- Одно из наших общих стремлений - достичь гармонии в отношениях друг с другом, то есть со всем человечеством, и с нашими инопланетными хозяевами. А поскольку нас никто здесь не встретил - хотя в каком-то смысле нас встретили очень гостеприимно, ибо мы чувствуем себя комфортно и ни в чем не испытываем нужды, - я полагаю, нам нужно продолжать процесс, начатый в Монреале, и создать такое правительство и законодательство, которые отвечали бы нашим общим целям, несмотря на наше различное происхождение. Поэтому я призываю всех здесь присутствующих, а также всех находящихся на корабле, подписать Монреальское соглашение в индивидуальном порядке, чтобы у нас появилась какая-то общая правовая основа. И, что еще более важно, я призываю всех присутствующих, а также всех, кто находится на борту, принять участие в процессе развития системы управления и законотворчества, основанных на этом соглашении, которое мы дополним так, как подскажет нам время и наш собственный опыт. Те из нас, кто подписал соглашение, сделали это в исключительных обстоятельствах, поскольку нам не хватало тогда ни времени, ни информации. Поэтому документ получился не таким, каким мы написали бы его сейчас - и безусловно не таким, каким мы сможем написать его через день, или десять дней, или сто дней. Мы оказались в привилегированных условиях. Все наши основные телесные нужды удовлетворяются без труда, поэтому у нас появилась возможность - по крайней мере у тех, кто любит работать, - пересмотреть и дополнить Монреальское соглашение. Полагаю, таким образом человечество предстанет в лучшем свете в глазах межпланетного сообщества, к которому мы хотим присоединиться. Благодарю за внимание, - сказала под конец она и, отвесив легкий изящный поклон, сделала шаг назад.
- О Господи! - протянула женщина, сидевшая рядом с дамой с кольцом в виде черепа. Софи узнала ее. Именно с этой высокой светловолосой женщиной Арпад так яростно скандалил в их первое утро. - Пойдем, Эйлиш! Сколько можно слушать эту тягомотину?
- Погоди, - лениво улыбнулась ей Эйлиш. - Я хочу кое-что сказать, когда настанет время.
В передних рядах встал какой-то мужчина:
- А если мы не хотим подписываться - что тогда?
- Почему не хотите? - с искренним интересом спросила Виктория. - Какие у вас возражения?
- Я не говорил, что у меня есть возражения, мэм, - ответил мужчина, сложив перед грудью ладони. - Я просто спросил, что будет, если кто-то не захочет подписываться.
- У нас здесь есть американцы, иранцы, ливийцы, шииты и сунниты, - ответил вместо Виктории Арпад, - сербы и хорваты, израильтяне и арабы, то есть исконные враги, живущие как соседи. Я с моими единомышленниками всю жизнь работал, пытаясь исцелить тела и души людей, ставших жертвами тех, кто провозглашает “независимость, свободу и национальный суверенитет” - и прикрывается этими благородными словами, чтобы вершить свои грязные и кровопролитные дела. Я не верю людям, которые не признают закона, так что если вы хотите жить без закона, сэр, идите куда-нибудь в другое место.
- И кто же провозгласил тебя Богом? - раздался откуда-то из публики голос.
Эйлиш что-то пробурчала себе под нос. Третья женщина из ее компании равнодушно подняла голову, поразив Софи внезапно открывшимся сходством. Она была похожа на Эйлиш как сестра, только вместо блестящего узла волос у нее была короткая стрижка. На Эйлиш был прямой свободный пиджак, жилет и мини-юбка, а на ее сестре - длинный черный пиджак и длинная юбка, в которую она, как в одеяло, завернула поджатые под себя ноги так, что не было видно ни лодыжек, ни туфель. Эйлиш, привыкшая повелевать, смотрела вокруг надменным взглядом, в то время как ее сестра сидела, скрестив по-турецки ноги, положив на колени руки и опустив глаза.
- Бог умер, - резко сказал Арпад, - в отравленных траншеях Франции, при бомбежке Дрездена, в джунглях Малайзии, в гетто Европы и на улицах Сараево. - Стриженая женщина снова подняла голову, глядя на Арпада слегка заблестевшими глазами. - Бог умирал день за днем в лагерях для беженцев в Судане. Я видел, как он умирал в иссохших младенцах, чьи глаза были похожи на черный камень, в женщинах, до смерти исходивших кровью при родах, в двадцатипятилетнем молодом человеке, который был недавно гордым воином и которого голод и старые раны превратили в слабоумного старца.
Эйлиш откинулась назад, опершись на локти.
- Хороший спектакль, - громко прокомментировала она.
Ее сестра вновь потупила голову. Бритый мужчина с нежными глазами и гвоздиками в ушах погладил ее руку кончиками пальцев, не спуская с Арпада глаз. В профиль его очки казались до смешного маленькими на гордом орлином носу.
- Виктория - благородная дама, она призывает вас подписаться под соглашением. Я не такой благородный. Я заявляю, что у нас будет закон. Мы все здесь перемещенные лица, мы все здесь среди чужих, наши старые враги стали нашими соседями, однако наши старые страхи, надежды и сомнения, конечно же, не умерли, и выбор нашего пути будет определяться нашими привычками, моральными нормами и религиозными верованиями. Их так много - мнений, вероисповеданий, убеждений - и они такие разные! Все старые нерешенные вопросы остались при нас. Должны ли женщины иметь равные с мужчинами права? Должна ли религия быть личным делом каждого, или каждый должен принять вероисповедание большинства? Способны ли вы с легким сердцем оставить неутоленной жажду мести? А ведь появилось так много новых вопросов! Имеют ли право мужчины и женщины, как прежде, выбирать мать или отца своих будущих детей, или же этот вопрос необходимо передать в ведение медиков, чтобы предотвратить кровосмешение? Имеют ли женщины и мужчины право не становиться матерью или отцом? Мы живем здесь у всех на виду, между нами нет стен; а как же быть с правом на личную жизнь? У всех есть свое мнение по этим вопросам. У всех есть свои убеждения и верования. Некоторые из этих верований могут доходить до фанатизма. Но мы больше не изолированы в своих районах и кварталах. То, что с нами происходит, непосредственно касается всех нас. Вы выбрали меня, потому что у меня есть опыт в организации санитарных условий, обеспечения пропитанием, жильем и работой. Но у меня есть опыт и в других областях. Я знаю, что может привести к хаосу, а что - к порядку. И пока вы считаете меня руководителем, в нашем обществе будут существовать некие нормы поведения, что-то будет считаться дозволенным, а что-то - недозволенным. Возможно, это соглашение, которым так гордится Виктория, станет нашим законом; возможно, мы создадим нечто новое. Я не настаиваю на том, что я имею право диктовать вам законы; я видел множество разных общественных систем, и в каждой из них свои плюсы и минусы. Я не верю в Бога, а потому не стану обращать вас в свою веру. Мне не нужны ваши души. Бог умер у меня на руках, когда мне было девятнадцать. Но у нас будет закон!
- Черт возьми, Эйлиш! - сказала блондинка. - Мы что, должны выслушивать всю эту дребедень?
- Можешь подать на него в суд за оскорбление личности, - сказала четвертая женщина. - Тогда мы узнаем, насколько он предан закону.
Женщина с короткой стрижкой вдруг встала на ноги, путаясь в длинных одеждах. Блондинка тоже вскочила, схватив ее за руку, С энергией, поразительной для ее подавленного вида, стриженая набросилась на блондинку, ударив ее в грудь, и, когда та упала, выпрямилась в струнку. Она, как заметила Софи, не приподняла свою длинную юбку, хотя та сковывала ее движения.
Софи, не раздумывая, встала и начала проталкиваться сквозь толпу.
Миниатюрная рыжеволосая женщина - Голубка - тоже бросилась к стриженой. Когда Софи добралась до них, стриженая стояла, опустив обе ладони в струю воды и склонив голову.
- Для них все - шуточки, - сказала она.
- Если хочешь, мы можем поговорить об этом, - сочувственно кивнула Голубка.
Женщина плеснула себе в лицо пригоршню воды.
- Нет, я не хочу об этом говорить. Я хочу забыть об этом. - Она провела ладонью по лицу, смешивая капли воды со слезами. - Извините, извините, извините.
- Не за что, - сказала Голубка.
- Почему это? - возмущенно воскликнула стриженая. - Я что, не достойна того, чтобы меня судили по общим меркам? - Она снова отвернулась, глядя на переливающуюся стену. - Понимаете, месяц назад у меня не было убеждений. Я имею в виду - насчет сексуальных домогательств и оскорбления личности. Когда окружающие шутили по этому поводу, я смеялась. Когда окружающие возмущались, я возмущалась тоже. Я просто делала то же, что и все - и думала так же, как и все. А теперь… - Она вытерла руки о свою тяжелую пеструю юбку и посмотрела на нее с отвращением. - А ведь меня даже не изнасиловали…
- Когда речь идет о насилии, не может быть никаких “даже”, - убежденно произнесла Голубка. И, помолчав, спросила: - Когда это случилось?
- Три недели назад, - ответила женщина. - У меня была прекрасная жизнь, друг, квартира, работа… он просто уничтожил все это. Я не могла вернуться домой, содрогалась от прикосновений моего друга. Я… Я знаю, что я слишком импульсивна, но я поняла, что никому не смогу больше верить и что мне противно смотреть на все вокруг. Прежняя я умерла, а то, что осталось, продолжало влачить жалкое существование, как труп, ничего не ощущая.
- Кто здесь вместе с вами? - тихо спросила Голубка.
Стриженая помедлила, не в силах справиться с нахлынувшими воспоминаниями.
- Моя старшая сестра Эйлиш. И ее друзья. - Она глубоко вздохнула. - Они довольно радикально настроены… - Женщина робко улыбнулась, изумляясь собственной дерзости. - Она у нас умная, черная овца в семействе. А я маленькая белая овечка, - прибавила она с горечью. - Пай-девочка.
- У вас есть здесь другие знакомые?
- Не знаю, - растерялась стриженая. - Кое-кто поговаривал о том, чтобы полететь… А после того, как это случилось… Я знаю, все они старались помочь мне, но я чувствовала себя, словно падаль у дороги, а они, как мухи, слетались на запах крови. Ужасно, да?
- Бывает, - мягко сказала Голубка.
- Знаю, что бывает… но это ужасно, что я так думаю! - Она сказала это совсем другим тоном, словно маленькая девочка. - А вот и Тара!
- Прости меня, Рози! Я ляпнула, не подумав. Я не хотела обидеть тебя. - Взволнованный тон подошедшей женщины странно не соответствовал ее внешности: не слишком высокая, не слишком толстая, неуклюжая и мужиковатая, она была одета в армейскую униформу.
- Не называй меня, пожалуйста, Рози. Меня зовут Розамонда.
- Но Эйлиш…
- А при чем тут Эйлиш? Это мое имя!
- Извини, Розамонда, - терпеливо проговорила Тара. - Мне жаль, если я задела тебя.
- Не надо обращаться со мной так, словно я фарфоровая! - раздраженно воскликнула Розамонда. - Возможно, иногда я раскисаю, но потом всегда беру себя в руки. Ладно, я пойду. - Она протянула Голубке руку. - Спасибо вам.
Голубка взяла ее руку и задержала в своих ладонях.
- Если я вам понадоблюсь, моя группа - у нас там только женщины - живет в пещере примерно посередине этой стены. Нашу пещеру легко найти, поскольку в нее ведет единственный глубокий туннель. И, как правило, там кто-нибудь стоит на часах у входа. Меня зовут Голубка. А Софи, - она сделала легкий жест, - живет в этой пещере вместе с основной группой.
- Мы поселились отдельно. - Стриженая робко улыбнулась. - По главному коридору, первая пещера направо. - Она склонила голову и побрела прочь, отшатнувшись от Тары, которая попыталась взять ее за руку.
- Мне кажется, - тихо сказала Голубка, - нам с вами надо поспрашивать, есть ли здесь специалисты, занимавшиеся жертвами насилия или жестокого обращения.
Софи кивнула, глядя на шаркающую походку стриженой. Раньше она, наверное, занималась спортом, ходила быстро и легко, излучая уверенность женщины, которой досаждали в жизни только мелкие неприятности.
- Наши инопланетяне явно недопонимают человеческую психологию. - Голубка потерла ладонью лицо. - Им надо было производить более жесткий отбор.
Как только Розамонда села, Эйлиш встала, распрямив длинные ноги с изящной грацией женщины, привыкшей носить мини-юбки. Встав, она сбросила свой свободный пиджак, обнажив красивые плечи, затянутые в безупречный, без единой морщинки свитерок. Неспешно, ловя на себе заинтересованные взгляды публики, она прошла вперед и резко развернулась лицом к аудитории, упершись руками в бедра.
- Меня зовут Эйлиш Колби, и я хочу вам кое-что сказать, хотя меня никто не спрашивал. Я не подписала Монреальское соглашение и никогда его не подпишу. Я отправилась в полет не для того, чтобы мной командовали. Я по натуре анархистка. Настоящая анархистка, а не пародия с бомбой в кармане. Мне кажется, это замечательный эксперимент. Нам дали прекрасную возможность почувствовать себя свободными и узнать, чего может достигнуть человечество, когда ему не диктуют, что делать и как. Если вы решитесь порвать с Землей, добро пожаловать к нам. - Она взмахнула рукой. - Вот в эту дверь и направо. Только не раздумывайте слишком долго, а то места не хватит.
Эйлиш поправила лиловую юбку и пошла на место. Потом вдруг остановилась, словно услышав, что кто-то зовет ее по имени, и одарила публику улыбкой, слегка удивленной и лучезарной. Сердце Софи дрогнуло от восторга и умиления, хотя рассудок подсказывал ей, что все это - тонко рассчитанная игра.
Голубка скептически усмехнулась, глядя на Эйлиш. Та пробиралась через толпу с беспомощным и беззащитным видом, а затем, добравшись до свободного прохода, зашагала вперед уверенной и легкой походкой. Она, ее сестра и вся их компания пошли к выходу. За ними потянулась небольшая группка людей. Остальные провожали их взглядами, пока они не скрылись в ближайшем туннеле.
Кто-то еще вышел на импровизированную сцену, возражая против одного из пунктов Монреальского соглашения, предписывавшего делиться знаниями и ресурсами, и вопрошая, значит ли это, что на корабле должно быть единое правительство.
- Я никогда не придавала особого значения политологии, - мягко заметила Голубка. - Ханна или Мэгги разнесли бы эту фифочку в клочья. Кстати о клочьях… Что за тряпка там болтается? - Она показала на желтый вымпел, установленный на вершине массива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50