И медленно выходит в мягкий свет круглой комнаты.
Дурной кайф
Я чуть не рухнул от облегчения, когда в двери показалась Вэл.
— Вэл, ты что делаешь! — заорал я, отчаянно колотя кулаком по столу. — Ведь мы же тут все чуть не обделались со страху!
Она искренне удивилась.
— Господи Иисусе, почему? Я просто спустилась выяснить, из-за чего это наш болтливый друг поднял такой шум.
Вэл потянулась к выключателю у двери и зажгла верхний свет. Стены тут же встали на место, тени почти исчезли. Она решительно прошла через комнату, широкая фланелевая ночная рубашка, надетая с полным презрением ко времени года на дворе, развевалась сзади. Никогда еще Вэл не выглядела так грозно. Так успокоительно.
— Там, внизу, ничего нет, Боб, совсем ничего, — проговорила она, взирая на нас сверху. — Так из-за чего весь этот кавардак?
Я запахнул халат, чувствуя себя как-то не совсем одетым, и поднялся на ноги. Мы вместе посмотрели на Боба, и я с радостью заметил, что на его лицо возвращается цвет. Впрочем, здоровым Боб все равно не выглядел, совсем не выглядел.
— Помоги-ка мне, — обратился я к Вэл, и мы вместе, взяв его под мышки, подняли на ноги.
У него не осталось сил сопротивляться, и жизни тоже почти не осталось, так что мы прямо-таки заволокли его на диван.
— Когда я зашла сюда, он ползал по комнате, — объяснила Вэл, когда мы осторожно уложили тело, — выкрикивал грязные ругательства и указывал на лестницу. Я подумала, что, наверное, забрался вор, и сразу поспешила вниз.
Я всегда знал, что это мужественная женщина, но не думал, что до такой степени.
— Я проверила дверь и окна, но никаких признаков взлома. Наверное, нашего дорогого Боба разбудил какой-то страшный кошмар.
Киви все еще всхлипывала, но сумела выговорить:
— Нет, нет, он не спал. Ему захотелось пить. И он спустился.
Я был слишком потрясен, чтобы обратить внимание на ее голые бедра под короткой тонкой ночной рубашкой.
— Ты включала свет на кухне? — спросил я Вэл.
— Нет, он и так горел. И Боб прекрасно видел путь вниз. Только не могу представить, что вызвало у него всю эту истерику.
Мы с Мидж помогли Киви сесть на край дивана-кровати, Боб лежал на спине, глядя в потолок и что-то бормоча.
Согнутым пальцем я приподнял Киви подбородок и взглянул в лицо.
— Что Боб принимал вечером? Я знаю, он весь вечер был под действием гашиша, но когда все разошлись, он принял что-то посильнее, правда? — Чувствуя на себе взгляд Мидж, я рискнул оглянуться к ней и покачал головой, всеми силами оправдываясь. — Скажи, Киви, нам нужно знать, — настаивал я.
— Он... он принял немного «чайниза».
Я закрыл глаза и про себя выругался. Гаррик. Героин. Дешевый коричневый порошок со всевозможными примесями, часто со стрихнином и прочими ядами. Чертов идиот!
— Не... немного, — быстро добавила Киви. — Он только нюхнул. Хотел, чтобы и я попробовала, но меня тошнит от этого. И нос раздражает.
Боб громко застонал и скорчился на диване. Потом вдруг сел и медленно осмотрелся. Бледность еще оставалась, но это была уже не та жуткая белизна, и он уже не так судорожно трясся, как раньше, а просто дрожал.
— Это... Где я?.. — выговорил Боб.
Мидж подошла и нежно положила руку ему на затылок.
— Боб, тут нет ничего страшного, — сказала она, и ее голос был так же нежен, как и ее прикосновение.
Потребовалось время, чтобы глаза Боба сфокусировались на Мидж, и тогда его грудь вдруг расслабилась и опустилась, словно в изнеможении. Когда Боб заговорил, в его голосе слышались слезы:
— Чертово место". Нужно бежать отсюда!
— Успокойся, — сказала Мидж, и я заметил, что ее рука прижалась к затылку Боба крепче. — Здесь нечего бояться.
Что касается меня, то я злился на Боба, я был готов его вышвырнуть. Он не имел права приносить эту дрянь в наш дом, никакого права, особенно зная отношение Мидж к любым наркотикам, сильным или слабым. Мне стоило усилий, чтобы не задушить его.
— Заткнись, Боб, — сурово сказал я. — Ты нанюхался какого-то дерьма, и вот результат.
Но мне вспомнилось, что когда-то перенес я сам.
Боб вроде бы немного пришел в себя, и, видимо, тут большую роль сыграла Мидж. Она продолжала говорить, ее тон успокаивал, руки непрерывно и мягко массировали одеревеневшие мышцы его шеи и плеч.
Когда Боб снова заговорил, то уже совладал с истерикой — впрочем, еле-еле.
— Там, в кухне, было что-то...
— В коттедже, кроме нас, никого нет, — заверил его я.
— Не кто-то, а что-то! Оно поджидало меня в темноте, сидя за... Боже, эта вонь! Я до сих пор ее чую. А вы разве нет? Там что-то страшное! — Его голос снова сорвался на визг.
— Нет, Боб, — спокойно ответила Мидж. — Грэмери — это доброе место, здесь нет ничего плохого.
— Ошибаетесь. Что-то есть... что-то...
Его рот разинулся, и Боб больше не мог выговорить ни слова.
Киви снова зарыдала, и он обернулся к ней, потом ко мне, почти в отчаянии.
— Майк, я не могу, не могу здесь оставаться...
— Успокойся, — сказал я. — У тебя просто дурной кайф. Это пройдет, просто успокойся.
— Нет, никак... Эта комната... Эти стены...
Я знал, что он имеет в виду. Разве сам я не был уверен, что стены сжимаются, что в тени на них вырастает плесень? Или его галлюцинации, его сумасшествие проникли в мой разум? В этом коттедже я ни в чем не мог быть уверен.
— Нельзя же уехать среди ночи, — сказал я со всей заботливостью, которой вовсе не испытывал. — Во-первых, ты не можешь сесть за руль в таком состоянии, а во-вторых, тебе нужно успокоиться и поспать.
— Поспать? Ты что, совсем рехнулся? Поспать здесь! — Он снова начал дико озираться.
— Три часа ночи, — вмешалась нависшая над нами Вэл. — Поздновато для поездок. Мы посидим с тобой до рассвета, а потом, если захочешь, можешь уехать.
Мы все подскочили, когда Боб завопил:
— Сейчас! Я хочу сейчас!
Он задрыгал ногами, как капризный ребенок, которому не позволяют делать, что он хочет. Я схватил его и не дал слезть с дивана, положив на лопатки и навалившись всем весом. Меня встревожила пена в уголках его рта.
— Оставь его! — закричала Киви и вцепилась мне в руку. — Я сяду за руль и отвезу его домой!
— Он не в состоянии...
— Я думаю, так будет лучше всего, Майк.
Я в удивлении оглянулся на Мидж:
— Это опасно для обоих, когда Боб в таком состоянии.
— Ему станет лучше, когда он выйдет отсюда, — ответила она.
— Кто знает.
— Опаснее оставить его здесь.
В замешательстве я снова посмотрел на Боба. Теперь по его лицу текли слезы, капая на подушку.
— Пожалуй, она права, — сказала Вэл. — Я бы отправила его, Майк.
Я неуверенно ослабил хватку, но не отпустил совсем.
— Боб, выслушай меня. — Я взял его за подбородок, чтобы он смотрел на меня. — Можешь одеться, и мы посадим тебя в машину. Киви сядет за руль, хорошо? Ты меня понимаешь?
— Конечно, черт возьми, я тебя понимаю. Только дай мне встать. О Боже, я... — И снова он не смог закончить фразу.
Я слез с него и с дивана Боб сел, и Киви протиснулась мимо меня, чтобы обнять его.
— Помоги ему одеться, — сказал я ей. — Мы подождем внизу.
Мы втроем подождали, чтобы убедиться, что Боб более или менее пришел в себя, и хотя его движения оставались некоординированными и его трясло, как в ознобе, он как будто начал что-то соображать. Но мы видели, что он все еще очень испуган.
— Я сварю кофе, — тихо сказала Мидж, и они с Вэл направились к лестнице.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы вернуться в спальню и надеть джинсы и кеды, оставив халат. Я снова взглянул на Боба, прежде чем спуститься. Киви уже оделась и швыряла в дорожную сумку тряпки, а Боб медленно застегивал рубашку, его глаза испуганно шарили по комнате в опасении, что стены снова начнут сжиматься.
Мне было и жалко его, и разбирало зло. И конечно, я волновался за него. Но также здорово испугался и за нас с Мидж.
Киви помогла Бобу натянуть куртку, а я наблюдал, готовый подскочить и утихомирить его, если он вдруг снова впадет в панику: я видел, что он на грани истерики и с трудом сдерживает себя.
— Боб, — сказал я, — мне было бы спокойнее, если бы вы остались...
Он посмотрел на меня, словно это мне, а не ему, требовалось лечение, и неистовое выражение на его лице не совсем совпадало с обычным видом тех, кто находится под воздействием героина: несомненно, он смотрел на меня как во сне, но во сне кошмарном.
Внезапно Боб схватил меня за руки и через силу невнятно проговорил:
— Что это... за место?
И все.
Он так же внезапно отпустил меня, схватил Киви и потащил к двери. Впрочем, перед прихожей Боб остановился, и его подруге пришлось поддержать его, потому что он пошатнулся. Боб непрерывно качал головой, и на мгновение мне показалось, что сейчас он упадет в обморок.
— Он не хочет снова туда спускаться, — крикнула мне Киви. — Давай, выйдем там, Майк, скорее.
Я протиснулся мимо них и отпер дверь в прихожую над лестницей. Они ринулись туда, прежде чем я успел их остановить.
— Эй, там темно! Дайте мне пройти вперед — на лестнице опасно.
Но единственным ответом было лишь уханье совы откуда-то из леса.
Они были уже на верхней каменной ступеньке. Киви, закинув руку Боба себе на шею, свободной рукой опиралась о стену, а в другой держала сумку. Они шатались, рискуя упасть, и я поспешил к ним, пока они не свалились.
Взяв у Киви Боба, я закинул его руку себе на шею, крепко сжав запястье, а другой рукой обхватил за талию, и мы начали неловко спускаться. Я радовался, что счистил со ступеней мох, но все равно камень под ногами казался скользким.
Когда мои пальцы нащупали кирпичную стену самого коттеджа, она тоже показалась шелковисто-влажной.
Дважды я поскальзывался на гладких ступенях, но оба раза умудрился сохранить равновесие, прислоняя Боба к стене. Оказавшись в саду, я вздохнул с облегчением.
Когда мы проходили мимо передней двери, она открылась, осветив нам путь, и оттуда вышла Вэл, чтобы подхватить Боба с другого бока. Она помогла мне провести его по дорожке, а Киви убежала вперед, чтобы открыть машину. У калитки я обернулся и взглянул на коттедж.
В дверях виднелся черный силуэт Мидж, такой неподвижный, словно она стала частью строения. Это было странное мимолетное мгновение.
Мы свалили свою ношу в машину, Киви быстро забралась на переднее сиденье, и теперь Боб закрыл глаза. Я запихал его ноги внутрь, но, прежде чем успел выпрямиться, его глаза снова открылись и уставились прямо в мои. Досих пор мороз по коже когда я вспоминаю этот взгляд (хотя самые страшные и запоминающиеся события были у меня еще впереди), потому что я увидел в нем не только страх, но напряжение и полное отчаяние. Смотреть в эти глаза было все равно что заглядывать в глубокий темный колодец, на дне которого во мраке шевелится и извивается что-то непонятное, и тянется вверх в мольбе. Принятый в ту ночь наркотик захлопнул в его сознании какую-то дверь — что и является истинным эффектом от наркотика, — но открыл какую-то другую, ведущую к иным, более глубоким ощущениям. Что бы он ни увидел, что бы ни вообразил там, на кухне в Грэмери, это было извлечено из его собственных темных мыслей.
Я вылез и быстро захлопнул дверь, свет в салоне автоматически погас и скрыл взгляд Боба.
Я услышал, как Вэл советует Киви быть «как можно осторожнее», затем машина отъехала от обочины и быстро набрала скорость.
Я без сожаления смотрел, как красные задние огни исчезли за поворотом.
Трещина
Не думаю, что кто-либо из нас хорошо спал в ту ночь.
Мы еще немного посидели, выпили кофе, но, наверное, были слишком потрясены, чтобы обсуждать истерику Боба. Когда Вэл обрушилась на порочность и непредсказуемые результаты применения наркотиков, Мидж хранила полное молчание. Не скажу, что и я здорово поддерживал беседу — в голове у меня гудело от других мыслей.
Второй раз за ночь мы легли спать, и, оказавшись в постели, я обнял Мидж и крепко прижал к себе, но она не отвечала, словно в поведении Боба отчасти был виновен и я (и втайне я сам чувствовал себя дураком, потому что не сумел тактично предупредить его, как только до меня дошло, что происходит, хотя тогда это и был всего лишь гашиш). Но Мидж, по крайней мере, так не перепугалась, как я.
Мне было нужно прийти в себя, прежде чем рассказать ей, что, по-моему, Боб увидел в кухне, и хотелось, чтобы она была в более восприимчивом настроении — к тому времени я уже знал, что, когда дело касается Грэмери, кое-чего Мидж не желает видеть. Было тяжело долго лежать в темноте с закрытыми глазами, однако в конце концов, наверное я отключился, хотя в последующие часы раз или два просыпался, но не вставал, пока не почувствовал шевеление рядом Мидж встала, и я обрадовался утреннему свету. Мы вместе спустились по лестнице.
Вскоре появилась и одетая по-деловому Вэл, событий прошедшей ночи она не вспоминала. Она же и организовала завтрак, и я с удивлением обнаружил, что чертовски голоден, хотя Мидж к еде даже не притронулась. Завтрак прошел в гнетущей обстановке, хотя Вэл, да благословит ее Бог, старалась завести беседу на разные темы, не имеющие касательства к занимавшему всех эпизоду.
Мидж оживилась, лишь когда в открытых дверях появился Румбо, а за ним начали собираться птички, нетерпеливым щебетом требуя завтрака. Их появление ободрило ее.
Вэл с удивленной улыбкой смотрела, как Мидж раскрошила хлеб и разбросала крошки, а широкие щеки Румбо пробудили в мощной груди агента гулкий смех. Румбо вскочил на стол, сгреб с моей тарелки кожуру от ветчины и тут же принялся грызть ее, лишь временами останавливаясь, чтобы поверещать на нас. Наверное, так он пытался объяснить нам свои планы на день.
Я легонько ткнул его пальцем.
— Вчера ты не познакомился с нашими гостями. Румбо, это Вэл. Вэл, это Румбо. Он любит поесть.
— Не верится, что зверек такой ручной! — воскликнула Вэл.
— Ш-ш-ш! — предупредил я. — Не называй Румбо «зверек» — он легко обижается.
С его появления начался подъем нашего поникшего духа.
— Как же вам удалось так с ним подружиться? — Вэл положила руки на колени и покачала головой.
— Нам и стараться не пришлось, — объяснила из дверей Мидж. — Он поверил нам с самого начала. Тут все звери дружелюбны. Флора Калдиан, женщина, что владела Грэмери до нас, завоевала их доверие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43