Утром Вера Корнильевна ещё сказала старшей сестре, и та положила его на в
ерхней лестничной площадке.
Правда, с того первого дня Костоглотов ей больше не дерзил. Он вежливо раз
говаривал с ней обычным городским языком, первый здоровался и даже добро
желательно улыбался. Но всегда было ощущение, что он может выкинуть что-н
ибудь странное.
И действительно, позавчера, когда она вызвала его определить группу кров
и, и приготовила пустой шприц взять у него из вены, он спустил откаченный у
же рукав и твёрдо сказал:
Ц Вера Корнильевна, я очень сожалею, но найдите способ обойтись без этой
пробы.
Ц Да почему ж, Костоглотов?
Ц Из меня уже попили кровушки, не хочу. Пусть даёт, в ком крови много.
Ц Но как вам не стыдно? Мужчина! Ц взглянула она с той природной женской
насмешкой, которой мужчине перенести невозможно.
Ц А потом что?
Ц Будет случай Ц перельём вам крови.
Ц Мне? Переливать? Избавьте! Зачем мне чужая кровь? Чужой не хочу, своей ни
капли не дам. Группу крови запишите, я по фронту знаю.
Как она его ни уговаривала Ц он не уступал, находя новые неожиданные соо
бражения. Он уверен был, что это всё лишнее.
Наконец, она просто обиделась:
Ц Вы ставите меня в какое-то глупое смешное положение. Я последний раз
Ц прошу вас.
Конечно, это была ошибка и унижение с её стороны Ц о чём, собственно, прос
ить?
Но он сразу оголил руку и протянул:
Ц Лично для вас Ц возьмите хоть три кубика, пожалуйста. Из-за того, что он
а терялась с ним, однажды произошла нескладность. Костоглотов сказал:
Ц А вы непохожи на немку. У вас, наверно, фамилия по мужу?
Ц Да, Ц вырвалось у неё.
Почему она так ответила? В то мгновение показалось обидным сказать иначе
.
Он больше ничего не спросил.
А Гангарт Ц её фамилия по отцу, по деду. Они обрусевшие немцы.
А как надо было сказать? Ц я не замужем? я замужем никогда не была?
Невозможно.


6

Прежде всего Людмила Афанасьевна повела Костоглотова в аппаратную, отк
уда только что вышла больная после сеанса. С восьми утра почти непрерывн
о работала здесь большая ставосьмидесятитысячевольтная рентгеновска
я трубка, свисающая со штатива на подвесах, а форточка была закрыта, и весь
воздух был наполнен чуть сладковатым, чуть противным рентгеновским теп
лом.
Этот разогрев, как ощущали его лёгкие (а был он не просто разогрев), станов
ился противен больным после полудюжины, после десятка сеансов, Людмила ж
е Афанасьевна привыкла к нему. За двадцать лет работы здесь, когда трубки
и совсем никакой защиты не имели (она попадала и под провод высокого напр
яжения, едва убита не была), Донцова каждый день дышала воздухом рентгено
вских кабинетов, и больше часов, чем допустимо, сидела на диагностике. И не
смотря на все экраны и перчатки, она получила на себя, наверно, больше "эр", ч
ем самые терпеливые и тяжёлые больные, только никто этих "эр" не подсчитыв
ал, не складывал.
Она спешила Ц но не только, чтоб выйти скорей, а нельзя было лишних минут
задерживать рентгеновскую установку. Показала Костоглотову лечь на тв
ёрдый топчан под трубку и открыть живот. Какой-то щекочущей прохладной к
источкой водила ему по коже, что-то очерчивая и как будто выписывая цифры.

И тут же сестре-рентгенотехнику объяснила схему квадрантов и как подвод
ить трубку на каждый квадрант. Потом велела ему перевернуться на живот и
мазала ещё на спине. Объявила:
Ц После сеанса Ц зайдёте ко мне.
И ушла. А сестра опять велела ему животом вверх и обложила первый квадран
т простынями, потом стала носить тяжёлые коврики из просвинцованной рез
ины и закрывать ими все смежные места, которые не должны были сейчас полу
чить прямого удара рентгена. Гибкие коврики приятно-тяжело облегали тел
о.
Ушла и сестра, затворила дверь, и видела его теперь только через окошечко
в толстой стене. Раздалось тихое гудение, засветились вспомогательные л
ампы, раскалилась главная трубка.
И через оставленную клетку кожи живота, а потом через прослойки и органы,
которым названия не знал сам обладатель, через туловище жабы-опухоли, че
рез желудок или кишки, через кровь, идущую по артериям и венам, через лимфу
, через клетки, через позвоночник и малые кости, и ещё через прослойки, сос
уды и кожу там, на спине, потом через настил топчана, четырехсантиметровы
е доски пола, через лаги, через засыпку и дальше, дальше, уходя в самый каме
нный фундамент или в землю, Ц полились жёсткие рентгеновские лучи, не пр
едставимые человеческому уму вздрагивающие векторы электрического и м
агнитного полей, или более понятные снаряды-кванты, разрывающие и решет
ящие всё, что попадалось им на пути.
И этот варварский расстрел крупными квантами, происходивший беззвучно
и неощутимо для расстреливаемых тканей, за двенадцать сеансов вернул Ко
стоглотову намерение жить, и вкус жизни, и аппетит, и даже весёлое настрое
ние. Со второго и третьего прострела освободясь от болей, делавших ему не
выносимым существование, он потянулся узнать и понять, как же эти прониз
ывающие снарядики могут бомбить опухоль и не трогать остального тела. Ко
стоглотов не мог вполне поддаться лечению, пока для себя не понял его иде
и и не поверил в неё.
И он постарался выведать идею рентгенотерапии от Веры Корнильевны, этой
милой женщины, обезоружившей его предвзятость и насторожённость с перв
ой встречи под лестницей, когда он решил, что пусть хоть пожарниками и мил
ицией его вытаскивают, а доброй волей он не уйдёт.
Ц Вы не бойтесь, объясните, Ц успокаивал её. Ц Я как тот сознательный бо
ец, который должен понимать боевую задачу, иначе он не воюет. Как это может
быть, чтобы рентген разрушал опухоль, а остальных тканей не трогал?
Все чувства Веры Корнильевны ещё прежде глаз выражались в её отзывчивых
лёгких губах. И колебание выразилось в них же.
(Что она могла ему рассказать об этой слепой артиллерии, с тем же удовольс
твием лупцующей по своим, как и по чужим?)
Ц Ох, не полагается... Ну, хорошо. Рентген, конечно, разрушает все подряд. То
лько нормальные ткани быстро восстанавливаются, а опухолевые нет.
Правду ли, неправду ли сказала, но Костоглотову это понравилось.
Ц О! На таких условиях я играю. Спасибо. Теперь буду выздоравливать!
И, действительно, выздоравливал. Охотно ложился под рентген и во время се
анса ещё особо внушал клеткам опухоли, что они Ц разрушаются, что им Ц ха
на.
А то и вовсе думал под рентгеном о чём попало, даже дремал.
Сейчас вот он обошёл глазами многие висящие шланги и провода и хотел для
себя объяснить, зачем их столько, и если есть тут охлаждение, то водяное ил
и масляное. Но мысль его на этом не задержалась и ничего он себе не объясни
л.
Он думал, оказывается, о Вере Гангарт. Он думал, что вот такая милая женщин
а никогда не появится у них в Уш-Тереке. И все такие женщины обязательно з
амужем. Впрочем, помня этого мужа в скобках, он думал о ней вне этого мужа. О
н думал, как приятно было бы поболтать с ней не мельком, а долго-долго, хоть
бы вот походить по двору клиники. Иногда напугать её резкостью суждения
Ц она забавно теряется. Милость её всякий раз светит в улыбке как солныш
ко, когда она только попадётся в коридоре навстречу или войдёт в палату. О
на не по профессии добра, она просто добра. И Ц губы...
Трубка зудела с лёгким призвоном.
Он думал о Вере Гангарт, но думал и о Зое. Оказалось, что самое сильное впеч
атление от вчерашнего вечера, выплывшее и с утра, было от её дружно подобр
анных грудей, составлявших как бы полочку, почти горизонтальную. Во врем
я вчерашней болтовни лежала на столе около них большая и довольно тяжёла
я линейка для расчерчивания ведомостей Ц не фанерная линейка, а из стру
га ной досочки. И весь вечер у Костоглотова был соблазн Ц взять эту линей
ку и положить на полочку её грудей Ц проверить: соскользнёт или не соско
льзнёт. Ему казалось, что Ц не соскользнёт.
Ещё он с благодарностью думал о том тяжёлом просвинцованном коврике, кот
орый кладут ему ниже живота. Этот коврик давил на него и радостно подтвер
ждал: "Защищу, не бойся!"
А может быть, нет? А может, он недостаточно толст? А может, его не совсем акку
ратно кладут?
Впрочем, за эти двенадцать дней Костоглотов не просто вернулся к жизни
Ц к еде, движению и весёлому настроению. За эти двенадцать дней он вернул
ся и к ощущению, самому красному в жизни, но которое за последние месяцы в
болях совсем потерял. И, значит, свинец держал оборону!
А всё-таки надо было выскакивать из клиники, пока цел.
Он и не заметил, как прекратилось жужжание, и стали остывать розовые нити.
Вошла сестра, стала снимать с него щитки и простыни. Он спустил ноги с топч
ана и тут хорошо увидел на своём животе фиолетовые клетки и цифры.
Ц А как же мыться?
Ц Только с разрешения врачей.
Ц Удобненькое устройство. Так это что мне Ц на месяц заготовили?
Он пошёл к Донцовой. Та сидела в комнате короткофокусных аппаратов и смо
трела на просвет большие рентгеновские плёнки. Оба аппарата были выключ
ены, обе форточки открыты, и больше не было никого.
Ц Садитесь, Ц сказала Донцова сухо.
Он сел.
Она ещё продолжала сравнивать две рентгенограммы.
Хотя Костоглотов с ней и спорил, но всё это была его оборона против излише
ств медицины, разработанных в инструкции. А сама Людмила Афанасьевна выз
ывала у него доверие Ц не только мужской решительностью, чёткими команд
ами в темноте у экрана, и возрастом, и безусловной преданностью работе од
ной, но больше всего тем, как она с первого дня уверенно щупала контур опух
оли и шла точно-точно по нему. О правильности прощупа ему говорила сама оп
ухоль, которая тоже что-то чувствовала. Только больной может оценить, вер
но ли врач понимает опухоль пальцами. Донцова так щупала его опухоль, что
ей и рентген был не нужен.
Отложив рентгенограммы и сняв очки, она сказала:
Ц Костоглотов. В вашей истории болезни существенный пробел. Нам нужна т
очная уверенность в природе вашей первичной опухоли. Ц Когда Донцова п
ереходила на медицинскую речь, её манера говорить очень убыстрялась: дли
нные фразы и термины проскакивали одним дыханием. Ц То, что вы рассказыв
аете об операции в позапрошлом году, и положение нынешнего метастаза схо
дятся к нашему диагнозу. Но всё-таки не исключаются и другие возможности.
А это нам затрудняет лечение. Взять пробу сейчас из вашего метастаза, как
вы понимаете, невозможно.
Ц Слава Богу. Я бы и не дал.
Ц Я всё-таки не понимаю Ц почему мы не можем получить стёкол с первичны
м препаратом. Вы-то сами вполне уверены, что гистологический анализ был?

Ц Да, уверен.
Ц Но почему в таком случае вам не объявили результата? Ц строчила она с
короговоркой делового человека. О некоторых словах надо было догадыват
ься.
А вот Костоглотов торопиться отвык:
Ц Результата? Такие у нас были бурные события, Людмила Афанасьевна, така
я обстановочка, что, честное слово... Просто стыдно было о моей биопсии спр
ашивать. Тут головы летели. Да я и не понимал, зачем биопсия. Ц Костоглото
в любил, разговаривая с врачами, употреблять их термины.
Ц Вы не понимали, конечно. Но врачи-то должны были понять, что этим не игра
ют.
Ц Вра-чи?
Он посмотрел на сединку, которую она не прятала и не закрашивала, охватил
собранное деловое выражение её несколько скуластого лица.
Как идёт жизнь, что вот сидит перед ним его соотечественница, современни
ца и доброжелатель Ц и на общем их родном русском языке он не может объяс
нить ей самых простых вещей. Слишком издалека начинать надо, что ли. Или сл
ишком рано оборвать.
Ц И врачи, Людмила Афанасьевна, ничего поделать не могли. Первый хирург,
украинец, который назначил мне операцию и подготовил меня к ней, был взят
на этап в самую ночь под операцию.
Ц И что же?
Ц Как что? Увезли.
Ц Но позвольте, когда его предупредили, он мог... Костоглотов рассмеялся
откровеннее.
Ц Об этапе никто не предупреждает, Людмила Афанасьевна. В том-то и смысл,
чтобы выдернуть человека внезапно.
Донцова нахмурилась крупным лбом. Костоглотов говорил какую-то несообр
азицу.
Ц Но если у него был операционный больной?...
Ц Ха! Там принесли ещё почище меня. Один литовец проглотил алюминиевую л
ожку, столовую.
Ц Как это может быть?!
Ц Нарочно. Чтоб уйти из одиночки. Он же не знал, что хирурга увозят.
Ц Ну, а... потом? Ведь ваша опухоль быстро росла?
Ц Да, прямо-таки от утра до вечера, серьёзно... Потом дней через пять приве
зли с другого лагпункта другого хирурга, немца, Карла Фёдоровича. Во-от... Н
у, он осмотрелся на новом месте и ещё через денёк сделал мне операцию. Но н
икаких этих слов: "злокачественная опухоль", "метастазы" Ц никто мне не го
ворил. Я их и не знал.
Ц Но биопсию он послал?
Ц Я тогда ничего не знал, никакой биопсии. Я лежал после операции, на мне
Ц мешочки с песком. К концу недели стал учиться спускать ногу с кровати, с
тоять Ц вдруг собирают из лагеря ещё этап, человек семьсот, называется "б
унтарей". И в этот этап попадает мой смирнейший Карл Фёдорович. Его взяли и
з жилою барака, не дали обойти больных последний раз.
Ц Дикость какая!
Ц Да это ещё не дикость. Ц Костоглотов оживился больше обычного. Ц При
бежал мой дружок, шепнул, что я тоже в списке на тот этап, начальница санча
сти мадам Дубинская дала согласие. Дала согласие, зная, что я ходить не мог
у, что у меня швы не сняты, вот сволочь!... Простите... Ну, я твёрдо решил: ехать в
телячьих вагонах с неснятыми швами Ц загноится, это смерть. Сейчас за мн
ой придут, скажу: стреляйте тут, на койке, никуда не поеду. Твёрдо! Но за мной
не пришли. Не потому, что смиловалась мадам Дубинская, она ещё удивлялась
, что меня не отправили. А разобрались в учётно-распределительной части: с
року мне оставалось меньше года. Но я отвлёкся... Так вот я подошёл к окну и с
мотрю. За штакетником больницы Ц линейка, метров двадцать от меня, и на не
ё уже готовых с вещами сгоняют на этап.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11