«Я не могу, — подумал он, — мне не справиться с этим».— И с каким пожеланием?— Мира, — ответил Донал. — Мира и прочих вещей… Он сказал… — в голове все поплыло; в отчаянии он собрался с силами. — Господин, слово его в том, что он желает тебе мира. И это главное. Он говорит, что молчание не приносит добра никому. Он говорил со мной… — «о боги, как это трудно. Он ненавидит нашего господина». — Я близок к нему. Я знаю его сердце. Он часто вспоминает Донн, он думал о нем все эти юды, и он хочет видеть тебя. «Ступай к нему, — сказал он мне, — и ответь ему на все, что он захочет узнать, и привези мне вести от него, а может…»— А может?Стыд жаром залил лицо Донала. Слово запуталось у него на языке в этом враждебном зале:— И прощение.Последовало долгое молчание. Донкад посмотрел на него, потом перевел взгляд на кольцо и снова поднял голову, и взгляд его смягчился.— Непривычно слышать такое от моего брата.— Это его слова, господин.— Я ждал много лет, — промолвил Донкад и поджал губы. Он вновь опустил голову и надел кольцо на свою руку. — Ну что ж, Донал из Кер Велла, я знавал твоего двоюродного брата.— Да, господин, — откликнулся Донал, — такая краткость казалась ему безопасной.— Вести. Так брат мой хочет вестей? Ну что ж. Ты проделал долгий и опасный путь, и я склонен выслушать. Я давно ждал от него гонца, и завтра ты расскажешь мне, что у него на уме. А пока — а пока тебя ждут отдых и пища и остальное, в чем есть у тебя нужда, — он подозвал человека, стоявшего рядом. — Геннон, проследи за этим.— Господин, благодарю тебя, — промолвил Донал.— Завтра мы поговорим подольше, — сказал Донкад, — а пока и я подумаю, и ты. Ступай с Генноном.Донал раскланялся, и сопровождающие сделали то же, и все последовали за худым мужчиной в богатой одежде, который вывел их из зала.«Мой господин, — подумал Донал, — пригласил бы к столу прямо в зале, он был бы открыт и радушен». Но он отогнал злые мысли. То был другой замок, другие обычаи, другой и более суровый господин. Он ощущал себя юнцом рядом с этим человеком, неопытным и доверчивым юнцом. Он чувствовал на спине взгляды Бока и остальных, ждущих, чтобы он защитил честь Кер Велла в глазах этого волколикого господина, занимавшего почетное место на королевских советах в Дун-на-Хейвине. Пажи окружили их за дверями зала.— Я провожу тебя в твою комнату, — сказал Геннон, — а мальчики накормят и устроят твоих людей.— Я хочу быть вместе с ними, — возразил Донал, но Геннон непререкаемо подхватил его под руку и увлек за собой.— Мы не хотим, чтобы ты жаловался в Кер Велле, что мы плохо принимали тебя, господин Донал; я не хочу, чтобы ты так отзывался о моем господине. Идем, идем, и люди твои будут прекрасно устроены: вдоволь эля, а может и остатки барашка, который был у нас на обед. Что же до тебя, то будет вино и барашек и пара кусков славного окорока. Я сам поговорю с кухаркой. Принесут и горячей воды, а пуховая перина, думаю, будет лучше седла. Значит, ты ехал без остановок?— Въехав в ваши земли, мы сочли за лучшее самим доложить о себе.— Разумно, да; пастухи выпускают собак по ночам нa холмы, так, на всякий случай. Эй, паж, ты куда? Ступай-ка впереди со светом — откроешь нам западный покой.Он стал «господином» Доналом. Посланный Донкадом человек говорил с ним учтиво и, проводив в комнату с бревенчатыми стенами, украшенными резным орнаментом, послал пажа с распоряжениями растопить очаг, принести воду и предоставить слуг. И Донкад в его глазах превратился в саму щедрость сверх всяких ожиданий. Донал был ошеломлен этим и напуган.«В какой части этого великого замка я нахожусь? — думал он. — И где Бок и другие среди этих лабиринтов?» Он вздрогнул, тревожно глядя вслед Геннону, когда тот вышел, пообещав ему еду и вино, — стайка слуг разжигала огонь, взбивала мягкую перину и грела воду ему для мытья. Доналу было страшно. Он не знал, в чем дело, но страх витал в воздухе, струился из стен, рождался из гнетущей тишины, в которой прислуга занималась своими делами, и каждый звук казался слишком громким. Он вспомнил берег Лиэслина, тишину ущельев, жуткую неподвижность скал.«Я сделал глупость», — подумал он, жалея, что расстался со своими людьми, но, поразмыслив, отогнал это чувство, приняв его за излишнюю предосторожность. «Я шарахаюсь от теней», — решил он, предположив, что господин Донна преследует какие-то непонятные цели, принимая его как господина с такой преувеличенной пышностью. «Надо держать с ним ухо востро», — подумал он, жалея, что ему недостает возраста и опыта в государственных делах, что он не знает обычаев других владельцев замков, кроме своего, и не умеет достойно отвечать на их учтивость.
У реки, вдоль которой вела дорога, тени сгустились, и вода шепталась громче листьев. Ризи ехал настороженно в этом месте, замечая, как здесь все одичало и было заброшено — королевская дорога, связывавшая весь Кердейл с равниной, не использовалась ни честным людом, ни Кер Веллом все эти годы. Он ехал в полном вооружении, к седлу была приторочена сумка, полная даров кухарки, и щит он держал теперь перед собой, ибо он достиг того места, где дорога шла между рекой и владениями Ан Бега.«Ну же, ну же», — подгонял он свою лошадь, чувствуя, что тишина эта не к добру. Он сомневался, чтобы Ан Бег наблюдал за дорогой, что эти разбойники так преданы долгу, что будут сидеть в засаде на берегу в надежде убить случайного путника из Кер Велла, но все было возможно, когда беды окружили страну.Кусты теснились и подступали с обеих сторон. Дорога поросла травой, тут и там на ней виднелись свежие побеги, и колючки норовили вцепиться в лошадь. Черному мерину Ризи не нравилась эта ночная дорога, эти ненадежные места: и Ризи приходилось пришпоривать коня, в чем тот обычно редко нуждался, и гнать его вперед, не обращая внимания на опасности.Приблизившись к холмам, конь начал уставать, с трудом выдерживая вес седока в доспехах, Ризи дал ему замедлить шаг, направляя к броду, который тревожил его больше всего.Ивовые ветлы заключили его в свои объятия, задернув черным занавесом звездные небеса. Шаги приглушали шорох листьев и плеск воды. Лошадь, встревожившись, заплясала на месте, тихо заржав. Ризи коснулся ее боков шпорами, отстраняя щитом ивовые ветви.Вот он Элд. Он ощущал его, глядя на завороженный берег реки.«А теперь даруй мне удачу», — подумал он, вспоминая о той, что и его благословила. Он держал ее образ перед своим мысленным взором — «О, Ши, ты обещала».Он нашел брод, сам по себе опасный в темноте, к тому же давно не использовавшийся никем: река могла изменить свое русло, вымыть ямы, в которые могли рухнуть и лошадь и седок, могла намыть топкие пески на место прочного дна. Он спешился и для надежности повел лошадь за собой, по грудь погрузившись в медленные воды Керберна.Лошадь пошла за ним. И мимо самых его бедер скользнула тварь, большая, живая и жуткая. Он не выпустил поводьев и, споткнувшись, устоял в воде, и плеск реки изменился, превратившись в легкий смех. Берег расплылся перед его глазами. И снова что-то коснулось его ног, талии, и мягкие руки потянулись вверх, обнимая его доспехи.Он кинулся к отмели, упал на колени, потянув лошадь за собой, потом, поднявшись на ноги, поспешил сквозь камыши по вязкой засасывающей тине, ломая опавшие мертвые сучья.Лошадь шарахалась туда и сюда, но он поставил ногу в стремя, и невзирая на тяжесть металла, она тут же пустилась вскачь. Закинув голову, она в ужасе неслась вперед, и он с трудом удерживал ее поводьями, ибо его хлестали ветви по лицу: они скакали вслепую и наугад.Он придержал лошадь, и она, вздрагивая, перешла на шаг. Он тоже дрожал, промокший насквозь, вспоминая ту тварь, что прикасалась к нему.«Эквиски» — называл ее Киран. Речная лошадь. Водяной. То, чем пугают детей. Его охватил такой страх, какого он никогда не испытывал в битве — то и дело до него доносился цокот копыт, словно скакала лошадь там, где ни одна лошадь не могла проскакать, и грохот этой скачки то нарастал, то затихал, то с одной стороны тропы, то с другой на дороге, которая шла вдоль Элда в его собственные земли.— Смилуйся, — шептал он в пустоту. — Мы — мирные соседи.Так он держал себя в руках, даже когда из чащобы на него уставились два глаза, красные, как раскаленные угли. Это было опасно — он знал это, но тварь миновала его, и лишь лошадь вздрогнула и захрапела, почуяв неведомое присутствие.— Пука, — промолвил он, — я не боюсь тебя. Мне дозволено ехать здесь, и тебе не остановить меня.Глаза потухли, и лишь цокот копыт преследовал его. X. Кер Донн Утро тихо настало в Кер Донне — стояла глубокая тишина. Донал медленно просыпался, сначала не понимая, где он, оглядывая деревянные стены и не находя ни камней Кер Велла, ни покачивающегося седла под собой — лишь неподвижная постель, гораздо более мягкая, чем у него дома, и яркий солнечный свет, льющийся сквозь прорезь окна.«День», — подумал он, устыдившись и вспомнив, что окончательно заснул перед самым рассветом. Он уже просыпался с первыми лучами солнца, но тело его было так тяжело, а вокруг стояла такая тишина, что он решил, что даже слуги еще не поднимались. «Еще немного», — подумал он и закрыл глаза, устраиваясь в теплом гнездышке пуховика под одеялами. И он снова заснул после всех своих тревог, после прислушивания к звукам, которых не было в помине, после кошмаров в бесконечном пути по ущелью, так что ему казалось, что постель мерно покачивается под ним, после фантазий об опасностях, подстерегающих его здесь, в лабиринтах замка, захлопнувшего свои ворота, чтобы поглотить его.«Стоит им захотеть, — думал он в одиночестве ночью, — и я исчезну с лица земли, и я, и все, кто приехал со мной. „Ты разве кого-нибудь посылал? — спросит Донкад у его господина. — Никто не добрался до меня“.Или он может и вовсе промолчать, как молчал он нее эти годы. Тишина поглотит их, и лишь стены запечатлят в своей памяти их образ.«Все это глупости», — наконец заключил он, когда свет уже забрезжил в окне. Теперь они заметят по моим глазам, что я не спал, и что я им отвечу?» И глаза его закрылись. Веки так отяжелели, словно на них навалилась вся усталость предыдущих дней.И все же в нем росло неведомое беспокойство. В замке все еще царила тишина, а пора было уже начаться какой-то жизни. Может, он неправильно определил время в момент своего первого пробуждения.«Видишь, господин, — скажут потом слуги, — он все еще в постели в такой час». А может, Донкад и сам уже возмущен неучтивостью гостя.В голове у него прояснилось — пора было приниматься за дело. Он откинул одеяла и подставил тело прохладному горному воздуху, терпеливо снося холод и все больше просыпаясь. Он выглянул в узкое окно и окинул взглядом простиравшиеся Бурые холмы, суровые, каменистые, так и оставшиеся невозделанными.Как этот пейзаж отличался от Кер Велла, окруженного полями и лесами, пастбищами, покрытыми цветами. Бурым холмам очень подходило их название — пустынная местность, пригодная лишь для овец. Даже воздух здесь был иным, и ветер не приносил запах растительности. У подножия скал тек ручей, но до Донала не долетало его журчание; ни плеска воды, ни порывов ветра, всегда наполнявших Кер Велл, здесь не было слышно. Холмы бы9 ли покрыты камнями и колючим кустарником, и, похоже, в это время года никаких цветов здесь не цвело.Он вздрогнул и, отвернувшись от окна, принялся искать свою одежду — из более тонкой шерсти, которую он захватил в надежде на более радушный прием.Одевшись же и оставив все оружие, за исключением кинжала, пригодного за трапезой для резки мяса, он подошел к двери и открыл ее.На скамье по соседству спал узколицый хрупкий паж, который встрепенулся на шум и вскочил.— Господин, — промолвил он.— Я слишком долго спал, — откликнулся Донал. — И нет, я не господин. Но где твой господин нынче утром и примет ли он меня?— О, он на охоте. В округе волк задрал несколько овец, и мой господин с людьми отправились на его поиски.— А-а, — промолвил Донал уязвленно. — Так я пройду в зал и подожду его там?— Ждать придется долго.— А завтрак?— Ах да, завтрак, конечно, завтрак.— А люди, приехавшие со мной — где они нынче утром?— О, мой господин — он пригласил их к завтраку в зал и взял с собой на охоту. Они решили не будить тебя. «Оставайся здесь, — сказал мне мой господин, — и проследи, чтоб он был всем доволен».Донал нахмурился, и снова в него закрался страх — не может такого быть, чтобы Бок без разрешения оставил его. Может, они надеялись таким образом завоевать расположение Донна и загладить его позорно поздний сон, или Донкад упрямо настоял на своем, и тысячи других причин могли заставить их сделать это, но даже на мгновение он не мог себе представить, чтобы такие люди, как Бок и Кайт и Дули, могли самовольно покинуть его.— Ну что ж, я позавтракаю в зале, — промолвил Донал.— Следуй за мной, господин.Мальчик двинулся вперед, и он пошел следом — по гулким залам с деревянными полами, по деревянным лестницам, вдоль деревянных стен, мимо развешанных тут и там оленьих рогов, изысканно украшенных свечами, сейчас потушенными, ибо в окна проникал солнечный свет.Они шли иным путем в отличие от предыдущего вечера. Он не помнил этих лестниц и украшений, и наконец его ввели в уютный теплый зал, где в очаге весело потрескивал огонь.— Это не тот зал, — промолвил Донал.— Да, этот меньше, — ответил паж, — сюда и придет мой господин, когда вернется. Здесь тебе будет удобнее, чем в большом с его отголосками и сквозняками. Садись здесь, господин, а я займусь завтраком.— Я не господин, — повторил Донал, рассеянно оглядываясь. Его ждал стол, окруженный скамьями, во главе которого стояло единственное кресло. «Госпожи здесь нет. Донкад никогда не был женат. И странно, — подумалось ему, — что он всю жизнь слышал о Донкаде, но никто никогда не говорил, чтобы он имел жену или детей». Он был богат и почитаем при дворе короля. Временами Донкад спускался с холмов в долину и на несколько месяцев являлся к королю в Дун-на-Хейвин со свитой, знаменами и прочим, в то время как господин Киран сидел в Кер Велле, побывав там всего лишь дважды с печальными последствиями, да и то много лет тому назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60