https://wodolei.ru/catalog/accessories/
Было очень жалко себя. Одного маленького толчка не хватало, чтоб
выступили слёзы.
И толчок этот не упустил добавить Ефрем. Он и в темноте не унялся и рассказ
ывал Ахмаджану по соседству идиотскую сказку:
Ц А зачем человеку жить сто лет? И не надо. Это дело было вот как. Раздавал,
ну, Аллах жизнь и всем зверям давал по пятьдесят лет, хватит. А человек при
шёл последний, и у Аллаха осталось только двадцать пять.
Ц Четвертная, значит? Ц спросил Ахмаджан.
Ц Ну да. И стал обижаться человек: мало! Аллах говорит: хватит. А человек: м
ало! Ну, тогда, мол, пойди сам спроси, может у кого лишнее, отдаст. Пошёл чело
век, встречает лошадь. "Слушай, Ц говорит, Ц мне жизни мало. Уступи от себ
я". Ц "Ну, на, возьми двадцать пять". Пошёл дальше, навстречу собака. "Слушай,
собака, уступи жизни!" "Да возьми двадцать пять!" Пошёл дальше. Обезьяна. Вып
росил и у неё двадцать пять. Вернулся к Аллаху. Тот и говорит: "Как хочешь, са
м ты решил. Первые двадцать пять лет будешь жить как человек. Вторые двадц
ать пять будешь работать как лошадь. Третьи двадцать пять будешь гавкать
как собака. И ещё двадцать пять над тобой, как над обезьяной, смеяться буд
ут..."
3
Хотя Зоя была толкова, проворна и очень быстро сновала по своему этажу от
стола к кроватям и снова к столу, она увидела, что не успевает выполнить к
отбою всех назначений. Тогда она подогнала, чтоб кончить и погасить в муж
ской палате и в малой женской. В большой же женской Ц огромной, где стояло
больше тридцати коек, женщины никогда не угоманивались вовремя, гаси им
свет или не гаси. Многие там лежали подолгу, утомились от больницы, сон у н
их был плох, душно, постоянно шёл спор Ц держать ли балконную дверь откры
той или закрытой. А было и несколько изощрённых любительниц поговорить и
з угла в угол. До полуночи и до часу ночи тут все обсуждали то цены, то проду
кты, то мебель, то детей, то мужей, то соседок Ц и до самых бесстыжих разгов
оров.
А сегодня там ещё мыла пол санитарка Нэлля Ц крутозадая горластая девка
с большими бровями и большими губами. Она давно уже начала, но никак не мо
гла кончить, встревая в каждый разговор. Между тем ждал своей ванночки Си
бгатов, чья кровать стояла в вестибюле перед входом в мужскую палату. Из-з
а этих вечерних ванночек, а также стесняясь дурного запаха от своей спин
ы, Сибгатов добровольно оставался лежать в вестибюле, хотя он был здесь и
здавнее всех старожилов Ц уж будто и не больной, а на постоянной службе.
Быстро мелькая по женской палате, Зоя сделала Нэлле одно замечание и вто
рое, но Нэлля только огрызнулась, а подвигалась медленно. Она была не моло
же Зои и считала обидой подчиняться девченке. Зоя пришла сегодня на рабо
ту в праздничном настроении, но это сопротивление санитарки раздражало
её. Вообще Зоя считала, что всякий человек имеет право на свою долю свобод
ы и, приходя на работу, тоже не обязательно должен выложиться до изнемоги,
но где-то была разумная мера, а тем более находясь при больных.
Наконец, и Зоя все раздала и кончила, и Нэлля дотёрла пол, потушили свет у ж
енщин, потушили и в вестибюле верхний, был уже двенадцатый час, когда Нэлл
я развела тёплый раствор на первом этаже и оттуда принесла Сибгатову в е
го постоянном тазике.
Ц О-о-ой, уморилась, Ц громко зевнула она. Ц Закачусь я минуток на трист
а. Слушай, больной, ты ведь целый час будешь сидеть, тебя не дождёшься. Ты по
том сам снеси тазик вниз, вылей, а?
(В этом крепком старом здании с просторными вестибюлями не было наверху
слива).
Каким Шараф Сибгатов был раньше Ц уж теперь нельзя было догадаться, не п
о чему судить: страдание его было такое долгое, что от прежней жизни уже ка
к бы ничего и не осталось. Но после трёх лет непрерывной гнетучей болезни
этот молодой татарин был самый кроткий, самый вежливый человек во всей к
линике. Он часто слабо-слабо улыбался, как бы извиняясь за долгие хлопоты
с собой. За свои четырёхЦ и шестимесячные лежанья он тут знал всех враче
й, сестёр и санитарок как своих, и они его знали. А Нэлля была новенькая, нес
колько недель.
Ц Мне тяжело будет, Ц тихо возразил Сибгатов. Ц Если куда отлить, я бы п
о частям отнёс.
Но Зоин стол был близко, она слышала, и прискочила:
Ц Как тебе не стыдно! Ему спину искривлять нельзя, так он тебе таз понесё
т, да?
Она это всё как бы выкрикнула, но полушёпотом, никому кроме них троих не сл
ышно. А Нэлля спокойно отозвалась, но на весь второй этаж:
Ц А чего стыдно? Я тоже как сучка затомилась.
Ц Ты на дежурстве! Тебе деньги платят! Ц ещё приглушенней возмущалась З
оя.
Ц Хой! Платят! Разве эт деньги? Я на текстильном и то больше заработаю.
Ц Тш-ш! Тише ты можешь?
Ц 0-о-ой, Ц вздохнула-простонала на весь вестибюль ширококудрая Нэлля.
Ц Милая подружка подушка! Спать-то как хочется-а... Ту ночь с шоферянами пр
огуляла... Ну ладно, больной, ты тазик потом подсунь под кровать, я утром вын
есу.
Глубоко-затяжно зевнув, не покрывая рта, в конце зевка сказала Зое:
Ц Тут я, в заседаниях буду, на диванчике.
И, не дожидаясь разрешения, пошла к угловой двери Ц там была с мягкой мебе
лью комната врачебных заседаний и пятиминуток.
Она оставляла ещё многую недоделанную работу, невычищенные плевательн
ицы, и в вестибюле можно было помыть пол, но Зоя посмотрела ей в широкую сп
ину и сдержалась. Не так давно и сама она работала, но начинала понимать эт
от досадный принцип: кто не тянет, с того и не спросишь, а кто тянет Ц и за д
воих потянет. Завтра с утра заступит Елизавета Анатольевна, она вычистит
и вымоет за Нэллю и за себя.
Теперь, когда Сибгатова оставили одного, он обнажил крестец, в неудобном
положении опустился в тазик на полу около кровати Ц и так сидел, очень ти
хо. Ото всякого неосторожного движения ему было больно в кости, но ещё быв
ало паляще больно и от касания к повреждённому месту, даже от постоянног
о касания бельём. Что там у него сзади, он не видел никогда, только иногда н
ащупывал пальцами. В позапрошлом году в эту клинику его внесли на носилк
ах Ц он не мог вставать и ногами двигать. Его смотрели тогда многие докто
ра, но лечила всё время Людмила Афанасьевна. И за четыре месяца боль совсе
м прошла! Ц он свободно ходил, наклонялся и ни на что не жаловался. При вып
иске он руки целовал Людмиле Афанасьевне, а она его только предупреждала
: "Будь осторожен, Шараф! Не прыгай, не ударяйся!" Но на такую работу его не вз
яли, а пришлось опять экспедитором. Экспедитору Ц как не прыгать из кузо
ва на землю? Как не помочь грузчику и шофёру? Но всё было ничего до одного с
лучая Ц покатилась с машины бочка и ударила Шарафа как раз в больное мес
то. И на месте удара загноилась рана. Она не заживала. И с тех пор Сибгатов с
тал как цепью прикован к раковому диспансеру.
С непроходящим чувством досады Зоя села за стол и ещё раз проверяла, все л
и процедуры исполнила, дочёркивая расплывающимися чернильными чёрточк
ами по дурной бумаге уже расплывшиеся чернильные строки. Писать рапорт б
ыло бесполезно. Да и не в натуре Зои. Надо бы самой справиться, но именно с Н
эллей она справиться не умела. Поспать Ц ничего плохого нет. При хорошей
санитарке Зоя и сама бы полночи поспала. А теперь надо сидеть.
Она смотрела в свою бумажку, но слышала, как подошёл мужчина и стал рядом.
Зоя подняла голову. Стоял Костоглотов Ц неукладистый, с недочесанной уг
ольной головой, большие руки почти не влезали в боковые маленькие карман
чики больничной куртки.
Ц Давно пора спать, Ц вменила Зоя. Ц Что расхаживаете?
Ц Добрый вечер, Зоенька, Ц выговорил Костоглотов, как мог мягче, даже на
растяг.
Ц Спокойной ночи, Ц летуче улыбнулась она. Ц Добрый вечер был, когда я з
а вами с термометром бегала.
Ц То на службе было, не укоряйте. А сейчас я к вам в гости пришёл.
Ц Вот как? Ц (Это уж там само получалось, что подбрасывались ресницы или
широко открывались глаза, она этого не обдумывала). Ц Почему вы думаете,
что я принимаю гостей?
Ц А потому что по ночным дежурствам вы всегда зубрили, а сегодня учебник
ов не вижу. Сдали последний?
Ц Наблюдательны. Сдала.
Ц И что получили? Впрочем, это неважно.
Ц Впрочем, всё-таки четвёрку. А почему неважно?
Ц Я подумал: может быть тройку, и вам неприятно говорить. И теперь канику
лы?
Она мигнула с весёлым выражением лёгкости. Мигнула Ц и прониклась: чего
она, в самом деле, расстроилась? Две недели каникул, блаженство! Кроме клин
ики Ц больше никуда! Сколько свободного времени! И на дежурствах Ц можн
о книжечку почитать, можно вот поболтать.
Ц Значит, я правильно пришёл в гости?
Ц Ну, садитесь.
Ц Скажите, Зоя, но ведь каникулы, если я не забыл, раньше начинались 25-го ян
варя.
Ц Так мы осенью на хлопке были. Это каждый год.
Ц И сколько ж вам лет осталось учиться?
Ц Полтора.
Ц А куда вас могут назначить? Она пожала кругленькими плечами.
Ц Родина необъятна.
Глаза её с выкатком, даже когда она смотрела спокойно, как будто под векам
и не помещались, просились наружу.
Ц Но здесь не оставят?
Ц Не-ет, конечно.
Ц И как же вы семью бросите?
Ц Какую семью? У меня бабушка одна. Бабушку Ц с собой.
Ц А папа-мама? Зоя вздохнула.
Ц Мама моя умерла.
Костоглотов посмотрел на неё и об отце не спросил.
Ц А вообще, вы Ц здешняя?
Ц Нет, из Смоленска.
Ц Во-о! И давно оттуда?
Ц В эвакуацию, когда ж.
Ц Это вам было... лет девять?
Ц Ага. Два класса там кончила... А потом здесь с бабушкой застряли.
Зоя потянулась к большой хозяйственной ярко-оранжевой сумке на полу у с
тены, достала оттуда зеркальце, сняла врачебную шапочку, чуть всклочила
стянутые шапочкой волосы и начесала из них редкую, лёгкой дугой подстриж
енную золотенькую чёлку.
Золотой отблик отразился и на жёсткое лицо Костоглотова. Он смягчился и
следил за ней с удовольствием.
Ц А ваша где бабушка? -пошутила Зоя, кончая с зеркальцем.
Ц Моя бабушка, Ц вполне серьёзно принял Костоглотов, Ц и мама моя... уме
рли в блокаду.
Ц Ленинградскую?
Ц У-гм. И сестрёнку снарядом убило. Тоже была медсестрой. Козявка ещё.
Ц Да-а, Ц вздохнула Зоя. Ц Сколько погибло в блокаду! Проклятый Гитлер!
Костоглотов усмехнулся:
Ц Что Гитлер Ц проклятый, это не требует повторных доказательств. Но вс
ё же ленинградскую блокаду я на него одного не списываю.
Ц Как?! Почему?
Ц Ну, как! Гитлер и шёл нас уничтожать. Неужели ждали, что он приотворит ка
литочку и предложит блокадным: выходите по одному, не толпитесь? Он воева
л, он враг. А в блокаде виноват некто другой.
Ц Кто же?? Ц прошептала поражённая Зоя. Ничего подобного она не слышала
и не предполагала. Костоглотов собрал чёрные брови.
Ц Ну, скажем, тот или те, кто были готовы к войне, даже если бы с Гитлером об
ъединились Англия, Франция и Америка. Кто получал зарплату десятки лет и
предусмотрел угловое положение Ленинграда и его оборону. Кто оценил сте
пень будущих бомбардировок и догадался спрятать продовольственные скл
ады под землю. Они-то и задушили мою мать Ц вместе с Гитлером.
Просто это было, но как-то очень уж ново.
Сибгатов тихо сидел в своей ванночке позади них, в углу.
Ц Но тогда...? тогда их надо... судить? Ц шёпотом предположила Зоя.
Ц Не знаю. Ц Костоглотов скривил губы, и без того угловатые. Ц Не знаю.
Зоя не надевала больше шапочки. Верхняя пуговица её халата была расстёгн
ута, и виднелся ворот платья иззолота-серый.
Ц Зоенька. А ведь я к вам отчасти и по делу.
Ц Ах, вот как! Ц прыгнули её ресницы. Ц Тогда, пожалуйста, в дневное дежу
рство. А сейчас Ц спать! Вы просились Ц в гости?
Ц Я Ц и в гости. Но пока вы ещё не испортились, не стали окончательным вра
чом Ц протяните мне человеческую руку.
Ц А врачи не протягивают?
Ц Ну, у них и рука не такая... Да и не протягивают. Зоенька, я всю жизнь отлича
лся тем, что не любил быть мартышкой. Меня здесь лечат, но ничего не объясн
яют. Я так не могу. Я у вас видел книгу Ц "Патологическая анатомия". Так ведь
?
Ц Так.
Ц Это и есть об опухолях, да?
Ц Да.
Ц Так вот будьте человеком Ц принесите мне её! Я должен её полистать и к
ое-что сообразить. Для себя. Зоя скруглила губы и покачала головой:
Ц Но больным читать медицинские книги противопоказано. Даже вот когда
мы, студенты, изучаем какую-нибудь болезнь, нам всегда кажется...
Ц Это кому-нибудь другому противопоказано, но не мне! Ц прихлопнул Кос
тоглотов по столу большой лапой. Ц Я уже в жизни пуган-перепуган и отпуг
ался. Мне в областной больнице хирург-кореец, который диагноз ставил, вот
под Новый год, тоже объяснять не хотел, а я ему Ц "говорите!" "У нас, мол, так н
е положено!" "Говорите, я отвечаю! Я семейными делами должен распорядиться
!" Ну, и он мне лепанул: "Три недели проживёте, больше не ручаюсь!"
Ц Какое ж он имел право!...
Ц Молодец! Человек! Я ему руку пожал. Я знать должен! Да если я полгода до э
того мучился, а последний месяц не мог уже ни лежать, ни сидеть, ни стоять, ч
тобы не болело, в сутки спал несколько минут Ц так я уже что-то ведь перед
умал! За эту осень я на себе узнал, что человек может переступить черту сме
рти, ещё когда тело его не умерло. Ещё что-то там в тебе кровообращается ил
и пищеварится Ц а ты уже, психологически, прошёл всю подготовку к смерти.
И пережил саму смерть. Всё, что видишь вокруг, видишь уже как бы из гроба, бе
сстрастно. Хотя ты не причислял себя к христианам и даже иногда напротив,
а тут вдруг замечаешь, что ты таки уже простил всем обижавшим тебя и не име
ешь зла к гнавшим тебя. Тебе уже просто все и все безразличны, ничего не по
рываешься исправить, ничего не жаль. Я бы даже сказал: очень равновесное с
остояние, естественное. Теперь меня вывели из него, но я не знаю Ц радоват
ься ли. Вернутся все страсти Ц и плохие, и хорошие.
Ц Да уж чего задаётесь! Ещё бы не радоваться! Когда вы сюда поступили... Ско
лько это дней?...
Ц Двенадцать.
Ц И вот тут, в вестибюле, на диванчике крутились Ц на вас смотреть было с
трашно, лицо покойницкое, не ели ничего, температура тридцать восемь и ут
ром, и вечером, Ц а сейчас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
выступили слёзы.
И толчок этот не упустил добавить Ефрем. Он и в темноте не унялся и рассказ
ывал Ахмаджану по соседству идиотскую сказку:
Ц А зачем человеку жить сто лет? И не надо. Это дело было вот как. Раздавал,
ну, Аллах жизнь и всем зверям давал по пятьдесят лет, хватит. А человек при
шёл последний, и у Аллаха осталось только двадцать пять.
Ц Четвертная, значит? Ц спросил Ахмаджан.
Ц Ну да. И стал обижаться человек: мало! Аллах говорит: хватит. А человек: м
ало! Ну, тогда, мол, пойди сам спроси, может у кого лишнее, отдаст. Пошёл чело
век, встречает лошадь. "Слушай, Ц говорит, Ц мне жизни мало. Уступи от себ
я". Ц "Ну, на, возьми двадцать пять". Пошёл дальше, навстречу собака. "Слушай,
собака, уступи жизни!" "Да возьми двадцать пять!" Пошёл дальше. Обезьяна. Вып
росил и у неё двадцать пять. Вернулся к Аллаху. Тот и говорит: "Как хочешь, са
м ты решил. Первые двадцать пять лет будешь жить как человек. Вторые двадц
ать пять будешь работать как лошадь. Третьи двадцать пять будешь гавкать
как собака. И ещё двадцать пять над тобой, как над обезьяной, смеяться буд
ут..."
3
Хотя Зоя была толкова, проворна и очень быстро сновала по своему этажу от
стола к кроватям и снова к столу, она увидела, что не успевает выполнить к
отбою всех назначений. Тогда она подогнала, чтоб кончить и погасить в муж
ской палате и в малой женской. В большой же женской Ц огромной, где стояло
больше тридцати коек, женщины никогда не угоманивались вовремя, гаси им
свет или не гаси. Многие там лежали подолгу, утомились от больницы, сон у н
их был плох, душно, постоянно шёл спор Ц держать ли балконную дверь откры
той или закрытой. А было и несколько изощрённых любительниц поговорить и
з угла в угол. До полуночи и до часу ночи тут все обсуждали то цены, то проду
кты, то мебель, то детей, то мужей, то соседок Ц и до самых бесстыжих разгов
оров.
А сегодня там ещё мыла пол санитарка Нэлля Ц крутозадая горластая девка
с большими бровями и большими губами. Она давно уже начала, но никак не мо
гла кончить, встревая в каждый разговор. Между тем ждал своей ванночки Си
бгатов, чья кровать стояла в вестибюле перед входом в мужскую палату. Из-з
а этих вечерних ванночек, а также стесняясь дурного запаха от своей спин
ы, Сибгатов добровольно оставался лежать в вестибюле, хотя он был здесь и
здавнее всех старожилов Ц уж будто и не больной, а на постоянной службе.
Быстро мелькая по женской палате, Зоя сделала Нэлле одно замечание и вто
рое, но Нэлля только огрызнулась, а подвигалась медленно. Она была не моло
же Зои и считала обидой подчиняться девченке. Зоя пришла сегодня на рабо
ту в праздничном настроении, но это сопротивление санитарки раздражало
её. Вообще Зоя считала, что всякий человек имеет право на свою долю свобод
ы и, приходя на работу, тоже не обязательно должен выложиться до изнемоги,
но где-то была разумная мера, а тем более находясь при больных.
Наконец, и Зоя все раздала и кончила, и Нэлля дотёрла пол, потушили свет у ж
енщин, потушили и в вестибюле верхний, был уже двенадцатый час, когда Нэлл
я развела тёплый раствор на первом этаже и оттуда принесла Сибгатову в е
го постоянном тазике.
Ц О-о-ой, уморилась, Ц громко зевнула она. Ц Закачусь я минуток на трист
а. Слушай, больной, ты ведь целый час будешь сидеть, тебя не дождёшься. Ты по
том сам снеси тазик вниз, вылей, а?
(В этом крепком старом здании с просторными вестибюлями не было наверху
слива).
Каким Шараф Сибгатов был раньше Ц уж теперь нельзя было догадаться, не п
о чему судить: страдание его было такое долгое, что от прежней жизни уже ка
к бы ничего и не осталось. Но после трёх лет непрерывной гнетучей болезни
этот молодой татарин был самый кроткий, самый вежливый человек во всей к
линике. Он часто слабо-слабо улыбался, как бы извиняясь за долгие хлопоты
с собой. За свои четырёхЦ и шестимесячные лежанья он тут знал всех враче
й, сестёр и санитарок как своих, и они его знали. А Нэлля была новенькая, нес
колько недель.
Ц Мне тяжело будет, Ц тихо возразил Сибгатов. Ц Если куда отлить, я бы п
о частям отнёс.
Но Зоин стол был близко, она слышала, и прискочила:
Ц Как тебе не стыдно! Ему спину искривлять нельзя, так он тебе таз понесё
т, да?
Она это всё как бы выкрикнула, но полушёпотом, никому кроме них троих не сл
ышно. А Нэлля спокойно отозвалась, но на весь второй этаж:
Ц А чего стыдно? Я тоже как сучка затомилась.
Ц Ты на дежурстве! Тебе деньги платят! Ц ещё приглушенней возмущалась З
оя.
Ц Хой! Платят! Разве эт деньги? Я на текстильном и то больше заработаю.
Ц Тш-ш! Тише ты можешь?
Ц 0-о-ой, Ц вздохнула-простонала на весь вестибюль ширококудрая Нэлля.
Ц Милая подружка подушка! Спать-то как хочется-а... Ту ночь с шоферянами пр
огуляла... Ну ладно, больной, ты тазик потом подсунь под кровать, я утром вын
есу.
Глубоко-затяжно зевнув, не покрывая рта, в конце зевка сказала Зое:
Ц Тут я, в заседаниях буду, на диванчике.
И, не дожидаясь разрешения, пошла к угловой двери Ц там была с мягкой мебе
лью комната врачебных заседаний и пятиминуток.
Она оставляла ещё многую недоделанную работу, невычищенные плевательн
ицы, и в вестибюле можно было помыть пол, но Зоя посмотрела ей в широкую сп
ину и сдержалась. Не так давно и сама она работала, но начинала понимать эт
от досадный принцип: кто не тянет, с того и не спросишь, а кто тянет Ц и за д
воих потянет. Завтра с утра заступит Елизавета Анатольевна, она вычистит
и вымоет за Нэллю и за себя.
Теперь, когда Сибгатова оставили одного, он обнажил крестец, в неудобном
положении опустился в тазик на полу около кровати Ц и так сидел, очень ти
хо. Ото всякого неосторожного движения ему было больно в кости, но ещё быв
ало паляще больно и от касания к повреждённому месту, даже от постоянног
о касания бельём. Что там у него сзади, он не видел никогда, только иногда н
ащупывал пальцами. В позапрошлом году в эту клинику его внесли на носилк
ах Ц он не мог вставать и ногами двигать. Его смотрели тогда многие докто
ра, но лечила всё время Людмила Афанасьевна. И за четыре месяца боль совсе
м прошла! Ц он свободно ходил, наклонялся и ни на что не жаловался. При вып
иске он руки целовал Людмиле Афанасьевне, а она его только предупреждала
: "Будь осторожен, Шараф! Не прыгай, не ударяйся!" Но на такую работу его не вз
яли, а пришлось опять экспедитором. Экспедитору Ц как не прыгать из кузо
ва на землю? Как не помочь грузчику и шофёру? Но всё было ничего до одного с
лучая Ц покатилась с машины бочка и ударила Шарафа как раз в больное мес
то. И на месте удара загноилась рана. Она не заживала. И с тех пор Сибгатов с
тал как цепью прикован к раковому диспансеру.
С непроходящим чувством досады Зоя села за стол и ещё раз проверяла, все л
и процедуры исполнила, дочёркивая расплывающимися чернильными чёрточк
ами по дурной бумаге уже расплывшиеся чернильные строки. Писать рапорт б
ыло бесполезно. Да и не в натуре Зои. Надо бы самой справиться, но именно с Н
эллей она справиться не умела. Поспать Ц ничего плохого нет. При хорошей
санитарке Зоя и сама бы полночи поспала. А теперь надо сидеть.
Она смотрела в свою бумажку, но слышала, как подошёл мужчина и стал рядом.
Зоя подняла голову. Стоял Костоглотов Ц неукладистый, с недочесанной уг
ольной головой, большие руки почти не влезали в боковые маленькие карман
чики больничной куртки.
Ц Давно пора спать, Ц вменила Зоя. Ц Что расхаживаете?
Ц Добрый вечер, Зоенька, Ц выговорил Костоглотов, как мог мягче, даже на
растяг.
Ц Спокойной ночи, Ц летуче улыбнулась она. Ц Добрый вечер был, когда я з
а вами с термометром бегала.
Ц То на службе было, не укоряйте. А сейчас я к вам в гости пришёл.
Ц Вот как? Ц (Это уж там само получалось, что подбрасывались ресницы или
широко открывались глаза, она этого не обдумывала). Ц Почему вы думаете,
что я принимаю гостей?
Ц А потому что по ночным дежурствам вы всегда зубрили, а сегодня учебник
ов не вижу. Сдали последний?
Ц Наблюдательны. Сдала.
Ц И что получили? Впрочем, это неважно.
Ц Впрочем, всё-таки четвёрку. А почему неважно?
Ц Я подумал: может быть тройку, и вам неприятно говорить. И теперь канику
лы?
Она мигнула с весёлым выражением лёгкости. Мигнула Ц и прониклась: чего
она, в самом деле, расстроилась? Две недели каникул, блаженство! Кроме клин
ики Ц больше никуда! Сколько свободного времени! И на дежурствах Ц можн
о книжечку почитать, можно вот поболтать.
Ц Значит, я правильно пришёл в гости?
Ц Ну, садитесь.
Ц Скажите, Зоя, но ведь каникулы, если я не забыл, раньше начинались 25-го ян
варя.
Ц Так мы осенью на хлопке были. Это каждый год.
Ц И сколько ж вам лет осталось учиться?
Ц Полтора.
Ц А куда вас могут назначить? Она пожала кругленькими плечами.
Ц Родина необъятна.
Глаза её с выкатком, даже когда она смотрела спокойно, как будто под векам
и не помещались, просились наружу.
Ц Но здесь не оставят?
Ц Не-ет, конечно.
Ц И как же вы семью бросите?
Ц Какую семью? У меня бабушка одна. Бабушку Ц с собой.
Ц А папа-мама? Зоя вздохнула.
Ц Мама моя умерла.
Костоглотов посмотрел на неё и об отце не спросил.
Ц А вообще, вы Ц здешняя?
Ц Нет, из Смоленска.
Ц Во-о! И давно оттуда?
Ц В эвакуацию, когда ж.
Ц Это вам было... лет девять?
Ц Ага. Два класса там кончила... А потом здесь с бабушкой застряли.
Зоя потянулась к большой хозяйственной ярко-оранжевой сумке на полу у с
тены, достала оттуда зеркальце, сняла врачебную шапочку, чуть всклочила
стянутые шапочкой волосы и начесала из них редкую, лёгкой дугой подстриж
енную золотенькую чёлку.
Золотой отблик отразился и на жёсткое лицо Костоглотова. Он смягчился и
следил за ней с удовольствием.
Ц А ваша где бабушка? -пошутила Зоя, кончая с зеркальцем.
Ц Моя бабушка, Ц вполне серьёзно принял Костоглотов, Ц и мама моя... уме
рли в блокаду.
Ц Ленинградскую?
Ц У-гм. И сестрёнку снарядом убило. Тоже была медсестрой. Козявка ещё.
Ц Да-а, Ц вздохнула Зоя. Ц Сколько погибло в блокаду! Проклятый Гитлер!
Костоглотов усмехнулся:
Ц Что Гитлер Ц проклятый, это не требует повторных доказательств. Но вс
ё же ленинградскую блокаду я на него одного не списываю.
Ц Как?! Почему?
Ц Ну, как! Гитлер и шёл нас уничтожать. Неужели ждали, что он приотворит ка
литочку и предложит блокадным: выходите по одному, не толпитесь? Он воева
л, он враг. А в блокаде виноват некто другой.
Ц Кто же?? Ц прошептала поражённая Зоя. Ничего подобного она не слышала
и не предполагала. Костоглотов собрал чёрные брови.
Ц Ну, скажем, тот или те, кто были готовы к войне, даже если бы с Гитлером об
ъединились Англия, Франция и Америка. Кто получал зарплату десятки лет и
предусмотрел угловое положение Ленинграда и его оборону. Кто оценил сте
пень будущих бомбардировок и догадался спрятать продовольственные скл
ады под землю. Они-то и задушили мою мать Ц вместе с Гитлером.
Просто это было, но как-то очень уж ново.
Сибгатов тихо сидел в своей ванночке позади них, в углу.
Ц Но тогда...? тогда их надо... судить? Ц шёпотом предположила Зоя.
Ц Не знаю. Ц Костоглотов скривил губы, и без того угловатые. Ц Не знаю.
Зоя не надевала больше шапочки. Верхняя пуговица её халата была расстёгн
ута, и виднелся ворот платья иззолота-серый.
Ц Зоенька. А ведь я к вам отчасти и по делу.
Ц Ах, вот как! Ц прыгнули её ресницы. Ц Тогда, пожалуйста, в дневное дежу
рство. А сейчас Ц спать! Вы просились Ц в гости?
Ц Я Ц и в гости. Но пока вы ещё не испортились, не стали окончательным вра
чом Ц протяните мне человеческую руку.
Ц А врачи не протягивают?
Ц Ну, у них и рука не такая... Да и не протягивают. Зоенька, я всю жизнь отлича
лся тем, что не любил быть мартышкой. Меня здесь лечат, но ничего не объясн
яют. Я так не могу. Я у вас видел книгу Ц "Патологическая анатомия". Так ведь
?
Ц Так.
Ц Это и есть об опухолях, да?
Ц Да.
Ц Так вот будьте человеком Ц принесите мне её! Я должен её полистать и к
ое-что сообразить. Для себя. Зоя скруглила губы и покачала головой:
Ц Но больным читать медицинские книги противопоказано. Даже вот когда
мы, студенты, изучаем какую-нибудь болезнь, нам всегда кажется...
Ц Это кому-нибудь другому противопоказано, но не мне! Ц прихлопнул Кос
тоглотов по столу большой лапой. Ц Я уже в жизни пуган-перепуган и отпуг
ался. Мне в областной больнице хирург-кореец, который диагноз ставил, вот
под Новый год, тоже объяснять не хотел, а я ему Ц "говорите!" "У нас, мол, так н
е положено!" "Говорите, я отвечаю! Я семейными делами должен распорядиться
!" Ну, и он мне лепанул: "Три недели проживёте, больше не ручаюсь!"
Ц Какое ж он имел право!...
Ц Молодец! Человек! Я ему руку пожал. Я знать должен! Да если я полгода до э
того мучился, а последний месяц не мог уже ни лежать, ни сидеть, ни стоять, ч
тобы не болело, в сутки спал несколько минут Ц так я уже что-то ведь перед
умал! За эту осень я на себе узнал, что человек может переступить черту сме
рти, ещё когда тело его не умерло. Ещё что-то там в тебе кровообращается ил
и пищеварится Ц а ты уже, психологически, прошёл всю подготовку к смерти.
И пережил саму смерть. Всё, что видишь вокруг, видишь уже как бы из гроба, бе
сстрастно. Хотя ты не причислял себя к христианам и даже иногда напротив,
а тут вдруг замечаешь, что ты таки уже простил всем обижавшим тебя и не име
ешь зла к гнавшим тебя. Тебе уже просто все и все безразличны, ничего не по
рываешься исправить, ничего не жаль. Я бы даже сказал: очень равновесное с
остояние, естественное. Теперь меня вывели из него, но я не знаю Ц радоват
ься ли. Вернутся все страсти Ц и плохие, и хорошие.
Ц Да уж чего задаётесь! Ещё бы не радоваться! Когда вы сюда поступили... Ско
лько это дней?...
Ц Двенадцать.
Ц И вот тут, в вестибюле, на диванчике крутились Ц на вас смотреть было с
трашно, лицо покойницкое, не ели ничего, температура тридцать восемь и ут
ром, и вечером, Ц а сейчас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11