— Так я и думал, милостивая пани, — услышала я вдруг довольный голос Романа, — бульвар Периферик в эту пору совсем пустой, ни одной пробки, минут двадцать — и будем на месте.
Ничего не поняла я из слов кучера, вот разве что «на месте будем». С грустью подумала я — как бы и мне хотелось оказаться на месте, и душевно, и физически, ведь пока я так и не знаю, где же я нахожусь. Если все это мне не снится в страшном сне.
Я решила больше глаз не закрывать, как бы страшно мне ни было. Париж я знала прекрасно, неоднократно здесь бывала, главным образом в детстве и ранней юности, только вот последние восемь лет, выйдя замуж, провела безвыездно в своей деревне, ибо супруг мой путешествовать не любил. Так что прошло много времени после моего последнего пребывания в Париже, и здесь произошли просто грандиозные изменения. Что ж, значит, надо их увидеть, и нечего так пугаться. Сидя в своей провинции, я совсем отстала от жизни большого мира, самое время навёрстывать. Интересно, как выглядят теперь Большие Бульвары? До меня доходили слухи о каких-то грандиозных работах там.
Роман немного снизил скорость, тоже ничего особенного. Если бы ехали мы в карете, вот так приостановил бы, сдержал бы лошадей и постепенно перевёл их на правую сторону дороги, как он это сделал сейчас. И тут я увидела Сену. От сердца отлегло, такой родной и близкой показалась мне парижская река. И я догадалась, по какой дороге Роман собирается добраться до «Ритца».
Теперь я уже знала здесь каждую улицу, каждый дом. Впрочем, мне дела не было до домов, меня интересовали люди, вернее мода. Наверняка в роскошном «Ритце» я ознакомлюсь с самыми последними новинками парижской моды, но ведь интересно увидеть и то, в чем ходят по улицам Парижа, не только в его предместьях, в Шарантоне.
И вновь меня поразило полное отсутствие женщин на улицах Парижа. Одни мужчины, преимущественно молодые, странно, по-опереточному одетые и без шляп. Тут вдруг Роман, затормозив, и вовсе остановил то, в чем я теперь ехала вместо кареты. Мы стояли, а мимо нас сплошной стеной текла толпа. Люди шли, можно сказать, у меня под самым носом, сплошная толпа мужчин.
И только теперь, приглядевшись к этим людям с такого близкого расстояния, я вдруг поняла — это не только мужчины! Как минимум, половина из них была женщинами. В брюках!
Даже перестав мигать от ужаса, уставилась я на какую-то взрослую девушку, торопившуюся по своим делам. Без шляпы, разумеется, светлые волосы рассыпались по плечам, а внизу… брюки! Какие-то грязно-голубые, будто выцветшие, узкие, длинные, явно мужские. Брюки! Вот опять панна в брюках. И ещё. И ещё! Нет, это, пожалуй, молодой человек, излишне коротко острижен, словно только что выпущен из тюрьмы. А рядом с ним шла девушка, они даже держались за руки. И оба в одинаковых брюках! Ужасающий вид!
Теперь я перестала обращать внимание на верхнюю часть одежды людей, смотрела лишь на нижнюю. И отдохнула душою на длинной широкой юбке белого цвета, явно женской. Даже расширяющейся книзу, а из-под неё выглядывали явно женские туфельки на небольшом каблучке. Но вот женщина сделала шаг — и, о ужас! Широкая юбка оказалась очень широкими же брюками.
Но вот толпа прошла, мы получили возможность двигаться дальше и вскоре оказались у «Ритца». Наконец-то! Знакомый отель подействовал успокоительно. Выбежал знакомый швейцар, за ним гостиничный бой. Кто-то открыл дверцу и помог мне выйти из экипажа, что было непросто, учитывая шляпу. Я была так всем ошеломлена, что не отдавала себе отчёта в том, куда меня ведут. К счастью, Роман оказался рядом и очень кстати напомнил о лифте. Конечно, я с удовольствием попробую подняться на лифте.
И опять дверцы сами раздвинулись передо мною, лифтовая комнатка оказалась попросторнее, чем на постоялом дворе в Шарантоне, в зеркале я узрела себя — бледную и растерянную, и опять вынуждена была собраться с силами, чтобы выдержать очередное испытание. Пол лифта легонько подтолкнул мои стопы, я почувствовала, что поднимаюсь, ну точь-в-точь барон Таньский, только не скрежетали рукоятки, не скрипели цепи, и комнатку лифта совсем не качало, а я ведь помню, как пан барон раскачивался в своём кресле.
Уж не знаю каким образом я оказалась в своём апартаменте и, отослав всех, какое-то время сидела в полном одиночестве, закрыв глаза. Мне просто необходимо было отдохнуть и прийти в себя.
Итак, за последние восемь лет в мире произошли какие-то огромные перемены. Прогресс… Да, именно так покойный батюшка называл одним словом все эти достижения цивилизации — кареты без лошадиной тяги, лифты, все эти удобства в ванной комнате. Ну хорошо, а что общего с достижениями цивилизации имеет эта непристойная обнажённость женщин и их ни на что не похожая мода?
Осмотревшись, я пришла к выводу, что и в этом отеле царят новые порядки. Постель в спальной без балдахина, хотя и очень удобная на вид. Множество самозагорающихся лампочек под абажурами, я их уже различала, диваны и кресла удобные и чистые. И опять какая-то непонятная штука, заслонённая чёрным стеклом, но не зеркалом, немного выпуклым. Что бы это могло быть? Стол заставлен напитками. Вот красное вино, бордо, охотно бы подкрепилась, но как извлечь пробку? Ни разу в жизни мне не доводилось самой откупоривать бутылку. Ага, вот и коньяк в крошечной бутылочке. Я отлично помнила его благое воздействие. Хорошо, что я уже не молодая девушка, могу себе позволить.
Закручивающаяся пробочка на коньячной бутылке открутилась столь же легко, как и в прошлый раз. И я обрела новую энергию. Осмотрела ванную комнату, теперь мне в ней многое было понятным. Какое все-таки удобство иметь в стене горячую и холодную воду. Вот какой-то толстый мягонький рулон, кажется, это… интимные салфетки?
Коньяк продолжал действовать, и я совсем расхрабрилась. На стене у дверного косяка я заметила ряд торчащих кнопок — так и хотелось нажать. А колокольчика для вызывания прислуги опять не обнаружилось. Может, его заменяют как раз эти кнопки? Я прочла надписи при них: горничная, парикмахер, кафе, ресторан, бой. Читая надпись за надписью, я водила по ним пальцем, а другой рукой опёрлась о стену. И это вызвало неожиданный эффект — все лампы в комнате вдруг вспыхнули столь ярким светом, что он виден был в солнечный день. Загорелось сразу все: большая люстра под потолком, все лампочки на столах и столиках, маленькие лампочки на прикроватных тумбочках. Я внимательно глянула на стену — из-под моих пальцев торчала какая-то белая пимпочка. Убрала с неё пальцы — свет потух. Нажала — опять все зажглось. И опять почувствовала я благодарную нежность к покойному батюшке: ведь если бы не он, такой внезапно вспыхнувший свет я бы, чего доброго, приняла за чёрную магию. Это он с малолетства позаботился о том, чтобы никакие достижения человеческой цивилизации были мне не чужды. Ага, вон и в ванной комнате было светло как днём, хотя там не было ни одного, даже самого маленького, окошка.
Что ж, хватит сидеть без дела. Погасив свет в ванной, я подошла к косяку входной двери и решительно нажала кнопку с надписью «горничная». Ничего не произошло, никакого звука я не услышала. А потом в дверь постучали и в самом деле появилась горничная!
Делая вид, что меня ничто не удивляет, я потребовала от неё распаковать вещи, вызвать моего слугу, чуть было не назвав Романа «кучером», ибо какой же кучер без лошадей? И принести мне новейший модный журнал. После чего наконец я сняла шляпу. Горничная уже сделала полуповорот к двери, но так и замерла на этом полуповороте.
— Ах! — вскричала она в полном восторге. — Что за волосы!
Признаюсь, меня не разгневала такая бесцеремонность. Я и сама осознавала, что нельзя не восхищаться моими волосами. И уже привыкла к этому. Да и как было не восхищаться: распущенная коса падала ниже колен, пушистые светлые волосы слегка придымленного оттенка отличались редкостной красотой. Зато уж сколько труда стоил мне уход за ними — и сказать невозможно.
— Парикмахер тоже мне потребуется, — вздохнула я.
— Ещё бы! — горячо подхватила горничная и принялась выполнять мои поручения.
Я не отрываясь, с любопытством смотрела на неё. Подойдя к угловому столику, она взяла в руки какую-то штуку и приложила её к уху, а сама постучала пальцами по той части штуки, которая осталась лежать на столе.
— Пришлите слугу графини Лишницки, — сказала горничная.
Ничего удивительного, написание моей фамилии по-польски — Lichnicka — могло быть прочитано француженкой только так.
Затем горничная нажала кнопку, вызвав боя. Он появился молниеносно.
— Мадам графиня желает почитать «Элль», «Ля мод нувелль» и «Мари Клэр», — распорядилась она, после чего занялась моим багажом.
И тут появился Роман. Я и сама позабыла, что распорядилась его вызвать. Интересно, что я собиралась ему приказать?
— Роман тоже остановился в этом отеле? — задала я первый пришедший в голову вопрос, чтобы выиграть время.
А главное, я не решила, как обращаться к собственному слуге в эти странные времена. На «вы„? Или, как и раньше, на «ты“? Решила остановиться на нейтральном третьем лице.
Роман не колебался в выборе формы обращения к своей госпоже.
— Разумеется, ясновельможная пани, — ответил он. — Номер 615.
— Обедать я буду в ресторане отеля. Видимо, придётся заранее заказать столик. Пусть Роман позаботится об этом.
— Слушаюсь, милостивая пани. Во сколько?
Я вспомнила о парикмахере.
— Полагаю, часа в два… А потом придётся ехать к месье Дэсплену. Я его извещу, Роман отвезёт письмо.
И я оглянулась в поисках письменных принадлежностей. Их, ясное дело, нигде не было. Я вдруг сообразила, что Роман, хоть и простой слуга, как-то лучше меня разбирается в этом новом странном мире, уж не знаю почему. Пришлось прибегнуть к невинной хитрости.
И я небрежно приказала:
— Прошу приготовить все, что потребуется для написания письма.
Ни слова не говоря, Роман подошёл к столику, вынул из среднего ящика пачку почтовой бумаги, изящно оправленную в кожаный переплёт с эмблемой отеля, достал оттуда же несколько длинных предметов, похожих на карандаши, положил все на стол и поклонился. Выходит, приготовил. А где же перо? Где чернила?
Что ж, хитрить, так хитрить.
— Прошу написать адрес на конверте. Месье Дэсплен проживает…
— Знаю, — перебил меня Роман, — на авеню Марсо. Ведь мне доводилось туда возить пани графиню.
И опять я почувствовала, как в моей бедной голове все перемешалось и пошло кругом. Я же прекрасно помнила, что месье Дэсплен, наш с покойным мужем поверенный, проживал на авеню Жозефины, этой несчастной императрицы, такое название ни с каким другим не спутаешь. Господи, что же происходит? Вот сейчас сойду с ума!
Роман смотрел на меня почтительно, но тут в его глазах словно бы жалость промелькнула и он проговорил:
— У пани в самых старых документах фигурирует прежнее название — авеню Жозефины. Лет сто так называлась улица, если не больше. Покойный граф, ваш батюшка, до конца жизни жалел, что улицу переименовали. Сам лично соизволил мне сообщить, что предпочитает прекрасную женщину какому-то генералу, и часто из упрямства писал прежний адрес. Милостивая пани может этого и не помнить, но батюшка ваш говорил — ему просто интересно знать, многие ли парижане ещё помнят историю своего родного города.
Нет, я этого не помнила, хотя батюшка перед кончиной неоднократно упоминал о том, что напрасно, дескать, французы столь настырно устраняют всякие упоминания о своём императоре. Республика республикой, а историю следует уважать.
Итак, императрицу Жозефину на какого-то генерала заменили…
Пришлось соврать:
— Да, припоминаю. Хорошо, Роман напомнил. Итак, прошу написать адрес.
Роман воспитывался в нашем доме с детства. Умный мальчик не только овладел грамотой, он не хуже меня знал французский и немецкий языки, а также итальянский. Великолепный кучер, он всегда ездил с нами во все заграничные путешествия и вообще стал незаменимым слугой. Я его помнила со своего рождения. Старше меня лет на пятнадцать, это Роман обучал меня всем премудростям обхождения с лошадьми. А когда меня выдали замуж, я упросила батюшку не разлучать меня с Романом. И знала, что на него могу во всем положиться. Вот и в это странное путешествие я без него ни за что бы не отправилась.
Сев за стол, Роман принялся надписывать на конверте адрес месье Дэсплена, а я украдкой подглядывала — как у него получится без чернил и без пера. Чуть было не вырвала у него из рук карандаш, ведь карандашом не пристало писать официальных писем. Но тут, к моему изумлению, то, что я приняла за карандаш, писало чёрными чернилами.
В дверь постучал бой и принёс заказанные журналы. Роман принял их и сам дал мальчику на чай. А я поспешила схватить отложенный Романом странный карандаш и принялась писать письмо. Ах, как же прекрасно им писалось! Оно не скрипело и не прыскало чернилами во все стороны, как стальное перо, и его не надо было макать в чернильницу. Я даже написала лишнюю фразу в письме месье Дэсплену, уж больно приятно писалось.
Итак, назначив свой приезд к месье Дэсплену на три часа, я запечатала письмо и отдала его Роману, а сама схватила журналы. От них меня оторвал явившийся парикмахер. Ошарашенная журналами, я покорно разрешала делать со мной все, что ему заблагорассудится. И не успела опомниться, как уже сидела в ванной, обставленная со всех сторон какими-то машинами, которые цирюльник привёз с собой. И ещё он прихватил помощницу. Хорошо, что я решила ничему не удивляться, ибо… ибо… это была уже не негритянка, а китаянка! И она принялась мыть мне голову! Я и пикнуть не успела. А ведь, зная свои волосы, должна была бы воспротивиться. Процедура мытья головы для меня — многочасовой церемониал, занимающий обычно целый день. А тут я сама назначила визит к поверенному, и как теперь быть? Ничего, в крайнем случае, если запутаются с расчёсыванием, велю просто отстричь косу — и дело с концом.
Привычно выслушав восторги по поводу своих волос, я откинулась в кресле и отдала себя в руки мастеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52