Я сгорбился и изобразил из себя Квазимодо — сделал безумные глаза и языком оттопырил одну щеку.
— Смотри, доиграешься, — крикнула она, взбираясь по ступенькам, огибающим угол дома.
Я полез за ней и догнал на четвертой замшелой ступени. Взявшись за руки, мы прошли вдоль изогнутой стены и смогли лучше оценить архитектуру здания. Основная часть определенно была круглой, а кухня (где располагалась плита) и помещения над ней ответвлялись как продолжение дома. Сами понимаете, не очень далеко. Форма определенно придавала Грэмери своеобразие и несомненно добавляла странного очарования. К сожалению, дом был не в лучшем состоянии, как и чахлые цветы в саду.
Кладка, некогда побеленная, а теперь посеревшая и покрывшаяся пятнами, местами потрескалась, и кое-где швы фактически выкрошились. Под ногами валялась черепица, и я предположил, что в крыше должны быть дыры. Ступени привели нас к еще одной двери, когда-то выкрашенной в жуткий оливково-зеленый цвет; теперь краска потрескалась и облупилась, открыв прогнившие доски. Эта дверь выходила на юг, к лесу, до которого было ярдов сто, и все это пространство заросло высокой травой и кустарником, а там и сям возвышались отдельные деревья, как члены передового разведывательного отряда. На десять-двенадцать ярдов от дома простиралась лужайка, очевидно вытоптанная за годы, и на ней неподалеку от дома росли деревья поменьше — мне показалось, слива и дикая яблоня, хотя в то время я не очень в этом разбирался. Эти деревья стояли бесполезно (и мне показалось, удрученно). С этой стороны, так как Грэмери был вырыт в холме (или насыпи), коттедж был двухэтажным и казался круглым, как сушилка для хмеля. Окна «первого» этажа имели закругленный верх; Мидж уже прижалась носом к стеклу.
— Майк, иди взгляни! — позвала она. — Там, внутри, просто баснословно!
Я подошел к ней; впечатление действительно оказалось ярким — хотя «баснословно» было, наверное, слишком цветистым словом. Удлиненные окна так вписались в изогнутые стены, что, по-видимому, весь день ловили солнце. Напротив окна за открытой дверью я различил прихожую с лестницами наверх и вниз; еще одна дверь предположительно выходила из прихожей в квадратную часть здания. Солнце сверкало, отражаясь от стен, и не было ни одного темного угла, даже грязные окна не ослабляли света снаружи. Несмотря на запустение, внутри казалось тепло и весело. И — да, комната производила впечатление радушия.
— Давай присядем на минутку. — Я заметил потрепанную непогодами скамейку, приткнувшуюся в углу, где прямая стена переходила в круг; деревянная скамейка выглядела так, словно пустила корни или сама выросла из земли.
— Я хочу внутрь, — в нетерпении сказала Мидж.
— Конечно, через минуту. Просто давай подведем итог тому, что мы пока что узнали.
Хотя и неохотно, она двинулась вместе со мной к скамейке, мы уселись лицом к видневшемуся рядом лесу. Он казался густым и непроходимым, но в то же время ни капельки не зловещим.
— Дом чудесный, — вздохнула Мидж. — Гораздо лучше, чем я ожидала.
— Правда? Между нами говоря, я думал, ты ожидала невесть чего.
Она нахмурилась, но это ничуть не испортило ее милого личика.
— Я... Просто я инстинктивно знала, что все будет как надо.
Я поднял руку:
— Погоди. Мы еще не заходили внутрь.
— И заходить не надо.
— Нет, надо. Давай не будем увлекаться. В объявлении говорилось, что дому требуется ремонт, правда? Этого может оказаться достаточно, чтобы цена нас не устроила. Даже судя по внешнему виду, предстоит куча работы, и Бог знает, что мы еще найдем внутри.
— Мы можем все это учесть, назначая нашу цену.
— Думаю, агент ее уже назначил. Он говорил тебе по телефону ориентировочную сумму, на которую они рассчитывают, но, если мы не добьемся скидки, нам будет не наскрести денег, чтобы сделать дом пригодным для жилья.
Я перечислил Мидж много ложных опасностей, но мне было нужно, чтобы она трезво оценила ситуацию. Она рассматривала землю под ногами, словно там мог лежать ответ, а когда подняла глаза, я заметил в них упрямство — нет, не совсем упрямство, Мидж не относилась к этой породе людей; назовем это решимостью. Вообще-то, она была довольно мягкой, даже весьма уступчивой (и это часто раздражало меня, когда ее уговаривали взять работу, которая ее не устраивала ни по срокам, ни по сути), но под этим таилась решительность, всплывавшая, лишь когда Мидж была в чем-то абсолютно уверена или нуждалась в этой черте, чтобы пережить трудное время. Подозреваю, ее тихая решимость родилась из невзгод, случавшихся в ее жизни, а, поверьте мне, они случались.
Я обнял ее рукой за плечи и прижал к себе.
— Я просто не хочу, чтобы ты строила слишком грандиозные планы, Ведьмочка, — ласково сказал я, назвав ее кличкой, которая приберегалась для моментов нежности. — А пока что мне и самому нравится этот домик, хотя его местоположение немного пугает.
— Тебе будет здесь хорошо работать, Майк, — ответила Мидж, и в ее искреннем голосе слышалась просьба. — Это то, что тебе нужно, здесь ничто не отвлекает, нет этих вечных...
Она запнулась, и я договорил за нее:
— Друзей.
— Так называемых «друзей». И мне Грэмери тоже отлично подойдет. Я точно знаю, что смогу здесь работать.
— А ты понимаешь, что мы здесь окажемся в полном одиночестве?
Она выразительно покачала головой:
— Невозможно. Мы будем вдвоем, Майк, ты сам знаешь. И разве ты уже забыл все наши разговоры, что хорошо бы смыться куда-нибудь от всех, куда-нибудь в глушь, где нет ни агентов, ни музыкантов, врывающихся среди ночи и ставящих все вверх дном? Остаться одним — это будет блаженство. И к тому же, держу пари, тут поблизости найдется милое общество. И мы скоро заведем новых друзей, не таких, как старые, и которых сможем держать на безопасной дистанции.
— Они могут слишком отличаться от людей нашего круга.
— Мы в Гемпшире, а не в монгольских степях. Два часа езды до города. Здесь говорят на том же языке.
— Может быть, не совсем на том же.
Мидж закатила глаза.
— У твоих городских прощелыг этого полно. И ты скоро сам научишься.
— Хорошо, но не забывай, что это сегодня небо голубое, солнышко блестит...
— И ласточка с весною в сени к нам летит, — закончила она.
— Но когда пойдет дождь, когда придет зима, ударят морозы, когда мы окажемся отрезанными от внешнего мира снежными заносами...
— М-м-м, — промурлыкала она, уютно поеживаясь, — это будет прелестно. Наверное, мы несколько недель не сможем выбраться из нашего коттеджа, и нам придется греться у открытого огня или весь день не вылезать из-под одеяла. Только представь, что мы придумаем там от скуки.
Мидж привыкла бить ниже пояса, в мою самую уязвимую точку.
— Не теряй голову, — пожаловался я.
— Я и не теряю. Я создам такой уют, что ты станешь домоседом-отшельником.
— Этого-то я и боюсь.
— И мне придется выгонять тебя на ветер и холод, чтобы ты добывал хлеб насущный.
— Ты безжалостна.
Она снова посерьезнела, но потом опять улыбнулась и сказала:
— Почувствуй это место, Майк. Закрой глаза и просто почувствуй. В Грэмери так хорошо, и он так подходит нам!
Я не закрыл глаза, но внутри меня в самом деле возникло какое-то особое ощущение, как будто меня проник мягкий, но заполнивший все яд. Нет, не тот, что появляется от хорошей затяжки марихуаной, а что-то иное, что-то более реальное, более постоянное. Это было вроде солнечного тепла, это было словно само очарование того дня и всего, что меня окружало. Даже скажем так: в меня перетекла сила убежденности Мидж — довольно естественное чувство для по-настоящему влюбленных. Одно время я думал, что все дело в этом. Но теперь так не считаю. О нет, теперь я многое узнал.
— Давай заглянем внутрь, — сказал я, чтобы избежать окончательной капитуляции, и Мидж просто с пониманием улыбнулась. Она достала из кармана джинсов три промаркированных ключа и послушно протянула мне, словно говоря: «На, теперь судьба в твоих собственных руках и внутри дома».
Я взял связку и двинулся к задней двери, а Мидж шла за мной по пятам. Остановившись перед облупившейся и ветхой с виду дверью, я посмотрел на длинные ключи и задумался, какой выбрать. Два были совершенно одинаковые, и я решил, что они, наверное, от передней двери. Я вставил третий, и он отлично вошел в скважину. Но не поворачивался.
Не подошел и следующий. И последний тоже.
— Похоже, Бикклшифт дал нам не ту связку! — простонал я.
— Попытаемся открыть переднюю, — предложила Мидж.
— Попытаемся, но если это та связка, хотя бы один ключ должен открывать эту дверь.
Мы осторожно спустились по изогнутой лестнице, опасаясь поскользнуться на мху, и скоро оказались у крыльца Я взял первый ключ и вставил в замок. Ключ не поворачивался. Все больше теряя надежду, я попробовал второй и третий, но безуспешно. Дверь не шелохнулась, даже когда я повернул ручку и налег плечом. Она затрещала, но не поддалась ни на йоту.
— Дай мне, — сказала Мидж, протиснувшись между мной и дверью.
— Что толку! Или замок совсем заржавел, или Бикклшифт перепутал ключи.
Я осмотрел бирку — там было четко написано: «ГРЭМЕРИ».
Мидж молча взяла у меня ключи, поднесла к лицу один из «близнецов» и решительно вставила его в скважину. Ее кисть изогнулась, и я увидел, как Мидж разинула рот: ключ повернулся словно сам собой. Наверное, мне показалось.
Дверь легко и гладко открылась без всякого намека на жуткий скрип, как это бывает в фильмах ужасов. Сырой и затхлый воздух внутри словно обрадовался, что его выпускают на свободу.
Круглая комната
Я хотел тут же войти внутрь, озадаченный, как это Мидж удалось сделать то, что не сумел я, однако она колебалась. И опять я не уверен — всего несколько вещей не совсем четко запечатлелись в моей памяти, — но мне почудилась в ее манерах какая-то робость. По крайней мере, она забыла свое насмешливое злорадство. Возможно, моя неуверенность объясняется тем, что это внезапное изменение в настроении быстро прошло; помню, что Мидж исчезла внутри, прежде чем я успел выразить свою озабоченность.
Пожав плечами, я рискнул последовать за ней. Мгновенно охвативший меня холод резко и неприветливо контрастировал с теплом снаружи. Мы оказались в маленькой комнатке — я прикинул, что не более чем десять на двенадцать футов (описание дома осталось в машине), откуда за открытой дверью виднелась лестница на верхний этаж. Справа мы увидели кухню. Пол в этой и соседней комнатах был вымощен каменной плиткой, и я отметил его неестественно темный цвет. Присев на корточки, я пощупал камень.
— На ощупь сыро, — сказал я и осмотрел плинтус. Конечно, на противоположной стене всего в двух дюймах от пола отпечатался уровень воды. — По-видимому, дальняя стена врезана в холм, и при дожде вода просачивается сквозь землю и кладку.
Мидж не проявила никакого интереса, и это вызвало у меня некоторое раздражение; я знал, что подобная сырость может оказаться серьезной, и прикидывал, во сколько это обойдется. А Мидж уже прошла в кухню. Безнадежно покачав головой, я поднялся на ноги и прошел за ней.
— Мидж, обрати внимание, — заскулил я. — От этого зависит, купим мы дом или нет.
— Извини, Майк. — Изобразив искреннее раскаяние, она скользнула ко мне и на мгновение прижала голову к моей груди. Потом подошла к огромной черной дровяной плите, которую мы видели через окно, остановилась, чтобы открыть печные дверцы, и взвизгнула от восторга, когда заглянула внутрь, а потом вскрикнула еще громче, подняв глаза к сковородным крючьям в углублении над плитой, где висели кастрюли с длинными ручками и довольно большая сковорода. На полу прямо перед печью стоял на тагане чугунный котел, придавая кухне особое очарование.
— Все как в старой волшебной сказке, — сказала Мидж, полуобернувшись ко мне.
— Место, где ведьма варит лягушек и детские ножки, чтобы приготовить колдовское зелье? — спросил я, приблизившись и увидев в самой большой печи черные чугуны.
— Ничего настолько безобразного, — возразила Мидж.
Она засунула голову внутрь и посмотрела в дымоход. Я поскорее оттащил ее назад, заметив в массивной каменной балке над печью опасную трещину. Мидж удивленно посмотрела на меня, и я указал ей наверх.
— Вот-вот рухнет, — предостерег я, и ей хватило здравого смысла отойти.
— Все равно вряд ли это работает.
— Может быть, и нет, но почему не попробовать? Это еще одно, о чем придется позаботиться.
Мидж нахмурилась, ей не нравилось, что я уже составляю список.
— Десять против одного, что дымоход забит и никто не возьмется его прочистить, пока не устранена эта трещина в камне. — Во всем этом не было ничего забавного, но я чувствовал, что кто-то из нас должен реалистично смотреть на вещи.
— Возможно, сырость и эта трещина — самое худшее, — с надеждой заметила Мидж.
Я пожал плечами. Пока мы осмотрели только первый этаж.
Под окном, в которое мы раньше заглядывали, располагалась фаянсовая раковина, такая большая, что там можно было искупать шотландского пони. Я подошел и открыл краны горячей и холодной воды. После нескольких гулких звуков в трубах и внезапных плевков из самих кранов потекла ржавая вода. Я дал ей пройти, но и через минуту цвет воды почти не изменился.
— Наверное, бак проржавел, — прокомментировал я. — А может быть, здесь такая вода. — Постепенно меня одолевало уныние.
Мидж тем временем открывала стенные шкафы и выдвигала ящики. Деревянная утварь была довольно древней, но тем не менее в приличном состоянии. Я заглянул в следующую дверь, ожидая увидеть кладовку, но там оказался туалет с высоко поднятым бачком и цепочкой.
— По крайней мере, не придется бегать на двор. — Я дернул за ржавую цепочку, система громко застонала, как и ожидалось, хлынула коричневая вода и текла удивительно долго, икая и всхлипывая.
— Наверное, выгребная яма переполнена, — сказал я, закрывая дверь. — Интересно, когда ее вычищали последний раз. — «И вычищали ли вообще», — добавил я про себя.
Мидж стояла посреди кухни, и, по-моему, все, что я говорил, ничуть не повлияло на ее мнение.
— Поднимемся наверх?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43