И не будь это Лев Леонидович, пожалуй бы и получила. А дальше у н
её была идея Ц отнести этот кусочек в другую клинику, там проверить диаг
ноз и если не сойдётся с первоначальным диагнозом Донцовой, то вымогать
деньги или в суд подавать. Не один такой случай был на памяти у каждой из н
их. Теперь, после обхода, они шли договорить друг с другом то, чего нельзя б
ыло при больных, и принять решения.
С помещениями было скудно в Тринадцатом корпусе, и не находилось комнатк
и для врачей лучевого отделения. Они не помещались ни в операторской "гам
ма-пушки", ни в операторской длиннофокусных рентгеновских установок на
сто двадцать и двести тысяч вольт. Было место в рентгенодиагностическом
, но там постоянно темно. И поэтому свой стол, где они разбирались с текущи
ми делами, писали истории болезни и другие бумаги, они держали в лечебном
кабинете короткофокусных рентгеновских установок Ц как будто мало им
было за годы и годы их работы тошнотного рентгеновского воздуха с его ос
обенным запахом и разогревом.
Они пришли и сели рядом за большой этот стол без ящиков, грубо остроганны
й. Вера Корнильевна перекладывала карточки стационара Ц женские и мужс
кие, разделяя, какие она сама обработает, а о каких надо решить вместе. Люд
мила Афанасьевна угрюмо смотрела перед собой в стол, чуть выкатив нижнюю
губу и постукивая карандашиком.
Вера Корнильевна с участием взглядывала на неё, но не решалась сказать н
и о Русанове, ни о Костоглотове, ни об общей врачебной судьбе Ц потому что
понятное повторять ни к чему, а высказаться можно недостаточно тонко, не
достаточно осторожно и только задеть, не утешить.
А Людмила Афанасьевна сказала:
Ц Как же это бесит, что мы бессильны, а?! Ц (Это могло быть о многих, осмотре
нных сегодня.) Ещё постучала карандашиком. Ц Но ведь нигде ошибки не было
. Ц (Это могло быть об Азовкине, о Мурсалимове). Ц Мы когда-то шатнулись в д
иагнозе, но лечили верно. И меньшей дозы мы дать не могли тоже. Нас погубил
а бочка.
Вот как! Ц она думала о Сибгатове! Бывают же такие неблагодарные болезни
, что тратишь на них утроенную изобретательность, а спасти больного нет с
ил. Когда Сибгатова впервые принесли на носилках, рентгенограмма показа
ла полное разрушение почти всего крестца. Шатание было в том, что даже с ко
нсультацией профессора признали саркому кости, и лишь потом постепенно
выявили, что это была гигантоклеточная опухоль, когда в кости появляется
жижа, и вся кость заменяется желеподобной тканью. Однако, лечение совпад
ало.
Крестец нельзя отнять, нельзя выпилить Ц это камень, положенный во глав
у угла. Оставалось Ц рентгенооблучение и обязательно сразу большими до
зами Ц меньшие не могли помочь. И Сибгатов выздоровел! Ц крестец укрепи
лся. Он выздоровел, но от бычьих доз рентгена все окружающие ткани стали н
епомерно чувствительны и расположены к образованию новых, злокачестве
нных опухолей. И так от ушиба у него вспыхнула трофическая язва. И сейчас,
когда уже кровь его и ткани его отказывались принять рентген, Ц сейчас б
ушевала новая опухоль, и нечем было её сбить, её только держали.
Для врача это было сознание бессилия, несовершенства методов, а для серд
ца Ц жалость, самая обыкновенная жалость: вот есть такой кроткий, вежлив
ый, печальный татарин Сибгатов, так способный к благодарности, но всё, что
можно для него сделать, это Ц продлить его страдания.
Сегодня утром Низамутдин Бахрамович вызывал Донцову по специальному э
тому поводу: ускорить оборачиваемость коек, а для того во всех неопредел
ённых случаях, когда не обещается решительное улучшение, больных выписы
вать. И Донцова была согласна с этим: ведь в приёмном вестибюле у них посто
янно сидели ожидающие, даже по несколько суток, а из районных онкопункто
в шли просьбы разрешить прислать больного. Она была согласна в принципе,
и никто, как Сибгатов, так ясно не подпадал под этот принцип, Ц а вот выпис
ать его она не могла. Слишком долгая изнурительная борьба велась за этот
один человеческий крестец, чтоб уступить теперь простому разумному рас
суждению, чтоб отказаться даже от простого повторения ходов с ничтожной
надеждой, что ошибётся всё-таки смерть, а не врач. Из-за Сибгатова у Донцов
ой даже изменилось направление научных интересов: она углубилась в пато
логию костей из одного порыва Ц спасти Сибгатова. Может быть, в приёмной
сидели больные с неменьшей нуждой Ц а вот она не могла отпустить Сибгат
ова и будет хитрить перед главврачом, сколько сможет.
И ещё настаивал Низамутдин Бахрамович не задерживать обречённых. Смерт
ь их должна происходить по возможности вне клиники Ц это тоже увеличит
оборачиваемость коек, и меньше угнетения будет оставшимся, и улучшится с
татистика, потому что они будут выписаны не по причине смерти, а лишь "с ух
удшением".
По этому разряду и выписывался сегодня Азовкин. Его история болезни, за м
есяцы превратившаяся уже в толстую тетрадочку из коричневатых склеенн
ых листиков с грубой выделкой, со встрявшими белесоватыми кусочками дре
весины, задирающими перо, содержала много фиолетовых и синих цифр и стро
чек. И оба врача видели сквозь эту подклеенную тетрадочку вспотевшего от
страданий городского мальчика, как он сиживал на койке, сложенный в поги
бель, но читаемые тихим мягким голосом цифры были неумолимее раскатов тр
ибунала, и обжаловать их не мог никто. Тут было двадцать шесть тысяч "эр" об
лучения, из них двенадцать тысяч в последнюю серию, пятьдесят инъекций с
инэстрола, семь трансфузий крови, и все равно лейкоцитов только три тыся
чи четыреста, эритроцитов... Метастазы рвали оборону как танки, они уже тве
рдели в средостении, появились в лёгких, уже воспаляли узлы над ключицам
и, но организм не давал помощи, чем их остановить.
Врачи переглядывали и дописывали отложенные карточки, а сестра-рентген
олаборант тут же продолжала процедуры для амбулаторных. Вот она ввела че
тырёхлетнюю девочку в синем платьице, с матерью. У девочки на лице были кр
асные сосудистые опухолечки, они ещё были малы, они ещё не были злокачест
венны, но принято было облучать их, чтоб они не росли и не переродились. Са
ма же девочка мало заботилась, не знала о том, что, может быть, на крохотной
губке своей несла уже тяжёлую гирю смерти. Она не первый раз была здесь, уж
е не боялась, щебетала, тянулась к никелированным деталям аппаратов и ра
довалась блестящему миру. Весь сеанс ей был три минуты, но эти три минуты о
на никак не хотела посидеть неподвижно под точно направленной на больно
е место узкой трубкой. Она тут же изворачивалась, отклонялась, и рентгено
техник, нервничая, выключала и снова и снова наводила на неё трубку. -Мать
держала игрушку, привлекая внимание девочки, и обещала ей ещё другие под
арки, если будет сидеть спокойно. Потом вошла мрачная старуха и долго раз
матывала платок и снимала кофту. Потом пришла из стационара женщина в се
ром халате с шариком цветной опухоли на ступне Ц просто наколола гвоздё
м в туфле Ц и весело разговаривала с сестрой, никак не предполагая, что эт
от сантиметровый пустячный шарик, который ей не хотят почему-то отрезат
ь, есть королева злокачественных опухолей Ц меланобластома.
Врачи невольно отвлекались и на этих больных, осматривая их и давая сове
ты сестре, так уже перешло время, когда надо было Вере Корнильевне идти де
лать эмбихинный укол Русанову, Ц и тут она положила перед Людмилой Афан
асьевной последнюю нарочно ею так задержанную карточку Костоглотова.
Ц При таком запущенном исходном состоянии Ц такое блистательное нача
ло, Ц сказала она. Ц Только очень уж упрямый. Как бы он правда не отказалс
я.
Ц Да попробует он только! Ц пристукнула Людмила Афанасьевна. Болезнь К
остоглотова была та самая, что у Азовкина, но так обнадежливо поворачива
лось лечение и ещё б он смел отказаться!
Ц У вас Ц да, Ц согласилась сразу Гангарт. Ц А я не уверена, что его пере
упрямлю. Может, прислать его к вам? Ц Она счищала с ногтя какую-то прилепи
вшуюся соринку. Ц У меня с ним сложились довольно трудные отношения... Не
удаётся категорично с ним говорить. Не знаю, почему.

Их трудные отношения начались ещё с первого знакомства. Был ненастный ян
варский день, лил дождь. Гангарт заступила на ночь дежурным врачом по кли
нике. Часов около девяти вечера к ней вошла толстая здоровая санитарка п
ервого этажа и пожаловалась:
Ц Доктор, там больной один безобразит. Я сама не отобьюсь. Что ж это, если м
еры не приймать, так нам на голову сядут.
Вера Корнильевна вышла и увидела, что прямо на полу около запертой камор
ки старшей сестры, близ большой лестницы, вытянулся долговязый мужчина в
сапогах, изрыжевшей солдатской шинели, а в ушанке Ц гражданской, тесной
ему, однако тоже натянутой на голову. Под голову он подмостил вещмешок и п
о всему видно, что приготовился спать. Гангарт подошла к нему близко Ц то
нконогая, на высоких каблучках (она никогда не одевалась небрежно), посмо
трела строго, желая пристыдить взглядом и заставить подняться, но он, хот
я видел её, смотрел вполне равнодушно, не шевельнулся и даже, кажется, прик
рыл глаза.
Ц Кто вы такой? Ц спросила она.
Ц Че-ло-век, Ц негромко, с безразличием ответил он.
Ц Вы имеете к нам направление?
Ц Да.
Ц Когда вы его получили?
Ц Сегодня.
По отпечаткам на полу под его боками видно было, что шинель его вся мокра,
как, впрочем, и сапоги, и вещмешок.
Ц Но здесь нельзя. Мы... не разрешаем тут. Это и просто неудобно...
Ц У-добно, Ц вяло отозвался он. Ц Я Ц у себя на родине, кого мне стеснять
ся?
Вера Корнильевна смешалась. Она почувствовала, что не может прикрикнуть
на него, велеть ему встать, да он и не послушается.
Она оглянулась в сторону вестибюля, где днём всегда было полно посетител
ей и ожидающих, где на трёх садовых скамьях родственники виделись с боль
ными, а по ночам, когда клиника запиралась, тут оставляли и тяжёлых приезж
их, которым некуда было податься. Сейчас в вестибюле стояло только две ск
амьи, на одной из них уже лежала старуха, на второй молодая узбечка в цвета
стом платке положила ребёнка и сидела рядом.
В вестибюле-то можно было разрешить лечь на полу, но пол там нечистый, зах
оженный.
А сюда входили только в больничной одежде или в белых халатах.
Вера Корнильевна опять посмотрела на этого дикого больного с уже отходя
щим безразличием остро-исхудалого лица.
Ц И у вас никого нет в городе?
Ц Нет.
Ц А вы не пробовали Ц в гостиницы?
Ц Пробовал, Ц уже устал отвечать он.
Ц Здесь Ц пять гостиниц.
Ц И слушать не хотят, Ц он закрыл глаза, кончая аудиенцию.
Ц Если бы раньше! Ц соображала Гангарт. Ц Некоторые наши нянечки пуск
ают к себе больных ночевать. Они недорого берут. Он лежал с закрытыми глаз
ами.
Ц Говорит: хоть неделю буду так лежать! Ц напала дежурная санитарка. Ц
На дороге! Пока, мол, койку мне не предоставят! Ишь ты, озорник! Вставай, не б
алуй! Стерильно тут! Ц подступала санитарка.
Ц А почему только две скамейки? Ц удивлялась Гангарт. Ц Вроде ведь тре
тья была.
Ц Ту, третью, вон перенесли, Ц показала санитарка через застеклённую дв
ерь.
Верно, верно, за эту дверь, в коридор к аппаратным, перенесли одну скамейку
для тех ожидающих больных, которые днём приходили принимать сеансы амбу
латорно.
Вера Корнильевна велела санитарке отпереть тот коридор, а больному сказ
ала:
Ц Я переложу вас удобнее, поднимитесь.
Он посмотрел на неё Ц не сразу доверчиво. Потом с мученьями и подергиван
ьями боли стал подниматься. Видно, каждое движение и поворот туловища да
вались ему трудно. Поднимаясь, он не прихватил в руки вещмешка, а теперь ем
у было больно за ним наклониться.
Вера Корнильевна легко наклонилась, белыми пальцами взяла его промокши
й нечистый вещмешок и подала ему.
Ц Спасибо, Ц криво улыбнулся он. Ц До чего я дожил... Влажное продолгова
тое пятно осталось на полу там, где он лежал.
Ц Вы были под дождём? Ц вглядывалась она в него со всё большим участием.
Ц Там, в коридоре, тепло, снимите шинель. А вас не знобит? Температуры нет?
Ц Лоб его весь был прикрыт этой нахлобученной чёрной дрянной шапченкой
со свисающими меховыми ушами, и она приложила пальцы не ко лбу, а к щеке.
И прикосновением можно было понять, что температура есть.
Ц Вы что-нибудь принимаете?
Он смотрел на неё уже как-то иначе, без этого крайнего отчуждения.
Ц Анальгин.
Ц Есть у вас?
Ц У-гм.
Ц А снотворное принести?
Ц Если можно.
Ц Да! Ц спохватилась она. Ц Направление-то ваше покажите! Он не то усме
хнулся, не то губы его двигались просто велениями боли.
Ц А без бумажки Ц под дождь?
Расстегнул верхние крючки шинели и из кармана открывшейся гимнастёрки
вытащил ей направление, действительно выписанное в этот день утром в амб
улатории. Она прочла и увидела, что это Ц её больной, лучевой. С направлен
ием в руке она повернула за снотворным:
Ц Я сейчас принесу. Идите ложитесь.
Ц Подождите, подождите! Ц оживился он. Ц Бумажечку верните! Знаем мы эт
и приёмчики!
Ц Но чего вы можете бояться? Ц она обернулась обиженная. Ц Неужели вы м
не не верите?
Он посмотрел в колебании. Буркнул:
Ц А почему я должен вам верить? Мы с вами из одной миски щей не хлебали...
И пошёл ложиться.
Она рассердилась и сама уже к нему не вернулась, а через санитарку послал
а снотворное и направление, на котором сверху написала "cito", подчеркнула и п
оставила восклицательный знак.
Лишь ночью она прошла мимо него. Он спал. Скамья была удобна для этого, не с
валишься: изгибистая спинка переходила в изгибистое же сидение полужел
обом. Мокрую шинель он снял, но все равно ею же и накрылся: одну полу тянул н
а ноги, другую на плечи. Ступни сапог свешивались с краю скамьи. На подмётк
ах сапог места живого не было Ц косячками чёрной и красной кожи латали и
х. На носках были металлические набойки, на каблуках подковки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11