве, был разоружен, выдворен из здания и препровожден к машине, где и просидел все время под неусыпным наблюдением двух мужланов с бычьими шеями и низким коэффициентом умственного развития.
По словам Уайли, все прошло как по маслу. Люсьен со сворой Пэджитов, разумеется, был на месте. Адвокат совета зачитал сообщение, в котором Дэнни предстал как юный скаут. Социальная работница поддержала прошение. Люсьен говорил десять минут, нес обычный адвокатский вздор. Последним выступал отец Дэнни, который прочувствованно умолял освободить сына. Тот очень, мол, нужен дома, где семья усердно трудится на ниве производства пиломатериалов, щебенки, асфальта, а также берет подряды на грузоперевозки по суше и по воде. У сына будет столько работы, что свободного времени не останется вовсе, так что ни в какие неприятности он попасть не сможет.
Шериф Макнэт отважно выступил от имени граждан округа Форд. Он нервничал и вообще не был златоустом, но постарался подробно воспроизвести обстоятельства преступления. Разумеется, Макнэт не счел нужным напомнить о том, что присяжным, принадлежащим к тому же сообществу людей, которые выбрали его шерифом, Дэнни Пэджит угрожал во время суда.
Четырьмя голосами против одного Дэнни Пэджит был выпущен из тюрьмы под честное слово.
* * *
Клэнтон был раздосадован, но не взорвался. Пока шел суд, город жаждал крови и испытывал горькое разочарование по поводу того, что присяжные не вынесли смертного приговора. Однако минуло девять лет, и уже после первых слушаний об условно-досрочном освобождении все смирились с тем, что Дэнни в конце концов выйдет на свободу. Никто не ожидал, что это случится так скоро, но шоком происшедшее уже не стало.
Два фактора повлияли на спокойное отношение горожан к случившемуся.
Во-первых, у Роды Кассело в здешних краях не было родственников, чей незатухающий гнев не позволил бы умереть памяти о чудовищном злодеянии. Люди не видели рядом с собой скорбящих родителей, что постоянно подогревало бы чувство сострадания и жажду справедливости. Детей Роды увезли, и вскоре все о них забыли. Убитая вела затворническую жизнь, так что не осталось у нее и близких друзей, которые не дали бы сойти на нет ненависти к убийце.
Во-вторых, Пэджиты словно бы существовали в каком-то ином мире. Они так редко появлялись на публике, что нетрудно было себя убедить: Дэнни просто сгинет на своем острове, и никто его больше никогда не увидит. Какая, собственно, разница для жителей округа, где он: в тюрьме или на острове? Раз он не будет мозолить глаза, ничто по-прежнему не будет напоминать и о его преступлении. За все девять лет после суда я ни разу не встречал в Клэнтоне ни одного из Пэджитов. В своей весьма острой статье после его освобождения я написал: «Хладнокровный убийца снова среди нас», однако, в сущности, это не было правдой.
Ни информационные материалы первой полосы, ни моя статья не вызвали ни единого читательского отклика. Об освобождении посудачили, но недолго.
Через неделю после выхода Дэнни на свободу, как-то утром Бэгги проскользнул в мой кабинет и прикрыл за собой дверь. Это всегда было хорошим знаком: значит, он принес такой слух, которым можно поделиться только без лишних ушей.
Обычно я приезжал на работу к одиннадцати, а он отправлялся на поиски жареного около полудня, так что у нас оставался час на то, чтобы обсудить дела и обменяться сплетнями.
На этот раз, с опаской оглядев стены, словно они могли быть нашпигованы «жучками», он сообщил:
— Вытащить парня из тюрьмы стоило Пэджитам ста тысяч кусков.
Ни сумма, ни сам факт подкупа меня не потрясли, удивило то, что Бэгги сумел раскопать эту информацию.
— Не может быть, — сказал я исключительно для того, чтобы раззадорить его.
— Это я тебе говорю! — ответил он, как отвечал всегда, когда раздобывал сенсационную новость.
— И кому достались деньги?
— Это самое интересное. Ты не поверишь.
— Так кому же?
— Упадешь.
— Да кому же, говори!
Даже медленнее, чем обычно, он выполнил ритуал прикуривания сигареты. В первые годы я чуть ли не кидался на стену, когда Бэгги вот так затягивал паузу, чтобы произвести больший эффект своей драматической новостью, но со временем научился ждать спокойно. Вот и теперь я просто продолжил писать то, что начал до его прихода.
— Вообще-то это не должно ни для кого быть сюрпризом, — нелогично продолжил он, попыхивая сигаретой. — Я-то нисколько не удивился.
— Ты скажешь наконец или нет?
— Тео.
— Сенатору Мортону?
— Именно так.
Признаться, я таки удивился, и немало. И не стал этого скрывать, иначе Бэгги утратил бы интерес к продолжению рассказа.
— Тео?! — воскликнул я.
— Он вице-председатель сенатского комитета по исправительным учреждениям. Сто лет заседает в нем и отлично знает, за какие ниточки надо дергать. Ему нужны были сто тысяч, Пэджиты были готовы их заплатить, они договорились, и парень вышел. Все просто.
— Я думал, Тео не берет взяток, — сказал я на сей раз искренне.
Бэгги театрально фыркнул.
— Не будь таким наивным, — произнес он с обычным видом всезнайки.
— Где ты это услышал?
— Не могу сказать.
Существовала вероятность, что его покерная команда просто сочинила свежую басню, чтобы посмотреть, быстро ли она облетит площадь и вернется к ним. Но не менее вероятно было и то, что Бэгги действительно что-то разнюхал. Впрочем, разница особого значения не имела. Прохождение наличности все равно отследить невозможно.
* * *
В тот момент, когда я перестал думать о ранней пенсии, о том, чтобы обналичить свое имущество, уйти на покой, улететь в Европу, пешком пересечь Австралию, в тот момент, когда я вернулся к рутине и снова погрузился в проблемы отражения жизни города на страницах газеты, сочинение некрологов и охоту на каждого клэнтонского торговца как источник доходной рекламы, в мою жизнь снова вошел мистер Макгру. И не один. На сей раз он привез с собой своего клиента.
Рей Ноубл был одним из трех высших руководителей компании, которая уже владела тридцатью еженедельниками в южных штатах и желала расширить свою империю. Так же как мой друг и коллега Ник Динер, он вырос в семье, испокон веков занимавшейся газетным бизнесом, поэтому плавал в нем как рыба в воде. Он поклялся, что все останется в секрете, и выложил свой план. Его компания хотела приобрести «Таймс» вместе с газетами округов Тайлер и Ван-Бюрен. Оборудование двух последних они собирались продать и все производство сосредоточить в Клэнтоне, потому что качество нашей печати было гораздо лучше, а также консолидировать счета и централизовать работу всех изданий с рекламой. В прошлый раз Макгру утверждал, что миллион двести тысяч — предельная цена.
Теперь они предлагали миллион триста.
— После уплаты налогов вы получите миллион чистенькими, — сказал Ноубл.
— Считать я умею, — заявил я таким тоном, будто совершал подобные сделки каждую неделю. Слова «миллион чистенькими» эхом отдались во всем моем организме.
Макгру и Ноубл немного давили на меня: мол, что касается двух остальных газет, вопрос можно считать решенным. У меня создалось впечатление, что дела у них как раз складывались не совсем так, как им хотелось бы. «Таймс» была ключевым звеном. У нас и оборудование было классом повыше, и тираж побольше.
Я снова отверг предложение, и они удалились. Однако мы все трое знали, что это не последняя наша встреча.
* * *
Через одиннадцать лет после того, как тайком бежал из округа Форд, Сэм Раффин вернулся туда весьма похожим манером — на автобусе, под покровом ночи. К тому времени, когда я узнал об этом, он уже два дня жил дома. Явившись, как обычно, в четверг к обеду, я увидел Сэма — он раскачивался в кресле-качалке на веранде. Улыбка у него была такой же лучезарной, как у его матери. С его возвращением мисс Калли помолодела лет на десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51