— Бpocaй камень. Иначе у тебя нет надежды.— Нет.— Значит, ты пропал, — и вынырнули новые твари, воздух задрожал от железа. «Киран, Киран, Киран, вернись к своим началам!»И все закружилось вокруг. Завертелись черные конечности, и земля обрушилась на него, коричневая влажная земля, и липкие листья льнули к его рукам.Он услышал псов. Он вскочил и увидел солнечный свет, игравший сквозь листья на глади Кербернского брода; он услыхал храп лошадей и движения, рассекающие воздух, и дрожащий полет железа, выпускаемого лучниками из-за деревьев.Стрелы впивались в него одна за другой. И сердце его разрывалось от боли. После первой же раны все тело его занемело, после второй он упал, ломая впившиеся стрелы, и снова поднялся, ибо ноги его все еще шевелились: он увидел разбойников Ан Бега, их натянутые луки, готовые послать новые стрелы к тем, что уже пронзили его тело.Он бежал. Он повернулся и нырнул в туман, где боль разыгралась не на шутку, не давая ему вздохнуть.«Киран, — раздался издали отчаянный крик Лиэслиа, — держись за камень и беги, беги, беги!»И подул ветер, разрывая мглу, и он услышал гром и завывание бури, несущие с собой запах моря и кораблекрушения. И чем больше нарастал гром, тем отчетливее впереди маячил свет, словно звезда во мгле.«Аодан!» — вспомнив, воскликнул он. И позвал его трижды. И с конца земли явился эльфийский скакун — пришел Аодан.Гром оглушил его, и ветер чуть не сбил с ног, когда приблизился Аодан — бледное сияние во мгле — и подставил ему свою шею. Он ухватился за гриву, в которой играли молнии, безопасные для него; сила полилась из камня, наполняя его руки, и он вскочил на Аодана — сам не зная, как оказался на его спине. И эльфийский скакун побежал над землей ровными шагами, не удаляясь в поля, но все глубже и глубже в Элд.— О, Аодан, — прошептал Киран, — отнеси меня к ней, отнеси меня к ней скорей.Эльфийский скакун захрипел, изменил свой шаг, чуть не сбросив Кирана со спины, и заржал, поворачиваясь то туда, то сюда. Они поскакали, и стена тумана расступилась перед ними, обтекая их с обеих сторон. Киран закричал — так жестока была боль от железа, пронзавшего его сердце, и во второй раз он издал крик отчаяния, увидев, что они отступают назад.— Еще раз, Аодан, — вскричал он, — перенеси меня через мглу!Конь повернулся и снова попытался вступить в ледяную мглу.Ледяная боль пронзила Кирана, но он прильнул к гриве и удержался, чувствуя, как борется лошадь под ним. Попытку за попыткой предпринимал эльфийский конь, снова бросаясь вперед, и твари бросались на них из нараставшей тьмы. Киран закричал, заржал Аодан и метнулся в сторону.Затем все погрузилось во мрак, и Аодан скакал на лай гончих, прочь от преграды, ибо боль начала затихать. Рокотал гром. Слышался стук других копыт, и мелькали мечущиеся тени собак и летучих призраков.Наездник сравнялся с ними, и конь его был черен, как ночь, и при вспышках молний, бледно мерцал его череп, ибо тем наездником была госпожа Смерть.— Нет, — прошептал Киран. — Дай мне еще попытаться. Дай попытаться, госпожа Смерть.— Тогда поворачивай, — донесся до него ответ, и он воззвал к Аодану, но напрасно. Эльфийский скакун несся вперед, не сбавляя шага. Он прижался в отчаянии к его шее, зная, что на большее не способен, и вдруг под ними расстелилась залитая солнцем дорога.Смерть не покинула его, оставшись тенью. Они выбрались из Элда и теперь скакали прибрежной дорогой, что вела к дому. Эльфийский скакун, как и он, потерпел поражение, и теперь, набирая скорость, летел вперед, потряхивая гривой в мареве освещенной солнцем пыли. XIII. Бан Ши Донал спустился по лестнице, опираясь на палку, ибо все еще чувствовал себя неуверенно на ногах, и пошел вдоль стены в поисках укрытия, небольшой передышки, где никто не будет одолевать его вопросами — спроси госпожу об этом, да спроси госпожу о том, и что делать с амбарами, и всадники вернулись ничего не найдя — без всякой надежды, помощи и удачи.Он прислонил оружие к стене и склонил голову, ибо она болела; но потом он вспомнил, что надо осмотреться и глянул вокруг — и все показалось ему еще хуже, чем вчера.Солнце сияло над землей Кер Велла, над зелеными пастбищами и полями и отбрасывало свой ласковый свет на север и запад и даже на деревья у реки. Но за этим кругом солнечного света небо темнело от громоздившихся туч, высящихся крепостей облаков.Они двигались не так как в грозу, подгоняемые ветром и ударами грома. Они продвигались незаметно, выстраивая свои бастионы — сначала грязно-серая струйка, а потом вокруг нее набухало грозовое облако — и все не спеша, не скорее, чем бег облаков в летний день. Надо было специально всмотреться, чтобы заметить, как смыкается их стена вокруг Кер Велла. Сначала их почти не замечали — всего лишь кромка облаков на дальнем северо-западе, потом она переползла на запад, раскинулась над лесом к югу по мере наступления туч; а потом за одну ночь соединилась с северными форварками, залив мглой и восток, где начала громоздиться новая стена.Каждый день люд наблюдал за этим, бросая на небо тревожные взгляды с полей и бастионов стен. Днем и ночью нарастал мрак, пока кольцо вокруг них не замкнулось, и тучи со стороны леса подошли к ним так близко, что незамутненным солнечный свет был виден лишь в полдень, и тень отчетливо виднелась над макушками деревьев, нависавших над Керберном, и среди холмов; и над головой, над самыми стенами замка теперь громоздился темный вал — все выше и выше уходил он в темное небо к яркому солнцу — поверхность его была изъедена и комковата, меняясь, но не двигаясь он висел над ними, словно натолкнулся на какое-то препятствие, сохраняющее этот кладезь солнечного света. Донал всего лишь бросил взгляд на небо, но не заметить это было невозможно — словно чья-то рука обхватила холмы и горизонт стал тусклым и темным.И за ночь круг сузился еще больше. Никто не говорил об этом. Только люди ходили туда и сюда — к стенам и за ворота, каждый чтобы взглянуть — от госпожи Бранвин до кухарки в переднике, обсыпанном мукой после утренней выпечки хлеба — каждый сам по себе. Донал же смотрел лишь на солнце, невыносимо яркое солнце, защиту против мрака, который окружил его, уже намекая на свои будущие границы.«Да спасут нас боги», — думал Донал, но на самом деле мысли его были не о богах, а об Арафели. Он все еще надеялся. Солнечный свет все еще дарил надеждой несмотря на то, что сужался с каждым днем и что их господин отсутствовал седьмой день.— Он ушел, — сказала госпожа Бранвин и так на него посмотрела, что он не осмелился ни о чем спросить. «Ушел». Донал знал, куда ушел господин Киран, и день за днем наблюдал за облачной завесой над лесом.Но тучи оставались на месте, и народ Кер Велла продолжал заниматься своими делами, ничуть не хуже его зная, как догадывался Донал, что их господин не верхом уехал туда, куда он отправился, ибо лошадь его стояла в конюшне и никто из воинов не уходил с ним. И могли бы поползти слухи, но все были как-то странно спокойны, относясь ко всему с доверием таким же, с которым мать его ежевечерне выставляла молоко для ночных посетителей. Это облако было знамением, очевидным знамением и недобрым; но из кузницы долетал равномерный перестук, и летели искры и дым, и всадники приезжали и уезжали по дороге, поддерживая связи с границей, и телеги скрипели с хуторов, день за днем пополняя амбары — замок готовился.Вот и сейчас вдали появилась телега, и когда она подъехала ближе, Донал спустился и остановился у ворот, опираясь на палку.— Откуда? — спросил он, надеясь на вести с границы.— С хутора Ракли, — откликнулась крестьянка. — Все мужчины ушли на границу, а это облако — до чего уродливо, не так ли?Донал невольно посмотрел вверх, пожал плечами и улыбнулся.— Зато солнце прекрасно, добрая женщина.Тревога была написана на ее круглом лице, седые волосы слиплись от пота, губы были поджаты. Но вот в темных глазах мелькнула искра, и улыбка обнажила недостающие зубы. Она похлопала по плечу сидящую рядом девочку, разгладила свои спутавшиеся волосы и кивнула.— О, это да.— Если хочешь, оставайся в замке, — сказал Донал.— Я привезла запасы, все что есть. Оставила знак на, двери, чтобы мои не беспокоились. Это моя внучка — видишь. — она взглянула на детское личико и вновь повернулась к Доналу. — Вокруг хутора не спокойно. Я бы убила их из лука моего старика, но они пришли ночью и увели корову, забрали овец и бедняжку ягненка.— Здесь тебе ничто не грозит, — промолвил Донал. — Шон, — окликнул он подошедшего человека, — проведи их внутрь.Так он впустил их и отвернулся, задумавшись о своей собственной родне и радуясь, что его мать уже приехала в замок. Барк был все еще на границе. Не считая Бранвин и Шихана он был теперь старшим в замке — об этом он и не мечтал. Его называли господин Донал и выказывали ему уважение; но это означало и то, что он должен оставаться на месте и не делать того, что хотел бы — то есть ездить со всеми на поиски господина и искать его самому, не полагаясь на сообщения многодневной давности.Зарокотал гром. Он взглянул на небо и не увидел темной грозовой тучи. Но, кажется, кроме него в замке никто этого не слышал. Все занимались своими делами. И эта странная глухота обеспокоила его — гром нарастал, а никто не обращал внимания. Он поспешил на стену, и хромота его усилилась, ибо палку он бесцельно держал в руках. Во дворе скрипели колеса телег. Играли дети. Громко и протяжно закричал петух, словно оповещая о наступлении утра.Затем раздался оглушительный раскат, заржали лошади, и завыл скот. И внезапно все голоса затихли.Молния вспыхнула на пути Донала, и загрохотал гром, и он увидел силуэт лошади и всадника, вспыхнувшие как солнце и померкнувшие.— Господин, — прошептал Донал. Это был он.— Донал. Помоги, — донесся слабый голос, и силуэт протянул к нему руки. Донал отбросил палку и кинулся навстречу, и Киран соскользнул ему в объятия. Сначала он был бесплотным, но потом Донал ощутил, как тот налился тяжестью, когда отступил белый конь Ши. Он не вынес груза и опустился на колени, прикрывая собой голову и плечи господина. Лицо Кирана было пепельно-белым, и изнутри него словно струился свет, и выпирали сломанные кости. Он был пронзен стрелами — три торчали из груди между ребер, и сломанные их древки вздымались в такт дыханию, но крови не было видно нигде.— Боги, — промолвил Донал, чувствуя, как у него в груди закипают слезы. — О боги, — его охватила дрожь. Он стер грязь со щеки Кирана, и прикрытые веки того дрогнули. Донал огляделся, чувствуя, что не может поднять Кирана, и увидел, что вокруг собралось уже кольцо людей, и он стоит на коленях у самых ворот.— Ради богов, сделай что-нибудь. Помоги ему. Арафель!— Нет, — прошептал Киран. Он открыл глаза, и народ забурлил. Он шевельнулся. Немыслимо, как можно было дышать с таким пронзенным телом! Он ощупал булыжник вокруг себя и постарался подняться. Камень сиял на его груди, как дневная луна. — Не зови, не призывай это имя.— Господин, — промолвил Донал, и тут, задыхаясь, сквозь толпу пробежала Бранвин. Она замерла. Все ждали, что она закричит, завоет, но нет, она лишь бесшумно приблизилась и, став на колени, поднесла к губам руку своего господина.— Мне снился сон, — промолвила она. — И дети видели, что ты возвращаешься домой — о Киран, Киран!— Он спит, — сказал Донал, выйдя к детям, дожидавшимся его в зале: он с большей готовностью встретился бы с врагами, чем с этими встревоженными лицами, нетерпеливо ждущими любого луча надежды и опасающимися, что от них что-то скрывают. Они стояли как два восковых изваяния со страдальческими глазами, с бесконечно потерянным видом, не зная, в чем им могут солгать и какую долю правды скажут двум детям и какие ужасы происходили там за закрытой дверью. Они ждали, и он раскрыл для них свои объятия. Они подошли к нему, и он крепко обнял их, как товарищей, не как детей, и почувствовал, как все перед ним закружилось в вихре потери и страха. Наверно, то были их талисманы. У него перехватило дыхание, и он почувствовал себя потерянным во мгле, словно они стояли где-то беззащитные, открытые добру и злу.— О боги, — пробормотал Донал, — он поправится. Я ведь поправился. А его она любит больше.Они посмотрели на него — две пары изумленных глаз; но вокруг них были лишь стены зала — твердый камень, и ярко горели факелы, ибо окон здесь не было.— Железо, — прошептал Келли, — Донал, они ранили его железом.— Его уже нет. Мы вытащили его, — и картина вновь ожила перед его глазами — восковая кожа, ножи Шихана, но крови было немного… Он взглянул на их детские лица, на их бледные-бледные лица, словно они лишились слез, как их отец — крови. Они еще ничего не знали, не подозревали о грозовой стене, громоздившейся над ними, о том, что отец их неестественно бледен.— Можно нам на него посмотреть? — спросила Мев.Это им не было разрешено. Их мать запретила им. Но Бранвин не видела их лиц, не слышала их голосов, таких спокойных и трезвых, что они надорвали бы ей сердце.— Да, — ответил он, — но только из дверей. Вам же не хочется будить его. Послушайте меня. При таких сильных ранах лучшее лекарство — сон.И он подвел их к двери, из которой выходила Мурна. Он распахнул ее шире, чтобы им стал виден лежащий Киран и Бранвин, стоящая рядом на коленях. Лицо его было спокойно.И на лице Бранвин была теперь безмятежность. Она посмотрела на Кирана, потом — на детей и сделала им знак, чтобы они подошли, предварительно приложив палец к губам. И дети приблизились к постели отца.«Прости меня», — говорил взгляд Донала, но Бранвин обняла своих детей — Мев, а потом Келли, утерла ладонями их слезы, которые беззвучно катились по их спокойным и бледным лицам, а затем безмолвно попросила их удалиться. И Донал снова протянул руку к двери, сначала взглянув на неподвижно лежащего господина.Киран открыл глаза.— Не волнуйся, — промолвила Бранвин, — спи спокойно.Легчайшая из улыбок коснулась лица Кирана — улыбка человека, глядящего на своих любимых, но она растаяла, и глаза закрылись. Пот выступил на его челе, и лицо вновь озарилось восковым светом, а брови, ноздри и углы рта так заострились, что он стал казаться другим человеком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60