– Нет. Меня это, признаться, не очень…
– Напрасно, напрасно вас это «не очень». В вашем бизнесе нужно держать нос по ветру.
– Стараемся, – улыбнувшись, пожал плечами Вавилов. Старик начинал ему откровенно нравиться.
– Так вот, – продолжал Бернштейн. – С Куцинером я вам очень рекомендую познакомиться.
– Да как-нибудь уж встретимся, – сказал Вавилов. – Куда он денется?
– А вот тут вы не правы. Я, молодой человек, к этому и веду.
– К чему?
– Я, может быть, потому и согласился сюда лететь, что хотел специально познакомиться. Впрочем, это потом. У меня ведь к вам тоже имеются разные предложения…
– Предложения?
– Потом, потом. Сначала одно дело закончим, затем к другим перейдем… Так вот. Куцинер сам к вам не придет. Знаете, почему?
– Почему?
– Потому что он сам себе – фирма. И ему никакая другая не нужна.
– То есть у него имеются директор, администратор – это понятно. – Вавилов снисходительно улыбнулся. – Но если он выпускает свой альбом, то все равно подписывает контракт с выпускающей фирмой. Сам он ничего сделать не может. И концерт приличный устроить – то же самое, нужна поддержка хорошей организации. Время одиночек уже прошло.
– Господи ты боже мой! – воскликнул Бернштейн. – Как же так?! Вы в этой сфере работаете и ничего про Куцинера не знаете?! А я далек от всего этого вашего шоу-бизнеса – и знаю! Как же так?
– Да что вы пристали ко мне, ей-богу, с вашим Куцинером?! Нужен он мне тысячу лет! Жил я без него и проживу! А он скандалист, ваш Куцинер! И мания величия у него! Потому им в Москве никто и не занимается! А если не занимаются в Москве – не занимаются нигде! Сам приползет, когда его припрет!
– А его не припрет. Я к этому и веду. У меня до вас есть свой интерес, поэтому я и хочу вас предостеречь. На примере Куцинера показать выгоду.
– Какую выгоду? О чем вы?
– О выгоде…
– Слушайте, мил человек! Давайте-ка за работу! Вы уж меня извините, но…
– Куцинер, чтоб вы знали, сам себе голова. А вы – нет.
– То есть?
– Вот то главное, что я хотел вам сказать, Владимир Владимирович! Вы давно занимаетесь бизнесом, и занимаетесь успешно. Я хотел бы с вами сотрудничать…
– В каком плане? Чучела продавать? Уж извините, если что не так сказал.
– Да ничего, ничего. Нет, не чучела. У меня очень большие знакомства в разных… Ну, это потом. А вот о главном. Я, повторяю – хотел бы с вами работать. Но пока у вас вот такая фирма, – Бернштейн развел руки в стороны, – я работать с вами не могу. И поверьте мне, серьезные люди с вами тоже работать не станут, пока вот это все, – он снова погладил руками воображаемый воздушный шар, – вы за собой тащите. Вы следите за моей мыслью?
– Слежу. Только не совсем ее понимаю.
– А тут и понимать нечего. Особенно такому сметливому человеку, как вы. Для того чтобы достичь того, чего вы жаждете, вам не нужна никакая фирма.
– А откуда вы знаете, чего я жажду?
– Ну, это просто. То, что я сижу здесь сейчас, – прямое тому доказательство.
– Тогда скажите, пожалуйста, чего же я в жизни своей добиваюсь? Самому любопытно. Чертовски любопытно, знаете ли.
– Вы добиваетесь абсолютной личной свободы. Ваш этот бегемот…
– Носорог, – поправил чучельника Вавилов.
– Ну, пусть носорог. Так вот, носорог – главное подтверждение. Вы хотите, чтобы все ваши желания исполнялись. И вы выбрали правильный путь. Я имею в виду деньги. Чем больше денег у такой творческой души, как ваша, тем легче исполнять самые дикие, не побоюсь этого слова, желания. Можно и без денег, таких людей, которые обретают свободу без денег, достаточно много. Особенно в Питере. Почти весь наш Союз писателей – полная духовная свобода. Совершенно без денег. Но вам ведь другая свобода нужна. Не свобода сидеть в котельной и думать о чем заблагорассудится, верно?
– Да уж. Хотелось бы как-то не в котельной.
– Ну, до котельной вам не так далеко, как это может показаться. Если будете по-прежнему укрупнять свои структуры, то очень скоро можете там оказаться.
– То есть?
– Ваша фирма сожрет вас, Владимир Владимирович. В этой стране, да еще при условии, что вы человек русский, то есть с этакой вашей сумасшедшинкой, увлекающийся, творческий, одним словом, – при всем этом вам нельзя строить фирму. Фирмы в России не дееспособны.
– Как же? Что вы говорите? Вы только посмотрите вокруг. Вы там сидите в своей мастерской и не видите, что вокруг творится. Взять хотя бы меня. Что, разве все это, – теперь уже Вавилов сделал руками жест, иллюстрируя свое, видимое даже из Африки, благосостояние, – не плоды деятельности моей фирмы? А?
– Конечно, нет. Это плоды вашего личного энтузиазма. Стоит вам заболеть, не дай бог, конечно, стоит ослабить узду – и все. Сразу все рухнет. А то, что останется, растащат ваши же сотрудники. Они и есть ваши главные враги.
– У меня такое ощущение, что вы приехали не чучело мне делать, а жизни учить.
– Одно другому не мешает. С чучелом можете быть спокойны. Сделаем в лучшем виде. На мою работу еще никто не жаловался. А насчет жизни – попомните мои слова. Не доверяйте своему окружению. Вот Валера, я его давно знаю, Валера вас не подведет. Он человек, совершенно лишенный творческой жилки, поэтому абсолютно несамостоятелен. Он без вас работать не сможет. Ему как раз и недостает такого, как вы, – генератора идей. И вы без него пропадете. А все остальные – это просто балласт. Даже еще хуже, чем балласт. В России может работать только один человек. Если он окружает себя командой – все. Пиши пропало.
– Да перестаньте вы нести этот бред! – воскликнул Вавилов. – Что за чушь!
– Это не чушь. Послушайте совета старого еврея, может, пригодится. Хотя тут два варианта. Если будете следовать моим советам, останетесь на плаву и пойдете дальше в рост. А нет – вряд ли я буду делать для вас следующее чучело. Если только какого-нибудь чижика-пыжика. Однако моя работа, даже чижик-пыжик, стоит денег.
– Как же вы представляете себе работу без команды?
– Очень просто. Вы нанимаете людей. На фиксированную ставку. Не очень большую. Вообще-то чем меньше, тем лучше, но с вашим размахом вы все равно станете хорошо платить, так что тут уж ваше дело. И никого к себе не приближаете. Вообще никого. Кто-то допустил ошибку – немедленное увольнение. Кто-то опоздал на работу – уволен. Кто-то пришел с похмелья – до свиданья. И, уверяю вас, такого начальника они будут ненавидеть. Но никогда, никогда не сунут нос в его дела. Не подсидят, не объегорят, не уведут из-под носа приличный контракт. К работе у них выработается устойчивое отвращение, и они совершенно перестанут ею интересоваться. Так что ни о какой конкуренции внутренней, ни о какой утечке информации просто речи быть не может. Потому что никто никакой информацией владеть просто не будет. Их всех тошнить будет от этой информации. Она им будет не нужна.
– Это очень как-то по-советски у вас получается, Сергей Анатольевич.
– А что такого? Советская бюрократия была великой силой. До сих пор весь народ продолжает жить по ее законам. Отвращение к работе. Презрение к начальству. И страх. Вот три кита, на которых держится нормально функционирующее учреждение. Наши граждане ведь до сих пор стремятся прийти на работу попозже. Уйти пораньше. И выходных побольше.
– Так что же хорошего в этом? Все и разваливается от такой работы.
– Э-хе-хе, вот главного-то вы и не понимаете. Эх вы, романтики, молодые реформаторы… Ладно, может быть, когда-нибудь мы еще вернемся с вами к этому разговору. А теперь и вправду мне пора к носорогу.
– Вам что-нибудь нужно?
– Да. Всю основную работу я, конечно, буду делать в Москве. Сейчас нужно просто подготовить тело (Бернштейн так и сказал – не «тушу», не «животное» – «тело») к транспортировке. Так что давайте мне человек пять крепких мужиков, которых не стошнит от говна, которое будем вынимать из вашего носорога. И помещение. Все. Больше мне пока ничего не нужно.
Бернштейн управился на удивление быстро.
Через два дня Вавилов уже махал руками на раскрывшего было рот Якунина, пришедшего доложить о работах с носорогом.
– Молчи, молчи! Слушать ничего не хочу! Заплати ему, и в самолет!
– С самолетом проблема, Владимир Владимирович…
– Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Сказано тебе – действуй на свое усмотрение. Вот и действуй!
Якунин хмыкнул и исчез из поля зрения Вавилова еще на три дня.
Вавилов почти перестал выходить из коттеджа – пил виски, смотрел телевизор и наслаждался этим, неожиданно понравившимся ему плебейским досугом, каковым он всегда считал такой способ препровождения времени. Он вдруг почувствовал, что устал не только от бандитских московских дел, но и от ресторанов, казино, от бесконечной очереди баб, которая двигалась мимо него последние несколько лет, и конца этой очереди видно не было. Владимир Владимирович наслаждался тишиной, вид молчащего телефона вызывал у него тихую радость. Впервые за последние несколько лет он по-настоящему выспался.
В день, когда Вавилов должен был вылететь в Германию, чтобы потом двинуться оттуда в Москву, Якунин снова пришел к нему в коттедж.
– Ну что тебе? – спросил Вавилов, рассовывая по карманам пиджака сигареты, зажигалку, записную книжку.
– Хм, кхм, кхм, – ответил первый зам.
– Только не говори мне, блядь, что носорог не прилетел в Россию! Упизжу! – ласково сказал Вавилов.
– Не прилетел… Но летит. Уже летит. – Якунин посмотрел на часы. – Да, точно летит. Сейчас, минут через двадцать, должен приземлиться на Кубе.
– Где?!
– На Кубе. Там его перегружают. Бернштейн контролирует. На военной базе США. Оттуда военный самолет летит в Гамбург. Потом – на чартере до Таллинна.
– Так. – Вавилов сел на кровать. – А дальше?
– Дальше – в Питер. Потом уже в столицу. В «Шереметьево» встретят наши люди. Я хотел спросить – куда дальше-то? На дачу?
– В дом. В Москву, – сухо ответил Вавилов.
– Неувязочка, – тихо сказал Якунин.
– Что еще?
– Мы с Бернштейном прикинули… Он сказал, что чучело лучше делать прямо у вас дома.
– Ну и пусть делает. Я найду пока, где пожить. Сколько ему надо? Неделю, две?
– Он сказал – быстро, – осторожно ответил Якунин.
– Ну, быстро так быстро.
– Это не все. Понимаешь, Володя…
– Ну что, что, мать твою, не тяни ты!
– Мы прикинули… Его по лестнице не поднять. А резать… Бернштейн говорит, что если хотите качественное чучело, то резать нельзя. То есть сделать-то можно, но будет халтура.
– И что же? В окно?
– В окно тоже не войдет. Надо стену разбирать.
– Капитальную стену?!
– Да…
Вавилов подумал несколько секунд.
– Разбирай!
Когда часы на запястье Владимира Владимировича Вавилова тонко пропищали, он немедленно слез с тренажера и направился в ванную.
Постояв под душем, периодически меняя температуру воды с горячей на близкую к замерзанию, он растер мягким полотенцем свое большое, еще не выказывавшее признаков старения тело, тренированное, ухоженное, подлечиваемое и подправляемое умелыми массажистами и, по прихоти Владимира Владимировича, массажистками, а затем посмотрел в зеркало, занимавшее стену от пола до потолка.
«Ну что же… Лет пять, наверное, еще можно чувствовать себя мужчиной. А что потом?»
Черные мысли не отпускали его и тогда, когда он оделся, позволив себе только одну вольность в строгом костюме – зеленый, с тонкими красными полосками шелковый галстук. Не ушли эти мысли и тогда, когда ровно в одиннадцать тринадцать в дверь позвонил шофер Вахтанг, и когда Вавилов садился в серебристый, огромных размеров джип, и пока ехал в офис по Садовому кольцу.
«Для чего все это? Для чего я гонюсь? А главное – куда? Где она, конечная цель? Что она собой представляет? Бросить все к черту, махнуть в Калифорнию – дом есть на берегу, океан прямо под окнами, денег хватит до конца жизни. Чего же мне надо? Что я за человек? Может быть, я просто ненормальный?»
– Слушай, Вахтанг, – сказал он, повернувшись к водителю.
– Да, Владимир Владимирович.
– Вахтанг, скажи мне, я нормальный человек?
– Нормальный, Владимир Владимирович. А что?
– Нет, не в этом смысле. Я в смысле здоровья. Может быть, я сумасшедший, Вахтанг?
– Да что вы, Владимир Владимирович! Вы самый нормальный человек, которого я только в жизни видел! Мне бы ваши мозги, я бы горя не знал!
«Ну да, конечно. Горя бы он не знал. Поглядел бы я на него, – подумал Вавилов. – Тоже мне, психолог».
– А почему вы спрашиваете, Владимир Владимирович?
Вавилов сам так построил отношения с Вахтангом, что тот мог задавать вопросы личного характера, словно они – Вавилов и Вахтанг – были старыми приятелями… Это нравилось Владимиру Владимировичу. Иллюзия дружбы, участия в его личной жизни, ощущение того, что кто-то о тебе заботится, что кого-то на самом деле волнует, какого же черта с тобой происходит, как твое здоровье, не болят ли зубы (до сих пор не вставил – свои еще совсем даже неплохие, хотя и приходится время от времени подлечивать), не беспокоит ли язва (еще одна проблема, которую нужно решать незамедлительно), как дела дома, приходил ли плотник подправить лесенку на даче, и многое другое, о чем ни одна сука на работе не поинтересуется, не спросит и ничего не посоветует. В лучшем случае хмыкнет и покачает головой. Уважительно так – мол, ваши проблемы, Владимир Владимирович, мне, простому смертному, недоступны, и решать их я, мол, не возьмусь.
– Да знаешь, Вахтанг, все кручусь чего-то, кручусь… А сегодня подумал – где конечная цель? Для чего все это? Контора, бизнес – вроде все получается. Так что – ради конторы и ради бизнеса?
– Вы не правы, Владимир Владимирович, – весело ответил Вахтанг. – Понятно, ради чего.
– Что ты сказал? – спросил задумавшийся Вавилов, потерявший нить беседы.
– Я говорю – понятно, для чего все это у вас.
– И для чего, как ты думаешь?
– Ну, Владимир Владимирович! Деньги же зарабатываем! Что ж еще?
– Деньги можно по-разному зарабатывать.
– Это точно.
Вахтанг коротко рассмеялся.
Вот еще одна черта, которая нравилась Вавилову. Шофер всегда был весел. Конечно, Вавилов понимал, что это была только маска, тщательно продуманный имидж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54