Должен же существовать разумный предел, уверял он самого себя.
Скользкие выводы из астрономических измерений - это еще не отображает
реального положения вещей. В конце концов, какие имелись неопровержимые
факты за то, что дело обстоит именно так, как считает Уэкоп? Хорошо, свет
звезд в скопления проявлял до некоторой степени сдвиг в фиолетовую часть
спектра, и Уэкоп - а компьютер уже одним только присутствием корабля в
этом районе вселенной доказал, что и он может ошибаться - заявил, что
звезды движутся внутрь скопления. Но так ли это? Разве не факт, что никто
никогда в действительности не измерял скорость звезды или галактики, или
что вся умозрительная доктрина расширяющихся или сжимающихся вселенных
основывалась на анализе линий спектра звезд в нормальном пространстве?
Разве кем-нибудь было доказано, что анализ правильный? Вне всяких
сомнений?
Сердженор саркастически улыбнулся, когда понял, что дошел до того,
что выставляет свои очень поверхностные знания астрономии против огромного
банка данных и процессора Уэкопа. Все, что он доказал - это то, что он
настолько боится ближайшего будущего, что начинает заниматься ненаучной
фантастикой в ожидании спасительного чуда. Видимо, он слишком долго
оставался в Управлении и путешествовал настолько далеко, что его время
истекло. Неужели для него слишком поздно перестать быть упрямым странником
и он так и никогда и не проделает настоящие полные смысла путешествия,
начатые теми, кто остался на одной планете достаточно долго для того,
чтобы узнать про нее как можно больше... Он был совершенно один и
останется таким на всю оставшуюся жизнь... Все это было ужасной ошибкой и,
он уже ни черта не сможет поделать с этим...
Красные цифры на часах продолжали мигать. Сердженор чувствовал, как
капля за каплей вместе с секундами на табло уходит в небытие остаток жизни
и, мрачно-зачарованно наблюдая за сменой цифр, чуть не заплакал от
бессилия. Время от времени из кают-компании доносились хриплый смех и
звуки бьющегося стекла, но все реже и реже того, как он медленно
погружался в странное равнодушное полузабытье. Каким-то краешком сознания
он понимал, что алкоголь уже подействовал.
Некоторые члены экипажа предпочли провести оставшиеся часы в зале
наблюдений. Несколько раз он раздумывал, а не присоединиться ли к ним, но
это подразумевало сначала принятие решения и его дальнейшее осуществление.
Он не мог заставить себя сделать это. Его охватила милосердная апатия,
превратившая все кости его тела в свинцовые, замедлившая его мыслительные
процессы до такой степени, что ему понадобилось целая минута, чтобы
додумать до конца одну-единственную мысль.
Я... видел... слишком... много... звезд.
Легкий стук в дверь изумил Сердженора, так как он уже был в другом
месте и времени. Он прислушался, потом, ничего не понимая, взглянул на
часы. Осталось двадцать минут. Сделав над собой усилие, он поднялся с
кровати, подошел к двери и неловко открыл ее. В коридоре стояла Кристина
Холмс и глядела на него полными боли загадочными темными глазами.
- Я думаю, что совершила ошибку, - низким хрипловатым голосом сказала
она. - Все это слишком...
- Пожалуйста, не надо ничего говорить. Все в порядке.
Пропустив ее в комнату, он захлопнул дверь и задвинул засов. Только
после этого он повернулся к Кристине. Она стояла в центре комнаты спиной к
нему, ее плечи печально поникли. Он подошел к ней и - каким-то образом
понимая, что можно, а что нельзя - поднял ее на руки и нежно отнес на
кровать. Ее взгляд не отрывался от его лица, пока он стряхивал остатки
пепла от сигареты с ее блузки и широких брюк, потом лег рядом с ней,
убаюкивая ее голову на сгибе левой руки. Он поцеловал ее один раз, легко,
отстраненно, потом тоже опустил голову на подушку. Она придвинулась
теснее, упираясь коленями ему в бедро, и в комнате почти осязаемо
сгустилась тишина.
Осталось пятнадцать минут.
Кристина подняла голову и посмотрела ему в глаза, и на этот раз он не
нашел в ее лице каких-либо следов ожесточения.
- Я никогда не рассказывала тебе, - медленно произнесла она. - Мой
сын умер незадолго до рождения. Это произошло в строительном лагере на
Ньюхоуме. Не было доктора. Я чувствовала, что ребенок умирает, но ничем не
могла ему помочь. Он был там, внутри меня, а я ничего не могла сделать,
чтобы помочь ему.
- Сочувствую.
- Спасибо. Понимаешь, я никогда никому этого не рассказывала. Я
просто не могла говорить об этом.
- Здесь нет твоей вины, Крис.
Он опять уложил ее голову к себе на плечо.
- Если бы я тогда осталась дома. Если бы только я ждала Мартина
дома...
- Ты не могла знать, - Сердженор говорил избитые банальные слова,
нечто вроде ритуального отпущения грехов, полностью отдавая себе отчет в
том, что неповторимость судьбы каждого человека наполняла эти слова новым
значением. - Постарайся не думать об этом.
Не печалься, забудь о прошлых ошибках, думал он. Не стоит сейчас об
этом.
Осталось десять минут.
- Мартин так и не простил меня. Он умер во время обвала в тоннеле, но
это произошло спустя четыре года после того, как мы расстались. Так что
сегодня утром я солгала тебе, Дейв. У меня не было погибшего мужа. Мой муж
бросил меня из-за того, что я не смогла спасти нашего ребенка, и умер
через несколько лет. Сам по себе. Можно сказать, односторонне.
Сегодня утром? Сердженор на мгновение был озадачен. О чем она
говорит? Он перестал снова и снова, прокручивая в мыслях события последних
часов, и ощутил тупое изумление, осознав, что прошло всего лишь около
суток с тех пор, как он шагнул из гостиницы Управления в яркое сверкающее
утро - на планете, которая находилась от него на расстоянии тридцати
миллионов световых лет. Мы попали в трудное положение - между микро и
макро. А что произойдет, когда диаметр моих зрачков станет меньше длины
световой волны?
Осталось пять минут.
- Ты бы не сделал этого, Дейв, так ведь? Ты бы не возложил всю вину
на меня, а?
- Здесь нет ничьей вины, Крис. Поверь мне.
Пытаясь подтвердить слова делом, Сердженор обнял Кристину за плечи и
почувствовал, как она прижалась к нему. Не так уж это и плохо, - удивленно
подумал он. - Здорово помогает, когда у тебя есть кто-нибудь...
Не осталось ни минуты.
Ни секунды.
Времени не было вообще.
Первым звуком в новом существовании был перезвон колоколов.
Затем послышался вполне обычный голос Уэкопа.
- ...снаружи ничего нет. Все системы корабля работают нормально, но
снаружи ничего нет. Нет ни звезд, ни галактик, ни какого-либо излучения,
которое можно было бы идентифицировать - нет ничего, кроме пустоты.
- По-видимому, мы перешли от микро к макро и имеем континуум в себе.

18
Сердженор обнаружил, что бежит в комнату наблюдений.
Он испытывал невыразимую радость от того, что жив, несмотря на
события последних часов, но это чувство уже отягощалось новыми страхами,
пусть еще не осознанными до конца. Казалось, что-то настоятельно
повелевает ему тщательно осмотреть новую вселенную собственными глазами. У
дверей комнаты наблюдений пьяно покачивались двое - Моссбейк и Кесслер. На
лицах у них отражалась смесь пережитого ужаса, удивления и неясного
триумфа. Сердженор прошмыгнул между ними и взлетел на обзорную площадку. В
абсолютной черноте не мерцала ни единой точки света. Несколько минут он
пристально вглядывался в экраны, потом тяжело опустился в кресло рядом с
Элом Гиллеспи.
- Это произошло мгновенно, - сказал Гиллеспи. - Небо выглядело как
обычно до последней секунды. Потом у меня появилось такое ощущение, что
звезды меняют цвет. Я хотел обратиться за подтверждением к Уэкопу... А
потом появилось ЭТО. НИЧТО!
Сердженор глядел в черный океан. Глаза его непроизвольно метались из
стороны в сторону, когда его зрительные нервам казалось, что они уловили
проблеск света или какой-то намек на движение. Через некоторое время
Сердженор понял, что занимается самообманом. Лишь колоссальным усилием
воли ему удалось удержаться от крика.
- Похоже, соблюдается закон сохранения, - как бы самому себе сказал
Гиллеспи. - Вещество и энергия не расходуются понапрасну. Спуститесь в
черную дыру - поднимитесь через белую дыру. Спуститесь в двиндлар - и вы
получите континуум в самом себе.
- Но у нас есть только голословное утверждение Уэкопа! Где же все эти
солнца, которые должны были пройти сквозь нас?
- Эй, чего ты меня-то допрашиваешь, дружище?
- Слушай меня, Уэкоп, - почти крикнул Сердженор. - Откуда ты знаешь,
что все твои рецепторы и адаптеры работают нормально?
- Я знаю, потому что мои трижды дублированные системы управления
говорят мне это, - мягко ответил Уэкоп.
- Трипликация ничего не значит, если в каждую систему поступили одни
и те же неправильные данные.
- Дэвид, ты позволяешь себе высказывать мнение по вопросу, в котором
- согласно твоему же личному делу - у тебя нет ни нужной квалификации, ни
опыта.
Компьютер сумел так подобрать слова, что простая констатация факта
превратилась в упрек.
- Когда нам пришлось пройти через двиндлар, - упрямо продолжал
Сердженор, - у меня было столько же опыта, сколько и у тебя, Уэкоп. И я
хочу получить доступ к иллюминаторам.
- Я не возражаю, - спокойно ответил Уэкоп, - несмотря на то, что
просьба необычная.
- Хорошо! - Сердженор поднялся на ноги и посмотрел вниз на Гиллеспи.
- Ты идешь?
Гиллеспи кивнул и встал. Плечом к плечу они покинули комнату
наблюдений и направились к лифту. Когда они проходили мимо жилых отсеков,
к ним присоединился Майк Тарджетт, который, казалось, почувствовал, куда
они направляются. Они добрались на лифте до первой из компьютерных палуб,
где в тысячах металлических шкафчиков хранились геогностические данные,
потом поднялись по редко используемой лестнице, ведущей к центральному
процессору Уэкопа.
Массивные герметичные двери приветливо раздвинулись, пропуская их в
круглую в сечении галерею, ведущую к огромному клубку разноцветных кабелей
- чудовищно сложному спинному мозгу, соединявшему "голову" "Сарафанда" с
его "телом". Сам компьютер располагался над ними за люками прочнейшего
сплава. Их могли открыть только команды техобслуживания на одной из баз. В
четырех одинаково удаленных друг от друга точках вокруг галереи
располагались круглые иллюминаторы, дающие возможность визуального осмотра
окружающей обстановки. Конструкторы космического корабля старались
проделывать как можно меньше отверстий в герметичной оболочке, и в случае
с Марк Шесть они неохотно предусмотрели всего лишь четыре небольших
прозрачных иллюминатора в той части корабля, которая могла бы быть
мгновенно изолирована от других уровней.
Сердженор подошел к ближайшему окошку, взглянул в него и ничего не
увидел кроме мужского лица, пристально всматривающегося в него. С минуту
он разглядывал собственное отражение, тщетно пытаясь увидеть что-нибудь
сквозь него, а потом попросил Уэкопа выключить внутренний свет. Спустя
мгновение палуба погрузилась в темноту. Сердженор изо всех сил вглядывался
в круглый зрачок иллюминатора. Ему показалось, что темнота походит на
врага, который лежит в засаде и вот-вот нападет.
- Снаружи ничего нет, - прошептал Тарджетт, расположившийся у другого
окошка. - Как будто мы утонули в дегте.
- Я могу заверить тебя, - неожиданно заговорил Уэкоп, - что
окружающая среда куда прозрачнее межзвездного пространства. Количество
атомов материи на кубический метр равно нулю. В таких условиях мои
телескопы могли бы идентифицировать галактику в радиусе миллиона световых
лет. Но здесь нет галактик, которые можно было бы определить.
- Уэкоп, включи, пожалуйста, свет.
Сердженору было стыдно. Если бы он мог извиниться перед компьютером
за то, что усомнился в его словах! Он немного успокоился, лишь когда вновь
ярко загорелись лампы, и на стекла встали ставни, создавая призрачное
ощущение уюта.
- Что ж, мы живы - по крайней мере, я так полагаю - но ЭТО, по-моему,
хуже смерти, - хмуро произнес Тарджетт. Он поднял руки и недоверчиво
оглядел их.
Гиллеспи с любопытством покосился на него.
- Дрожат?
- Нет, пока нет. Один из древних философов-классиков - кажется, это
был Кант - описал ситуацию, несколько похожую на нашу. Он утверждал,
представьте, что во всей вселенной нигде ничего нет. Есть только
человеческая рука. Смогли бы вы определить, левая это или правая? Его
ответ был, что, да, смогли бы. Но он ошибался. Позднейшие философы приняли
во внимание идею вращения через четырехмерное... - Тарджетт умолк, и его
мальчишеское лицо, казалось, мгновенно состарилось. - О, великий Боже, что
же нам делать?
- Нам ничего не остается делать, как ждать дальнейшего развития
событий, - сказал Сердженор. - Десять минут назад мы думали, что с нами
покончено.
- Это совсем другое дело, Дейв. Нет больше внешних факторов. Во
вселенной ничего не осталось, кроме нас самих.
- Это напоминает мне, - непреклонным голосом заявил Гиллеспи, - что
нам надо созвать еще одно собрание, как только все протрезвеют.
- Стоит ли устраивать еще одно собрание? Кажется, мы только этим и
занимаемся, а, может, лучше, позволить им продолжать пьянку?
- Алкоголь - ценная штука. Когда мы уходили, они перешли на ликеры. А
знаете, парни, ликер - это пища. В нем масса калорий, и его следует
распределять так же как и все остальное.

Собрание было назначено на полночь по корабельному времени, что
оставляло Сердженору два часа на размышления о голодной смерти, смерти от
одиночества в пустом и черном пространстве, в лучшем случае - смерти от
недостатка духовной пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26