— Боги!Ши завыла. Она высилась над деревьями, приобретая все более ужасающий вид.— Она растет, — вскричала Мев, — о нет-нет-нет…— Барк! — завопил Келли и бросился наутек, но колючки вцепились в них, раздирая им руки и лица, и белые нити, пронизывая кусты, начали их окружать, а вой все нарастал и нарастал.— Отпусти! — кричала Мев, пытаясь вырваться из цепких лап кустов. — Чертополох, помоги! Чертополох, Чертополох — останови ее, помоги! — но никто не откликался. Холодные как лед щупальца обхватывали их все крепче. «Имя, — взмолилась Мев, — о боги, имя!» — Граги! — но он был слаб и мал. — Кили, Кили! — вспомнила она. — Кили, приди на помощь нам!Белые щупальца отпрянули. Вой раздался ниже по реке, с другого берега. Вода вскипела, словно вверх по течению плыло большое существо.И вот она была здесь — речная лошадь, черная и влажно блестящая. Она ждала их, вскидывая голову, и глаза ее сияли, как золотые лампады в темноте.— За ней, — воскликнул Келли. — Гони ее прочь отсюда.Речной конь вскинул голову и, вдохнув ветер, заржал, бросая вызов.
— Бранвин, — прошептал Киран. Ему так показалось. Он услышал, как приближается стук копыт. Бранвин склонилась и поцеловала его. Он еле ощутил ее прикосновение. Мир начал меркнуть вокруг него.— Боги, помогите мне, — промолвил он.— Ты для нас потерян, — откликнулась госпожа Смерть.
— Мев! — то голос Барка, заглушенный громом, долетел вместе с ветром.— Вперед! — воскликнула она. — Не подпускай ее к нему! — И речная лошадь кинулась вперед, разбрызгивая воду и окатив их с ног до головы. Мев шарахнулась в сторону и ухватилась за плечо Келли. С холма навстречу им бежали Барк, Ризи и Донал — Ризи впереди, Донал — последним.— О-о, — раздался тоненький голосок между скал, — слишком поздно, слишком поздно, бегите, скрывайтесь. О, торопитесь! Он ушел, ушел, ушел!Таща друг друга, Мев и Келли бросились в объятия Ризи, потом Барка, и наконец Донала.— Мы выгнали ее, — заплакал Келли. — Мы отогнали ее прочь. О Барк, она не должна получить его.— Слишком поздно, — завыл голосок, — поздно, поздно, поздно.Грохот лошадиных копыт заглушал раскаты грома. Склон осветился пламенем, и дерево, вспыхнув костром, обрушилось в реку.И хлынул дождь, пронизывая их до костей. Мев сжала свой дар и думала теперь о доме, но у мужчин было железо, пронизывающее ядом все вокруг, и молнии играли вокруг них, выхватывая струи дождя.— Бежим, — вскричал Донал, хватая их за руки — потоки дождя словно размыли черты его прекрасного лица. — Бежим в укрытие.И Ризи потащил ее вверх по склону к замку: она бежала, бежала и бежала за Барком и Келли, пока бок у нее не начал раскалываться от боли, а голова не закружилась; и ворота распахнулись, пропуская их, и закрылись за ними.Они поднялись по лестнице, вымокшие и дрожащие; мужчины бросили свои мечи, упавшие с гулким звоном, и подняли детей в зал.Там стояла их мать. И они все поняли. Мев замерла, не в состоянии думать и понимая лишь, что они потеряли. Кто-то обнял ее, прикоснулся к ее щеке, но у нее не было слез, душа ее была пуста.— Он… ушел, — сказала их мать таким спокойным голосом, какого прежде они никогда не слышали, как шум дождя по крыше — монотонный и глухой. — Мев, Келли, он только что ушел так, как он мог. Вы знаете, он не мог умереть. Камень не давал ему. Ши тают. И так внезапно я просто перестала чувствовать его руку, хотя и видела ее. «Аодан», — сказал он. Так зовут коня, который принадлежал ему когда-то, — она подошла к детям и протянула к ним руки. Мев, вымокшая до нитки, подошла и обняла ее, и то же сделал Келли. Дрожащими руками Бранвин пригладила им волосы.— Вы видели его?— Нет, — сказала Мев. Загрохотал гром, сотрясая камни. Мев вспомнила тучи. Мать была зловеще тиха — сдержанность страшнее бури. «Слишком поздно», — сказал им Граги. Она оторвала голову от материнского плеча и жестко и холодно посмотрела той в глаза.— Ты хочешь сказать, он ушел, как мы? Вот так?— Вот так, — губы матери шевельнулись, вдыхая силу в слова. — Он сказал «до свидания». Есть место, куда уходят Ши. Он что-то говорил о море. Он не умер. Теперь он не может умереть. Уже никогда, — и впервые ее губы задрожали от слез. Она снова обняла их и, отстранившись, пристально взглянула на них. — Вы не можете плакать? — спросила она.Мев вздрогнула. Она промерзла до костей в своем мокром платье, и лишь там, где покоился дар Ши, тлело тепло. Она потерлась о щеку матери, ощутив тепло и мягкость кожи и вспомнив запах лилий, масла и металла.И все же они его потеряли. Они не уследили за ним — и в том была и ее вина. Она прикоснулась к дару Ши на своей шее, вспомнив, что он означает: но Элд шатался и рушился над ними, оседая вокруг. Горло ее засаднило.— Моя госпожа, — то был голос Леннона из угла, дрожащий и еле слышный. — Прости меня, госпожа… Он ушел. Шихан ушел от нас.Казалось, старик спит, прикорнув у очага. Лицо его было покойным и безмятежным.— О боги, — прошептал Ризи, и голос у него сорвался. — Старик опередил нас. XIV. Беженцы Утром им предстояли похороны. Они не походили на то, о чем мечтал Шихан — бесшумные, в темном рассвете, без эля и всенощных рассказов о былом: все слишком спешили и были обременены мыслями о своем господине. Они сложили старику курган из серых камней Кер Велла и поклялись возвести более высокий, когда дождутся лучших дней. Леннон обязался сложить песню в честь него — а пока ни о каком пении и речи быть не могло, пока обстоятельства не изменятся к худшему или к лучшему, так что арфист лишь остался у насыпи после того, как все разошлись, и посидел там, склонив голову на руки — потом вернулся в замок, выпил чашу, вымыл лицо и принялся бродить меж навесов среди несчастных, бежавших за стены Кер Велла.— Спой песню, — просили дети, что были более стойкими — он всегда старался подбадривать их, ибо минувшая ночь была ужасной, и наступавший день не сулил добра.— Цыц, — строго одергивали их старшие. — Он — арфист господина, и у него сегодня горе. Будьте почтительны.И так вокруг него застывала тишина. Слухи росли от горестного молчания арфиста, от того, как снова укреплялась стена туч после ночной грозы, от шепотков, передававшихся от одного стражника другому… ибо Бан Ши молчала: «Она выла по старику, — говорили люди. — Теперь господин будет жить».Но на кухне говорили другое: «Из зала не приходит больше распоряжений. Что-то там не так».И еще: «Его люди выходили прошлой ночью, а вернулись с его детьми, которые не покидали до того пределов стен. Ши заколдовала их».«Господин мертв — это он покоится под курганом, а старик просто спрятался».— Господин Киран ушел вчера ночью, — сообщил Барк собравшимся воинам, среди которых были Ризи, Маддок и Оуэн с южанами. Он произнес это громко и отчетливо, чтобы ни у кого не оставалось сомнений и никто бы не принялся ничего сочинять. Он прокричал это во всю глотку, и крестьяне обступили тесную группу воинов и южан.— Он не умер, вы слышите? А куда он ушел и зачем — это его дело; но он простился с госпожой перед уходом, и у него на это были веские причины. А остальное — не для болтовни во дворе. Возвращайтесь к своим делам. Попридержите свои языки и предоставьте своему господину самому заниматься его делами. А пока нам предстоит управиться с Брадхитом — господин приказал заниматься этим.Донал наблюдал за собравшимися. Он видел скорбные взгляды и изумление на лицах людей, повидавших в жизни слишком много бед. Но никто не подверг сомнению сказанное Барком — никто не ухмыльнулся и не принялся спорить. Люди слушали, и Барк говорил, что предстоит им сделать и как быстро.Когда Барк закончил, Донал миновал Ризи, стоявшего у подножия лестницы и поднялся наверх мимо Маддока и Оуэна. К нему теперь это не имело отношения. Приказы предназначались другим. Он отправился в зал присмотреть за Мев и Келли — это было последнее поручение его господина, и эта обязанность так и осталась на нем даже теперь, когда прибыла их южная родня.В зале на скамье сидела верная Мурна, Мурна, прявшая при свете факела, который продолжал гореть над тюфяками, где спали дети у очага. Все здесь снова было приведено в порядок — одеяла были убраны — конечно же, об этом позаботилась Мурна, как она заботилась обо всем в замке.Он устроился с ней по соседству в тепле еще не остывшего очага, находя утешение в присутствии Мурны и наблюдая за проворной работой ее пальцев, которые вытягивали нить из шерсти — работой, за которой он так часто следил, пока выздоравливал. «Это был дар Ши Мурне, — думал он тогда, — прясть, прясть и прясть мир из хаоса, и облегчение из боли». Когда он наконец вынырнул из спутавшихся дней и ночей своей болезни, ему было стыдно за то, что его видели в таком состоянии. Но Мурна ни единым движением не намекнула ему на это, более того — она бросала на него робкие девичьи взгляды, над которыми в другое время он бы посмеялся, — такая надежда таилась в них и это в ее-то годы. В самую жестокую лихорадку с ним сидела его мать; но когда вернулись воспоминания и нахлынули на него тысячей вопросов, рядом была Мурна — тогда он узнал, что она никогда не покидала стен Кер Велла, хотя пережила войну и осаду за ними. Она мало что знала о мире. Всю жизнь она пряла, занимаясь детьми и заботами замка, сначала служа госпоже Мередифь, а потом Бранвин, и была так же одинока в своем мире женщин, как какой-нибудь солдат в мире мужчин. И вдруг она оказалась в такой неожиданной компании с ним и робко делилась тем, чем могла, дорожа каждым мгновением его соседства… «Может ли существовать дружба между столь разными людьми? — думал он. — О, если бы она была моложе…»Она продолжала прясть. Он смотрел на ее пальцы, на освещенное всполохами огня лицо. Как заботливо она приводила в порядок эту комнату и все остальные в течение всех этих страшных дней, бесшумно она мелькала все время рядом, словно защищая всех ото всего. «И вправду защищая, — подумал он, — если любовь и верность что-нибудь еще значат в этом мире».Зал казался необычно тихим — ни приказаний, ни распоряжений, которые обычно исходили отсюда. Измученная госпожа почивает, а господин… одним богам известно. А во дворе Барк готовился к отмщению — сгусток рыжеволосой ярости — он занимался всем — оружием, продовольствием, тягловым скотом и лошадьми.А над ними снова смыкались тучи, залатывая дыры, прорванные ночной грозой. Бастионы вздымались все выше, и весь лес был во тьме, когда забрезжило утро, и солнце поднялось над стеной туч. Солнечного времени становилось все меньше; и с севера тянулись зловещие метелки облаков, великое множество их, оттуда, где стоял на границе Роан.И дрожь охватила Донала, когда он увидел это — не то чтобы резкий страх, но иное чувство, соединившееся с остальными впечатлениями дня — криками Барка и шумом во дворе, перешептываниями, движениями и красками — все стало казаться ему зловеще хрупким, как последний всплеск жизни.«Перед кончиной», — думал он. — Перед тем, как мир померкнет». И наконец он назвал словами то, чего опасался — силы Кер Велла слабеют, они готовятся не к тому, к чему надо, а тем временем кольцо туч все сужается, как подступающие войска. Господин Киран ушел. «Не умер», — твердил он себе, но он помнил, как Киран упал с коня, помнил черные стрелы и восковую плоть, которая держалась за жизнь только благодаря камню… «Вернулся в Элд, вошел в него со всею обреченностью и оседлал эльфийского коня, чтобы из последних сил бороться с неизбежностью…»«О, ступай, — мысленно обратился он к своему господину, — ступай туда, куда они уходят, и обрети мир, чем бы ни являлось это таяние». Он закрыл глаза и увидел холм у Кер Донна, и черный страшный ветер раздувал, разрывая в клочья, белый огонь Ши.Он вздрогнул, почувствовав, как судорога пробежала по его членам. Воздух был тяжел и грязен.Кто-то прикоснулся к нему — но это всего лишь Мурна положила ему руку на плечо.— Успокойся, все хорошо.— Им не нужно делать этого, — пробормотал он, вдруг отчетливо увидев двор и готовящиеся к отправке повозки и посредине всего Барка, направляющегося на север на защиту хуторов. — Не нужно. Север и так гибнет. О боги…— Донал! — прошептала Мурна. Она стояла перед ним на коленях, сжимая его руки. Но только когда она потрясла их, он увидел ее. Ему все еще было холодно, и то, о чем он думал, пронеслось как мимолетный сон.— Прости, — смущенно промолвил он, забыв обо всем, словно о гаснущем видении.— Успокойся, тебе нельзя утомляться. Ты задремал сидя здесь. И что-то приснилось тебе. Ляг в свою постель и отдохни. Тебе уже пора.И тогда он отстраненно подумал о бесплодности всего. Его часто мучили кошмары после Донна. Он вдруг испугался, что мог кричать во сне, и жар залил его. Он отвернулся и посмотрел на детей, спавших на матрасах. Он почувствовал, как болят от напряжения его плечи, как ломит кости.— Если Элд падет, я стану лунными лучами и паутиной, — вырвались из него обрывки случайных мыслей, разрозненных как все, что приходило теперь ему в голову. — О, лучше бы я остался там, где был, на скалах под Кер Донном.— Т-с-с! — Мурна прижала пальцы к его губам, и в глазах ее отразилось страдание.Он поймал ее руку и уже сам прильнул к ней губами. Но она была безутешна и казалась такой усталой. В глазах стояли слезы и испуг.— Мурна, — промолвил он, — если у Кер Велла есть герои, то ты — одна из них. Знаешь ли ты это?— Почему? — спросила она в смущении.— Потому что так оно и есть, — он отпустил ее руку, ибо она вся зарделась. Наверное, она сочла его слова пустой лестью, шуткой над беззащитной женщиной. Он почувствовал это и неловко встал. Немногим он дозволял видеть свои страдания, но Мурна была одной из немногих, и он покорился, не чувствуя сил, чтобы скрывать свою боль. Тревога грызла его. Опасения, мучившие его еще мгновение назад, казались теперь туманными, и он почувствовал потребность снова увидеть тучи, сделать что-то для защиты замка, хотя бы просто проводить войска, отправлявшиеся на границу. «Я и сам могу поехать, — мелькнуло у него в сумбуре мыслей. — На лошади я вполне ничего. Я могу удержать щит».Но он вспомнил о детях и почувствовал облегчение, что у него есть предлог не отправляться на север, ибо он ощущал в этом что-то не то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60