- А я вообще против того, чтобы у нас были олимпийские игры только по прыжкам в высоту.
- А за что же ты? - спросила Фокина.
- Я за то, чтобы как в Греции. Там праздник Олимпиады сопровождался конкурсом искусств. Там поэты читали стихи, пели гимны в честь игр, а ораторы состязались в красноречии. В общем, там состязались и Силы, и Умы, и Души!..
- Это ещё какие души? Души нет, значит, и никаких душевных игр не может быть, - отрезала Елена.
- Значит, души нет, а сами поёте: "Чтобы тело и душа были молоды?.." Я вообще ещё считаю, - заявила Цветкова, - что вы вообще неправильно устраиваете олимпийские игры.
- Ах, она считает!.. Ах, профессор Цветкова считает!.. - съязвила Елена.
- А я, между прочим, не одна так считаю.
- А кто же ещё?
- Товарищ Ксенофан ещё так считает.
- Какой ещё такой Ксилофон? - снова съязвила Елена.
- Древнегреческий! И не Ксилофон, а Ксенофан... Поэт и мыслитель. - И дальше Цветкова отчеканила, словно из книги вычитала: - "Поэт Ксенофан в одной из своих элегий жаловался на чрезмерное возвеличивание атлетов, тогда как учёные, поэты и общественные деятели, которые пекутся ежедневно о благе отчизны, остаются позади, за пределами общественных симпатий. И часто, - отмечает с грустью Ксенофан, - быстрота ног и крепость рук приносят человеку больше почестей, чем разум и талант. И это весьма прискорбно.
Пусть и могучих кулачных бойцов не имеет наш город,
Нет ни борцов-крепышей, ни пятиборцев лихих,
Ни бегуна быстроногого (как средоточия мощи,
Что в состязаньи мужи ценят превыше всего),
Но все равно в благоденствии город цветущий пребудет,
Радости ж мало для всех, если в упорной борьбе
Стать победителем в играх удастся кому-то:
Город весь наш оттого станет едва ли сильней.
...несправедливо,
Если искусству ума силу народ предпочтет...
- И чётко и даже с какой-то многозначительностью произнеся эти слова, Татьяна Цветкова с достоинством покинула шумно-противоречивый спортивный парламент.
- Интересный она человек, эта Цветкова, - сказал Сидякин и нарисовал у себя в большом блокноте по памяти довольно похожий портрет Цветковой. - И Ксенофан тоже интересный человек, только вот сохранилось ли его изображение?..
- У тебя все интересные, - сказала Елена.
После ухода Цветковой наступил шум: оказалось, что многие не знали о том, что во время Игр шли и состязания ума. (Между прочим, я тоже об этом не знал! Да, вот представьте себе!) Но Гуляева и Фокина быстро утихомирили судейскую коллегию.
- На чём мы остановились? - спросила Елена, обращаясь сразу ко всем и ни к кому лично.
- Ларионов - это дот, - напомнила Светлана Мухина, - и что нам с ним ничего не сделать, но мы его взорвём изнутри... Не такие взрывались...
- Мы с Надей, - сказала Елена, - уже пробовали провести малую попытку зазнать Ларионова, внушив ему, что он выдающаяся и неповторимая личность, но у нас с ней ничего не вышло, потому что Ларионов к себе относится так, как будто он заурядный тип.
А Тарас сказал:
- Минуточку все! Безумная идея - вещь, конечно, хорошая, но, может быть, лучше сначала получить разрешение на эту самую идею от Денисенко?
- Ужасно необъяснимо, - сказала Мухина. - И почему это он так к себе относится?..
- Ну, память! - удивился Тарас. - Интересный ты человек, Мухина. - Но рисовать её в блокноте почему-то не стал.
- У меня на днях было два билета на вечер поэзии в Политехническом музее, - начала вдруг заявившаяся в беседке Таня Цветкова. - Я пригласила своего дядю, он очень любит стихи, а он отказался идти. Я спросила почему, а он сказал: поэт, который будет читать стихи, подлец и предатель. "Он предал дружбу многих, мою дружбу тоже". Ещё дядя сказал, что этот поэт хорошо воевал и был смелым разведчиком. Ещё дядя сказал, что этот поэт не боялся смотреть в лицо смерти, а струсил смотреть в лицо жизни!.. Я, конечно, пошла на вечер поэзии и слушала этого поэта. Стихи он читал хорошие, о верной дружбе и верной любви, но мне было неприятно их слушать. - Татьяна замолчала, и глаза её стали наполняться слезами, и молчала она до тех пор, пока её не спросила Лена.
- Ну и что же ты хочешь?
- Я хочу, чтоб, ну пусть не у нас, а у наших детей на вечерах поэзии этого не было.
- А какое это имеет отношение к Ларионову и к тому, что мы все здесь делаем? - спросила Елена, понимая между тем про себя, какое это всё имеет отношение и к Ларионову, и к тому, что они здесь все делают!
- А это я всё не к вашему сведенью, а к вашему размышлению! сказала Татьяна, покидая эффектно во второй раз судейскую беседку.
Шумное и бурное течение олимпийского кворума и на этот раз благополучно перескочило через текст и подтекст слов Цветковой, снова вошло в своё стрежневое течение.
- Братцы, это что же получается? - запереживал Тарас. - Значит, как по Фету: "...я пришёл к тебе с приветом!.." - он покрутил пальцем у виска. - И чем с большим приветом, тем, значит, лучше?
- Нет, не так, - спокойно ответил Вадим.
- А как же? - наседал Тарас.
- А вот как! - И Вадим продекламировал с пафосом: - "...безумству храбрых поём мы песню!.." Безумству, а не чему-нибудь другому! По Горькому надо понимать Фета, а не по Фету Горького.
- А я всё понял! - возликовал Геннадий. - Ребята, чего ж тут не понять? Вот учителя нам по учебнику как задачи задают? От сих до сих. А наш олимпийский комитет даёт нам задание: от сих до псих! - сострил Цветков.
Все захохотали.
- Я правильно понял? - подмигнул он.
- Правильно, - засмеялся Вадим.
- А что будет потом? После того, как зазнается? - спросил Тарас.
- Перед "потом", между прочим, идёт "сначала", - заметила Лена. - Сначала, когда он зазнается, у него сразу же конечно, ухудшатся результаты. А потом мы его фельетоном и на общее собрание, он нам на собрании в ноги... и в результате сразу же начинает печь рекорды, как блины.
- Качать Гуляеву! - закричал форум. - Докажем ещё раз, что гений и злодейство совместимы! Гениально!
- Тише! - предупредила Елена. - Что вы на всю Москву орёте?!
- И когда на нашем дворе появится мемориальная доска: "В этом дворе прыгал в высоту чемпион мира по прыжкам в высоту!" - пусть Ларионов не забудет, кому он всем этим обязан! - гордо сказала Надежда. - Он же к тому времени будет у нас несгибаемым и незазнаваемым атлетом!
- Вот именно, - подхватила Светлана Мухина, - и пусть он всегда вспоминает тех, кто выработал в нём на всю жизнь иммунитет от аморального поведения!
Тарас вскочил на ящик:
- Выплыл бред, словно судно, полыхнул, как пожар...
- Верю, ибо абсурдно, - некто древний сказал! - подхватил хор голосов.
- Ура! Качать Фокину! Качать Гуляеву! - снова зашумел форум.
В судейскую беседку как ни в чём не бывало вошла Татьяна и заняла своё место.
- Ой, что будет! Что будет! Что будет! - схватилась она руками за голову.
Лена покосилась на неё. А Тарас громко произнёс:
- Минуточку, все! Может быть, лучше сначала получить разрешение на эту самую безумную идею от Денисенко?
- Денисенко? - переспросил Цветков. - Кто такой? Почему не знаю?
- Денисенко - тренер Ларионова, - пояснил Тарас.
- Денисенко болен, раз! - отпарировала Гуляева предложение Тараса. - Его нельзя расстраивать, два!.. И потом, что общего между разумными идеями тренировок Денисенко и нашей затеей?!
- Пожалуй, ты права, - согласился Тарас. - Найти что-нибудь общее невозможно. Тогда, может быть, посоветуемся всё-таки с какими-нибудь работниками физкультуры? - неуверенно предложил Тарас.
- У них тоже всё разумно, - сказала Надежда.
- Тогда, может быть... - продолжал Тарас.
- Слушай, Тарас, - отчеканила Елена, - ты что, не знаешь этих взрослых - они всё превращают в таблицу умножения и в таблицу уважения. Им важно, чтобы дважды два всегда было не больше и не меньше четырёх, а нам сейчас нужны не советы, нам нужно, нам необходимо, нам позарез требуется "у-р-а".
- Какое "ура"? - насторожился успокоившийся было после слов "...ты что, не знаешь этих взрослых" Тарас.
- Тарас, ты знаешь, как расшифровывается слово "физкультура"? - спросила Елена Сидякина.
- Детский вопрос! Физ - физическая, культура - культура.
- Детский ответ! - покачала головой Елена. - Физ - физическая... А культура - расшифровывается так: культ силы спортсмена, культ его скорости, удара справа, выпада слева, удара головой, культ соскока сальтом прогнувшись!
- А ещё "ура" остаётся? - прищурилась Надежда.
- Правильно. И ура! - воскликнула Елена.
- Чьё ура? - деловито поинтересовался Леонид Толкалин.
- Ура болельщиков, - ответила Лена.
- У-р-р-а Гуляевой! - провозгласила Светлана.
- У-р-р-а! - закричали, казалось бы, все. Но оказалось, не все...
- Рано радуетесь, - остудил их пыл Геннадий. - Если мы прежде всех этих "ура" не решим проблему Гуся, он энд хиз оркестр нам всё равно всё сорвут: и олимпиаду, и марафон-прыжки, и безумную идею Бора - Фокиной - Гуляевой!.. И... это точно! Сорвёт игры и ещё по мордам всем надаёт! - с глубокой уверенностью закончил он.
После короткого спора все дружно согласились с Цветковым.
- И так уже кто-то свистнул два олимпийских флага... многозначительно произнёс Леонид.
Елена забеспокоилась:
- Толкалин, судя по твоему тону, ты не просто нытик, ты ещё и пессимист!
- Я пессимист? - поразился Леонид, ткнув себя пальцем в грудь.
- Да, ты! - подчеркнула Елена. - Вот ответь мне, к примеру, как у нас вообще пройдут наши первые олимпийские игры по марафон-прыжкам в высоту?
- Как пройдут? - озадачился Леонид. - Хорошо пройдут!
- Все слышали? - торжествовала Елена. - Вот вам типичный ответ пессимиста. Только закоренелый, закоснелый и неисправимый пессимист может сказать, что наши первые олимпийские игры пройдут хорошо.
- А что же должен сказать оптимист по этому поводу? заинтересовался Тарас.
- А оптимист должен сказать, что наши игры пройдут отлично! уверенно заявила Елена.
Тарас задумчиво почесал переносицу:
- Это что-то новое в теории оптимизма и пессимизма... Интересный ты человек, Гуляева, - и что-то записал себе в блокнот.
Опять все зашумели и заспорили.
- Прошу не шуметь! - приказала Елена. - Проблема Гуся, как и проблема Ларионова, уже почти решена! - сказала она с победоносным видом.
Все оторопели:
- Как решена? Кем решена? Когда решена?
- Мной решена! - усмехнулась Елена. - Недавно решена! Как в древней Греции решена... - загадочно произнесла она.
Все недоумённо переглянулись. Елена высокомерно посмотрела на форум.
- Гусь мне лично дал клятву, что он, несмотря на своё тёмное прошлое, настоящее и будущее, прекратит на время олимпийских игр все свои безобразия, как прекращали их все древние греки. Ну как?
Она ожидала всеобщего восхищения, взрыва энтузиазма и восторженных криков.
- Нашла кому верить! - сумрачно заметил Тарас.
- Да, нашла, - рассердилась Елена. - Он и расписку обещал дать.
- Дать-то он даст! - подал голос Леонид. - Да ещё догонит и поддаст!
И тут на спортплощадку заявился Гусь. Перепрыгнув всё, что можно было перепрыгнуть на своём пути (даже стол для игры в пинг-понг!), он устремился прямо к судейской беседке. Широченно расклёшенные брюки, окантованные "молниями" с бубенчиками в расклёшах, мели пыль, поднимая вокруг себя черноморский ветер. Глядя на брюки Гуся, хотелось петь: "... слышен звон бубенцов издалёка... " Рубашка, именуемая "расписухой", обтягивала мощный торс Гуся. В руках у него была гитара, в зубах сигарета. Полы рубашки были завязаны на животе по очень иностранной киномоде. На обеих руках у него красовались массивные часы. Бренча на гитаре, Гусь пел:
Чаевые бросаю я не зазря,
Я сую их в карманчик вам для
Подстригите меня, шеф, под Цезаря,
Древнегреческого короля!
Гусю, по всему было видно, ужасно интересно жить.
- Лёгок на помине, - сказал тихо Толкалин.
- Но ведь Цезарь никогда не был древнегреческим королём! - успела трагически прошептать Надежда, встретив этими словами шумное появление Гуся в беседке. Поставив, бурно звучащим аккордом, музыкальную точку, тряхнув локонами длинных волос, Гусь воздел гитару к потолку и торжественно произнёс:
- Детям женского и мужского пола физкульт-привет! Олимпийским Надеждам! Верам! Любовям! Леонидам! Тарасам! Еленам! Общий! - Затем он отбросил гитару, висевшую на ремешке через шею, за спину и продолжал: - Как сказал в одном из своих известных стихотворений Фет: "Моё от меня вам здрасте!" Даю слово, что, хотя бюро прогнозов обещало всякие там осадки, на дворе стоит клёвая солнечная погода!..
Приписывание Фету таких слов ошеломило всю судейскую коллегию. Растерялась даже Гуляева, высокомерно заявившая, что именно ею и никем больше проблема Гуся решена целиком и полностью.
- У Фета нет такого стихотворения, - пискнула Надежда трагическим голосом. Она и сама любила щегольнуть цитатой, но, конечно, неопровержимо точно, до последней буквы.
- Есть, - сказал упрямо Гусь. Гусь не любил, когда ему перечили, он к этому просто не привык. Последние и неопровержимые аргументы Гуся (кисти рук, сжатые в кулаки!) были как всегда готовы доказать и на этот раз свою правоту. - У Фета есть такой стих. Я его читал своими глазами. - И Гусь упрямо повторил то, что он считал стихотворением Фета: "Моё от меня вам здрасте!" и т.д. и т.п.
Члены судейской коллегии беспомощно переглянулись, продолжая молчать. На помощь пришёл Тарас Сидякин.
- Может быть, это... в некотором роде: "Я пришёл к тебе с приветом рассказать, что солнце встало?.."
- А я вам что говорил? - подтвердил Гусь, с победоносным видом разжав "аргументы", то есть кулаки, и отбив при этом лихую чечётку.
Все облегчённо вздохнули, радуясь тому, что и эта маленькая стихотворная проблема, заданная им Гусем, решилась так легко и просто, а то ведь, рассердись Гусь, неизвестно, что бы за этим последовало.
- Принёс расписку? - холодно спросила Лена. Она хорохорилась, но на самом деле ей было не по себе. Вдруг не принёс? Тогда выходило, она зря расхвасталась перед всеми.
Гусь медленно двумя пальчиками выудил из бокового кармана рубашки сложенный вчетверо листок бумаги.
- Всё равно это какое-то святотатство над Фетом, - успела прошептать Надежда Фокина.
- И даже кощунство, - успела согласиться с ней Светлана Мухина.
- Наше вам почтение и ваше нам прочтение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16