Магический круг исчез. Фаррол подскочил к Блезу:
– Я не знаю, как они вышли на нас. Это точно не Яккор. Он ненавидит этих дерзийских псов. – Он сверкнул на меня глазами. – Нас предал кто-то другой. Они не могли…
– Ты проклятый идиот! – крикнул я. – Я убил из-за тебя. Ты понятия не имеешь, что ты наделал.
– Поговорим об этом позже, – прервал Блез. – Теперь нам пора домой.

Я старался подавить свой гнев, разглядывая слои заклинания, пока Блез вел нас волшебными тропами по зеленым долинам Кувайских холмов. Если бы я не знал точно, что он использует магию, то никогда не заметил бы этого. Даже теперь, когда я знал, я не мог понять, из чего состоит заклятие. Я никогда не встречался с человеком, внутри которого так глубоко жили бы заклинания. Я словно пытался увидеть биение живого сердца, глядя сквозь плоть. Никакие способности к наблюдению, зрение, слух не помогали понять механизм движения.
Мы вернулись ночью. Костер не зажигали, он возвышался пирамидой в центре поляны, в долине Олень был подстрелен, но его разделили между воинами, чтобы они приготовили мясо на маленьких лагерных кострах. Пели по погибшей Яллин. У нее в долине жила сестра, она надела красную вуаль и начала траурное сузейнийское песнопение. Звуки разносились между деревьями, оплетая их своей паутиной, охватывая всех нас сетью печали.
Когда горестная музыка заполнила долину, я разжег свой маленький костерок под деревьями Я сидел там один, разогревая похлебку, чтобы наполнить желудок, и кипятя отвар дубовой коры, чтобы промыть рану. Я развязал тряпку на бедре и почувствовал, что у меня за спиной кто-то стоит.
– Иди к костру, если хочешь. Незачем прятаться в тени. – Это был эззарианский юноша.
Ему было лет пятнадцать. За все те дни, что я провел в отряде, он сказал мне не больше пары слов. Они с братом учились у меня, наблюдали, слушали, но не спешили знакомиться ближе.
Я жестом указал на котелок, но он отрицательно покачал головой и неловко опустился на землю напротив меня.
– Я просто хотел спросить… а у эззарийцев есть траурные песни?
– Да. – Я обмакнул бинт в кипящий дубовый отвар, стиснул зубы и прижал его к ране. – Они очень похожи на плачи сузейнийцев. – Сузейнийцы верили, что смерть – только первое из сотни испытаний на пути души, которая должна найти свой путь в земли смерти, причем эти земли были совсем даже не тем местом, в которое стоило стремиться, преодолевая такие сложности. – Но они нравятся мне больше. Они не такие безнадежные. Наши боги, Вердон и его сын Валдис, добрее Госсопара. Наши погребальные песни поются, чтобы отдать дань уважения мертвым и запечатлеть их в нашей памяти, – и еще утешить тех, кто остался.
– Я бы хотел… Я не знаю…
– Я научу тебя, если хочешь.
Он кивнул, свет костра отражался в его черных глазах. И мы начали готовиться к песнопению. Это действие само по себе уже утешало, даже больше чем слова. Но сначала я научил его словам, я произнес их по-эззариански, и мне показалось, что он не понимает этого языка. Тогда я произнес их на азеоле, общем языке Империи. Потом я пропел слова, объяснив мальчику, как следует сидеть, раскрыв ладони, чтобы настроить себя на нужный лад. Когда я дошел до фразы, в которой необходимо упомянуть имя покойного, он хотел сказать мне имя, но я предостерегающе поднял руку:
– Ты веришь, что его душа жива?
– Я хотел бы верить… – Надежда. Горе. Неуверенность. Страх, что он ошибается. Все как у всех.
– Тогда не говори имя мне, чужаку, – только не тому, кого коснулся демон. – Имена ведут к душе человека. Никогда не называй их просто так.
– Это поэтому ты не спросил наших имен? Да… мой брат решил, что ты презираешь нас. Нам всегда говорили, что не существует эззарийца…
– Прошу прощения. – Блез шагнул в круг света и протянул руку мальчику, который сразу же вскочил на ноги, преданно глядя на своего командира. – Я не хотел вас прерывать, но мне необходимо поговорить с нашим новым другом… – Блез притянул мальчика к себе и пристально посмотрел в его печальное лицо. – Я не смог скорбеть вместе с вами. Завтра на закате мы возведем в его честь пирамиду, и ты сможешь спеть ту песню, которую сейчас узнал. – Он крепко взял юношу за плечо. – Его смерть не была напрасной. Клянусь. А теперь ступай к Фарролу. Скажи ему, что я буду в Веллитской долине. Пусть позаботится о часовых. Люди устали.
Мальчик неловко поклонился, прежде чем уйти:
– Благодарю тебя. – Он исчез в лесу, но скоро вернулся. – Его звали Давет. А я Кьор. Я кивнул и прижал кулак к груди.
– Лис на Сейонн, – сказал я по-эззариански, даря ему свое имя и дружбу. – Доброй ночи, Кьор.
Когда он убежал по направлению к остальным кострам, Блез кинул мне мои башмаки:
– Пойдем прогуляемся. Ты ведь сказал, что твоя нога не сильно повреждена?
– Все в порядке, – ответил я, натягивая целые штаны и засовывая ноги в башмаки. – Прогулка не повредит. Даже наоборот. – Сейчас я был рад любому развлечению.
Мы пошли по аккуратной дорожке, вымощенной лишь в южной части долины. Она постепенно перешла в тропинку, вьющуюся между берез и сосен. Звуки и огни лагеря постепенно исчезли, остались лишь голоса ночных птиц и шум потока и еще шорох листьев собачьих ягод и лисьих перчаток. Я ждал, пока Блез заговорит. Очевидно, он не просто так вытащил меня сюда. Но он молчал, и я тихо наслаждался свежим прохладным ветром, в запахе которого уже чувствовалась близкая зима. Начался подъем. Блез провел меня через березовую рощицу, и мы вышли на тропу, ведущую в следующую долину, распростершуюся под яркой луной. В воздухе пахло дымом и почему-то козами, потом я услышал шум другой реки и заметил впереди свет.
Покрытая дерном избушка стояла на краю леса. За ней начинался широкий луг, через который текла река, сияя в свете луны, как драгоценное ожерелье. С одной стороны от дома был разбит сад, какой-то высокий человек запирал козий загон, располагавшийся у другой стороны. Он замер, заметив нас.
– Я привел гостя, – обратился к нему Блез. – Надеюсь, еще не слишком поздно.
– Только что закончил дойку, – ответил человек. – Еще рано для тех, кто занят добычей хлеба насущного. – Голос великана звучал приветливо. Он не стал тратить время на церемонии, а просто пошел к домику, неся в одной руке ведро с молоком, а другой опираясь на палку. Я не заметил у загона, что у него только одна нога. – Линии! Пришел Блез с товарищем!
Когда мы подошли к дому, дверь распахнулась и желтый свет осветил тропинку. Одноногий человек, манганарец, чьи каштановые кудрявые волосы и широченные плечи заставили меня мысленно сравнить его с медведем, остановился в пятне света, чтобы наконец поздороваться с нами. В дверях стояла женщина, в руках у нее был сверток из одеяла. Длинные темные волосы, перехваченные зеленой лентой, красновато-золотистая кожа. Эззарийка.
– Добро пожаловать! – Человек поставил ведро и пожал Блезу руку. – Хорошо, что ты пришел. Мы уже сто лет не получаем новостей.
– Сейчас у тех, кто не занят добычей хлеба насущного, тяжелые времена, – ответил Блез, улыбаясь.
– Тише, вы оба! – шикнула на них женщина. – Я только что уложила его спать. Только попробуйте разбудить! – Она позволила Блезу поцеловать ее в щеку. Когда их лица оказались рядом, у меня не осталось сомнений в их близком родстве.
– Моя сестра, Элинор, – пояснил Блез, счастливо улыбаясь женщине. – И ее муж Горден. Это, – он кивнул на меня, – наш новый товарищ, пришел к нам месяц назад. Пусть он сам представится.
– Сейонн, – произнес я.
Одноногий человек кивнул, чтобы я шел в дом за его женой. В домике было чисто и уютно, хотя и тесновато для трех мужчин и высокой женщины. На маленьком сосновом столике стояли две деревянные миски и две кружки, которых тут же стало четыре. У стены выстроились три прочных стула. В открытом шкафу со множеством полок виднелись мешочки с мукой и солью, травы, тарелка с маслом и прочие вещи, которые часто бывают в таких небогатых кухнях. Деревянный пол покрывала чистая солома. Кровать в углу была застлана покрывалом, связанным из голубой шерсти. Над огнем кипел котелок с вечерней похлебкой.
– Отужинаете с нами? – спросила Элинор, накрывая на стол одной рукой, пока Горден наливал молоко в кувшин. – Вы оба выглядите усталыми. Мой братец мастер создавать трудности, правда?
– Никогда не видел никого похожего на него, – подтвердил я, забирая у нее тарелку с маслом и ставя ее на стол.
Блез пододвинул к столу стулья и бочку для четвертого, потом взял с полки нож и нарезал хлеб, положив по ломтю в каждую миску. Его сестра сняла с полки синюю мисочку, в которой было ложки две сахара, и поставила ее на почетное место в центре стола.
– Сейчас Горден вынесет молоко на холод, и мы сядем за стол. Попробую положить этого господина хоть ненадолго. Он обожает быть на руках. – Она отогнула край одеяла так, чтобы я мог увидеть содержимое свертка. – Сейонн, познакомься с Эваном-диарфом.
Видение ожило. То видение, которое являлось ко мне в безумии и отчаянии на башне Кол-Диата. Теперь оно обрело теплую розовую плоть, прямые черные волоски и длинные темные ресницы, тень от которых всегда лишает блеска эззарианские глаза. Я коснулся круглой щеки дрожащим пальцем, младенец зашевелился, вздохнул и уткнулся носом в длинную шею Элинор, так и не открыв глаза Я знал его, как человек знает свои руки и ноги, как он знает взошедшее солнце или звезды Эззарии. Это был мой сын.

ГЛАВА 15


Я покосился на Блеза, но он сосредоточенно раскладывал хлеб. Конечно, он знал, что я пойму. Кто был бы так слеп, чтобы не узнать своего ребенка? Значит, молодой мятежник привел меня сюда специально, и он не боится последствий. Как можно быть таким глупцом?
Элинор положила младенца в корзину у очага Бережно. Ласково. Я присел на корточки рядом с ней и увидел, как она накрыла одеялом его крошечное тельце, потом легко провела рукой по тонким волоскам.
– Его имя означает «сын пламени», – пояснила она. – Правда, он милый?
Я кивнул, не в силах ответить. Краем уха я слышал звук демонической музыки. Если бы его глаза были раскрыты, я увидел бы заливающее зрачки синее сияние.
– Один из подкидышей Блеза, из самой Эззарии. Он рассказывал тебе о них'?
– Я слышал. – Я волновался, как ученик-Смотритель перед первым испытанием. – Расскажи мне что он делает? Я ничего не знаю о младенцах.
Элинор засмеялась и встала, упершись руками в бока.
– Пьет молоко со всеми вытекающими последствиями. Спит, кричит, смеется и шумно требует внимания к себе, хочет, чтобы его каждую минуту брали на руки. Но он такой славный, что я думаю, мы перестанем носить его на руках только тогда, когда он станет слишком тяжелым.
– У вас нет других детей…
– Других нет. Я бесплодна, так уж получилось. – Она лучезарно улыбнулась входящему в дверь человеку-медведю. – Горден никогда не жаловался, никогда ничего не говорил, не ругал и не прогонял меня. Этот малыш – настоящий подарок небес. Мы счастливы, что он с нами.
Горден уселся на стул, отставил в сторону костыль и принялся расспрашивать Блеза о последних вылазках. Блез невнятно пересказал дневные события и быстро перешел к новостям Империи и предыдущим набегам. Элинор предложила мне сесть рядом с ее мужем, сама она разложила сварившуюся кашу по мискам и тоже подсела к столу, вступив в беседу. По ее словам я догадался, что она тоже когда-то была членом отряда, до того как в их семье появился Эван. Я машинально глотал кашу, мучительно соображая, что же теперь делать. Пока я слушал разговоры этих троих, освещенных золотистым светом очага, глядел на их вдохновенные лица, ответ пришел сам собой, и, кажется, Блез заранее знал, к какому решению я приду.
Какой манганарец станет жить с бесплодной женой, когда жрецы толкуют ему, что количество сыновей определяет его место в загробном мире, а дочери принесут ему там уважение и богатство? Какая женщина примет ребенка, отвергнутого целым народом из-за страха перед ним? Я с ледяным любопытством прислушался к едва заметному биению жизни в пустоте на месте моего сердца. Разве я смогу дать своему сыну больше, чем дадут эти двое?
Мы засиделись допоздна. Блез с Горденом пили летний эль, злословили по поводу дерзийских дворян и сузейнийских купцов и решали, какие запасы необходимо сделать на зиму отряду мятежников. Горден, как я понял, потерял ногу в одном из набегов, он не жаловался и ничем не выдавал своих чувств, но было ясно, что он очень страдает от невозможности принимать участие в жизни отряда. Я помог Элинор убрать со стола, поглядывая на младенца. Мне хотелось, чтобы он проснулся, прежде чем я уйду. Но он спал.
Тем лучше, решил я, кланяясь Элинор и Гордену, пока Блез целовал их обоих на прощание. Если бы я увидел его по-настоящему, все стало бы еще сложнее. Пока я ждал Блеза, я успел создать несколько заклинаний вокруг домика. Для поддержания чистоты воды. Для защиты от простуд. Еще одно, чтобы предупреждать хозяев о появлении кого бы то ни было. Для повышения плодовитости коз и плодородия полей. Это все, что я мог сделать.
– Ты доволен? – спросил Блез, когда огни домика исчезли за деревьями. Прохладный ночной воздух развевал мне волосы.
– Спасибо тебе.
– Ты дважды спас мою жизнь и жизни многих других за один день. Ты облегчил страдания мальчика, дав ему утешение и надежду. Это только справедливо, чтобы я сделал то же.
– Ты сильно рисковал. – Горечь и боль пожирали останки моей души. – В конце концов, я же неистовый боец. И твоя сестра, и ее муж тоже сильно рискуют, оставляя ребенка у себя. Ты должен это знать. Он одержим рей-киррахом, демоном. Он всего лишь дитя, но…
О Вердон милосердный! Я не хотел думать о будущем. Нужно рассказать Блезу, как найти Ловца для ребенка, когда он немного подрастет. Нужно многое рассказать молодому бунтарю, прежде чем мы расстанемся. Мне нет смысла оставаться дольше, я устал от лжи. Единственной проблемой было – куда идти. Не к Александру. Принц не поверит, что я действовал на пользу ему, только не после сегодняшнего дня. И не в Эззарию. Мой ребенок, прекрасный, милый, лишь расширил пропасть между мной и моим народом, лишний раз упрекнув нас в нехватке знаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50