https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkalo-shkaf/navesnoj/
"И бог создал мужчину по своему подобию. И бог
сказал, что у мужчины должно быть только одно тело, одна
голова, две руки и две ноги, на каждой руке должно быть два
сустава и одна ладонь, каждая ладонь должна оканчиваться
пятью пальцами, каждый палец должен оканчиваться плоским
ногтем..."
И дальше.
"Бог создал женщину также по подобию своему, но с
разницей, соответствующей ее полу: голос ее должен быть
выше голоса мужчины, у нее не должна расти борода, у нее
должно быть две груди..."
И так далее.
Я знал все это слово за словом, и однако вид шести
пальцев на ноге Софи ничего не вызывал в моей памяти. Я
видел ее ногу, лежащую в руке у матери. Видел, как мать в
молчании глядела на нее, затем приподняла, поцеловала и
посмотрела на меня со слезами на глазах. Я сочувствовал ее
горю - и из-за Софи, и из-за раненной ноги - но ничего
больше. Когда перевязка была окончена я с любопытством
огляделся. Их дом был намного меньше нашего, но мне он
понравился. У него был более дружеский вид. И хотя мать
Софи была расстроена, она не давала мне почувствовать, что
я единственное исключение в правильном и благопристойном
мире, как обычно делали взрослые у меня дома. Сама комната
показалась мне более приятной, хотя на стенах не было
поучительных изречений. Наоборот, в комнате было несколько
рисунков лошадей, которые мне очень понравились.
Софи уже привела себя в порядок и со смытыми
следами слез на лице проскакала на одной ноге к столу. Она
взяла меня за руку и гостеприимно спросила меня, люблю ли
я яйца.
Потом миссис Вендер велела мне подождать, пока она
отнесет девочку наверх. А через несколько минут она
вернулась и села со мною рядом. Она серьезно посмотрела
мне в глаза. Я чувствовал ее беспокойство, однако его
причина была мне не ясна. Я удивился, потому что с моей
точки зрения, не из-за чего было беспокоиться, но тяжелые
мысли не оставляли ее. Она продолжала глядеть на меня
сверкающими глазами, которые были похожи на глаза Софи,
когда та пыталась не плакать. Потом она медленно покача-
ла головой и сказала:
- Ты хороший мальчик, Дэвид. Ты был добр к Софи. Я
хочу поблагодарить тебя за это.
Я смутился и поглядел на ноги. Не помню случая,
чтобы кто-нибудь говорил мне до этого, что я хороший
мальчик. Я не знал, как встретить это утверждение.
- Тебе понравилась Софи? - Продолжала она, глядя на
меня.
- Да, - сказал я. И добавил: - я думаю, она очень хо-
рошая. Должно быть, ей было очень больно.
- Ты сможешь держать в тайне, в абсолютной тайне то,
что узнал, ради нее?
- Конечно, - согласился я, но в моем голосе было неко-
торое колебание, так как я все еще не знал, в чем заключа-
ется секрет.
- Ты... Ты видел ее ногу? - Спросила она, глядя мне
в лицо. - Ее пальцы на ноге?
- Да, - сказал я и снова кивнул.
- Вот в этом секрет, Дэвид. Никто не должен знать
об этом, кроме тебя. Ты единственный человек, который
знает об этом, за исключением ее отца и меня. И никто не
должен знать. Никто и никогда.
Последовала пауза. Голос ее умолк, но мысли не остав-
ляли ее, и эти "никто" и "никогда" продолжали звучать.
Потом беспокойство ее вновь усилилось и я неловко постарал-
ся выразить в словах то, что чувствовал.
- Никогда и никому не скажу, - заверил я ее.
- Это очень, очень важно, - настаивала она. - Как
об_яснить тебе?
Но об_яснять и не нужно было. Мне и так было ясно,
что это очень важно. Слова были гораздо менее выразительны,
чем ее лицо. Она сказала:
- Если кто-нибудь узнает, они... Они будут ужасно не-
добры к девочке, мы надеемся, что это никогда не случится.
Было похоже, что беспокойство ее превратилось во что-
то твердое, как железный прут.
- Это потому, что у нее шесть пальцев? - Спросил я.
- Да. Вот об этом-то никто не должен знать. Это
будет нашей тайной. Ты обещаешь, Дэвид?
- Обещаю. Я могу поклясться, если хотите, - предложил
я.
- Достаточно обещания, - сказала она.
Было трудно обещать держать что-то в тайне от всех,
даже от моей двоюродной сестры Розалинды. К тому же в
глубине души я был удивлен, почему это так важно? Разве
мог быть маленький палец на ноге причиной такого беспокой-
ства? Но у взрослых часто были такие странности.
Мать Софи продолжала глядеть на меня печально, но
без слов, пока я не почувствовал себя неловко. Она заметила
это и улыбнулась. У нее была добрая улыбка.
- Ну что ж, хорошо, - сказала она. - Мы сохраним это
в секрете и никогда не будем об этом говорить.
- Да, - сказал я.
Подойдя к двери, я обернулся:
- Можно мне снова придти к Софи? - Спросил я.
Она колебалась, обдумывая мой вопрос, потом сказала:
- Ладно. Но только, чтобы никто об этом не знал.
..........
До тех пор, пока я добрался до насыпи и по ее верху
пустился в обратный путь домой, монотонные воскресные
наставления не наполнялись реальностью. Но вот это внезапно
произошло. В голове моей зазвучало определение человека:
"... И каждая нога должна состоять из двух суставов и окан-
чиваться одной ступней, а каждая ступня - пятью пальцами, и
каждый палец должен иметь плоский ноготь...". И так далее,
до конца: "любое создание, которое кажется человеческим,
но не имеет этих признаков, не есть человек. Оно не мужчина
и не женщина. Оно богохульство и ненавистен его вид перед
господом".
Я был взволнован и удивлен. Богохульство, как мне
постоянно внушали, это ужасная вещь. Но в Софи не было
ничего ужасного. Это была обыкновенная девочка, может быть
более хорошая, чем остальные. Но согласно определению...
Очевидно, где-то здесь ошибка. Иметь маленький лишний
палец на ноге - ну, ладно, пусть два пальца, я подозревал,
что на второй ноге у нее тоже шесть пальцев - разве этого
достаточно, чтобы сделать ее "ненавистной перед господом"?
Много в этом мире было удивительным...
ГЛАВА 2.
Я добрался до дома обычным путем. В том месте, где
паслись обычно коровы, и насыпь с обеих сторон окружали
деревья и даже взбирались на нее, я спустился по узкой,
редко используемой, тропинке. Здесь нужно было быть осто-
рожным, и я взял в руки свой нож. Случалось, правда очень
редко, что сюда, далеко вглубь цивилизованной части Вакнука,
проникали большие хищники, кроме того, здесь можно было
наткнуться на диких кошек или собак. Однако, как и обычно,
единственными живыми существами, которых я заметил, были
маленькие зверьки, разбегающиеся при моем приближении.
Пройдя около мили, я вышел к обработанным полям.
Через три или четыре поля виднелся дом. Я крался вдоль
деревьев, укрываясь в кустах, затем, прикрываясь живыми
изгородями, пересек три поля. И оставалось еще одно. Я
остановился и огляделся. Никого не было видно, кроме
старого Якоба, медленно переваливающего во дворе навоз.
Когда он повернулся ко мне спиной, я быстро перебежал
открытый участок, влез в окно и осторожно пробрался в
свою комнату.
Нелегко описать наш дом. С тех пор, как пятьдесят
лет тому назад мой дед Элиас Тузик-Стром начал его строить,
появилось много новых комнат, помещений, пристроек. Сейчас
с одной стороны от дома находились многочисленные навесы,
кладовые, конюшни, хлева, амбары. С другой - комнаты для
умывания, сыроварня, маслодельня, помещения для сельскохо-
зяйственных рабочих. За домом с подветренной стороны
находился обширный утрамбованный земляной двор, в середине
которого была навозная яма.
Как и все дома нашего района, он стоял на прочном
фундаменте из толстых бревен, но так как это был самый
старый дом в нашем округе, то внешние стены его были час-
тично сложены из плит и камней, оставшихся от строений
древних людей, а штукатуренные плетеные стены были лишь
внутри дома.
Мой дед, по рассказам отца, был человеком крайне
добросовестным. Много позже я думал составить себе другое
представление о деде, менее красочное, но гораздо более
вероятное.
Элиас Тузик-Стром пришел с востока, от моря. Не
ясно, почему он ушел оттуда. Говорили, что его предки
были как-то связаны с Наказанием. Значительно более тесно,
чем многие другие. Сам же он говорил, что не смог жить
среди неверующих людей востока и отправился на поиски менее
извращенного и более стойкого населения. Однако, я думаю,
что просто окружающие отказались выносить его присутствие.
Как бы то ни было, он явился в Вакнук - тогда это был
неразвитый район - со всем своим добром на семи фургонах.
Было тогда ему сорок пять лет. Это был сухощавый властный
человек, борец за нравственность. Глаза его горели еванге-
лическим огнем под густыми бровями. Призывы к богу были
постоянно у него на устах, а страх перед дьяволом в сердце,
и трудно сказать, кого он, бога или дьявола, боялся больше.
Начав строить дом, он отправился в поездку и привез
невесту. Это была робкая и хорошенькая девушка с розовой
кожей и золотистыми волосами, на двадцать пять лет моложе
его. Мне рассказывали, что она бегала, как резвый теленок,
когда думала, что ее никто не видит, но когда чувствовала,
что на нее устремлены глаза мужа, вела себя робко, как
кролик.
Бедняжка! Она обнаружила, что брак сам по себе не по-
рождает любовь, она оказалась неспособной пробудить в муже
воспоминания о его собственной юности, не стала она и хо-
зяйкой его дома.
Элиас был человеком, несклонным оставлять незамеченны-
ми ничьи поступки. Он несколько лет уничтожал ее игривость
своими предостережениями, а розовый цвет кожи и золото во-
лос проповедями, в результате чего появилась седая печаль-
ная тень. Его жена тихо умерла через год после рождения
сына.
Дед Элиас никогда не сомневался, что он является об-
разцом для своих сыновей. Вера была символом моего отца, ее
принципы - его суждениями, а содержание мозга полностью
соответствовало примерам из библии "покаяния домарощинера".
В вере и отец и дед были одинаковы, разница была лишь в
проявлении: евангелический огонь не загорался в глазах мое-
го отца, его добродетель была менее криклива.
Джозеф Стром, мой отец, женился только после смерти
Элиаса и не повторил его ошибки. Он немного изменил фамилию
и нашел себе такую жену, что взгляды на жизнь у моих роди-
телей полностью совпадали. Моя мать была человеком с сильным
чувством долга и никогда не сомневалась, в чем он заключа-
ется. Таким чувством долга отличались все члены семьи, в
которой она выросла. И хотя об этом вслух у нас не говори-
ли, мне удалось узнать следующее. Оказывается, родители ма-
тери имели своими предками каких-то легендарных Кандида и
Наву. Более подробно кем были эти легендарные предки я в
то время узнать не сумел. Ясно было только, что они также
имели непосредственное отношение к Наказанию, причем чуть
ли не в большей степени, чем сам пророк дьявола Шухарт. От
них и передалось это сильное чувство долга. Правда, относи-
лось оно у членов семьи к разным убеждениям, даже к прямо
противоположным. Поэтому, когда все дети выросли, семья
распалась, и все члены ее раз_ехались в разные места. Поки-
нула родной дом и моя мать, а вскоре после этого она вышла
замуж за отца.
Наш район, а следовательно, и наш дом, как самый пер-
вый в этой местности, был назван Вакнуком, ибо когда-то,
давным-давно, это место уже называлось так древними людьми.
Предания об этом были очень смутными, возможно, что назва-
ние было и другим, но здесь несомненно имелось несколько
строений, части котороых пошли впоследствии на сооружение
дома. Была также высокая насыпь, убегающая к дальним хол-
мам, и глубокий карьер, вырытый древними людьми, которые
срезали полгоры, чтобы извлечь из нее то, что их интересо-
вало. Итак, это место называлось Вакнуком, и продолжало так
называться, но теперь это была законопослушная, покорная
богу община, насчитывающая несколько сотен больших и малых
домов.
Мой отец был очень влиятельным человеком в округе.
Когда он, в возрасте семнадцати лет, впервые выступил с
публичной проповедью в церкви, выстроенной его дедом, в
районе было не больше семидесяти семейств. Но хоть с тех
пор было много новых земель, на которых поселилось множес-
тво новых людей, он продолжал выступать с проповедями. Он
оставался самым богатым землевладельцем в округе и каждый
вечер просто и ясно об_яснял законы бога и те взгляды, ко-
торых придерживаются на небе на то или иное событие. В ус-
тановленные дни он отдавал распоряжения как бургомистр. В
остальное время он следил за тем, чтобы он сам и все, нахо-
дящиеся под его контролем, продолжали являться высоким об-
разцом добродетели всему району.
В доме, по местному обычаю, жизнь сосредотачивалась в
большой гостиной, которая одновременно служила и кухней.
Как и дом, наша гостиная была наибольшей и лучшей в вакну-
ке. Большой камин в центре был предметом гордости - не су-
етной гордости, конечно, но гордости за то, что было найде-
но достойоное применение материалам, созданным богом. Очаг
был сложен из больших каменных блоков. Дымоход из каменных
плит, он никогда не дымил и давал отличную тягу. Крыша вок-
руг трубы была выложена черепицей (наш дом был единственным
во всей округе с черепичной крышей), в то время, как крыши
других домов были покрыты соломой и постоянно угрожали
испарениями.
Моя мать следила за тем, чтобы большая комната всегда
была чистой и прибранной. Пол ее был выложен кирпичом и
искуственными материалами, тщательно подогнанными друг к
другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32