Толпа оживленно зашевелилась и стало ясно, что ее симпатии теперь на стороне
девушки и суд Линча над ней откладывается на неопределенное время. Молодой
Гринцявичус взял под козырек, широко улыбнулся, но твердо решив выполнить
свой служебный долг до конца и не давать спуска злостным, хотя и чертовски
соблазнительным, нарушителям экологического режима, сурово потребовал:
- Ваше удостоверение, пони.
Пони протянула ему, встав на цыпочки, карточку и стала оправдываться,
состроив невинную физиономию:
- Извините, сэр, но я видимо, залюбовавшись вашим прекрасным городом и
морем, пропустила предупреждение, что здесь запрещено использование
бензинового двигателя. Иначе ноги моей здесь не было бы.
Доброжелательные литовцы зашикали на нее, желая предостеречь девушку от
опрометчивых слов. Местный муниципалитет самым страшным грехом считал
незнание городских законов и изрядные бюджетные средства тратились на
доведение до всех жителей Евро-Азиатского Конгломерата важнейших изменений в
законодательстве Сейма Паланги (наподобие: перенос площадки выгула собак с
Северной окраины ближе к Пасиматимас и запрещение появляться на улице без
нижнего белья, для чего бдительной полиции даны дополнительные полномочия на
проверку оного). Я каждое утро выуживал из своего ящика увесистую вязанку
изменений и дополнений нашего законодательства и добросовестно их разбирал -
а вдруг с завтрашнего дня запретят дышать? Собственно с этой макулатурой и
проникла ко мне анонимка.
Так как я стоял ближе всех, заняв по старой журналистской привычке
самое удобное место для наблюдения и съемки (если бы она происходила) и мог
губами коснуться ее волос, то мне пришлось взять на себя почетную
обязанность, забыв на время о том, как меня несколько минут назад чуть не
задавил этот неэкологичный мастодонт, и прошептать ей на ухо:
- Пони, не советую вам спорить и упоминать свое незнание местных
законов. Лучше помолчите и без спора примите наказание - обойдется дешевле.
Девушка пожала плечами, но послушно замолчала, наблюдая как
невозмутимый Гринцявичус выписывает штраф и заносит данные ее удостоверения
в свой черный список.
- Можете ехать дальше, - пошутил он, откозырял, запер машину и, указав
где находится стоянка полицейского участка, удалился, всю так же широко
улыбаясь.
Все заинтересованно склонились над квитанцией со штрафом, которую
потерпевшая продолжала сжимать в руке, оторопело глядя на уходившего
полицейского.
- Ого, - воскликнула Ванда, не пропускавшая ни одного интересного
события в Паланге.
- Да, сегодня полиция явно не в духе, - подтвердил Римас, дыша над моим
ухом сложной химической смесью из пива, жаренных хлебцев и тмина.
- Это у него знак особого внимания, - высказала гипотезу старая Аушера,
гремевшая костями, то ли желая утешить девушку, то ли подсказывая ей как
выйти из тяжелой финансовой ситуации, - он со всеми так знакомится - сначала
оштрафует за какую-нибудь мелочь симпатичную девушку, а потом глядишь - он с
ней уже в баре прохлаждается!
Девушка наконец посмотрела на предъявленный счет (толпа сограждан
замерла в ожидании решающего пенальти) и даже икнула - такого она не
ожидала.
- Такие у нас цены, - злобно усмехнулся я, про себя потирая руки.
Девушка в ярости развернулась на каблуках ко мне:
- Если бы не вы и не ваши дурацкие советы, мне вообще не пришлось бы
платить. Но вы сначала подвернулись мне на совершенно пустой улице, а потом
вдобавок полезли со своими ценными советами. А я-то думала вы его знаете.
Не ожидавшие такой агрессии со стороны столь симпатичной девушки,
аборигены быстро рассеялись по близ лежащим лесам и мы остались втроем
выяснять отношения - я, девушка и ее бронтозавр на колесах.
Я принялся оправдываться, боковым зрением отыскивая пути к
исчезновению:
- Если бы не я, то вам пришлось бы заплатить в десять раз больше! Так
что радуйтесь, что не задавили меня и пользуйтесь пока моей мудростью.
Полицейский действительно сделал к вам большое снисхождение, поверьте.
- Боюсь ваша мудрость в моих глазах сильно скомпрометирована. Остается
надеяться на собственную мудрость, да на вашу физическую силу.
- При чем тут мои железные мышцы?, - удивился я, - Бить Гринцявичуса я
не буду даже за ваш поцелуй - боюсь за свое здоровье.
Девушка пренебрежительно махнула рукой:
- Побить я его и сама могу. Но я надеюсь, что вы поможете мне дотолкать
машину до полиции, дабы искупить свою вину - помимо сумасшедших штрафов ваша
полиция практикует к тому же трудотерапию, так как буксир для моей машины до
сих пор не подан.
- И не пришлют, - позлорадствовал я, - и еще заставят высадить целую
аллею деревьев, что бы возместить нанесенный вами здешней природе ущерб.
Девушка наконец рассмеялась.
- Ладно, черт с ними, с полицией и деньгами. Давайте лучше
познакомимся. Меня зовут Одри.
Я тоже улыбнулся.
- Очень приятно, Одри. Я - Кирилл.
Мы пожали друг другу руки. Пожатие у нее было на удивление сильное и
мне пришлось приложить массу усилий, что бы не поморщиться. Затем мы дружно
уперлись в багажник машины и принялись толкать ее по опустевшей улице,
обливаясь в такой холод потом, вымученно улыбаясь прохожим и ведя светскую
беседу.
Мои худшие ожидания сбылись - Одри оказалась путешественницей. Железный
диплодок был фамильной реликвией, которую ее дедушка завещал любимой
внучке и она, то есть внучка, не нашла лучшего применения этому сокровищу,
чем использовать его по прямому назначению. Судя по тому, что "зеленые"
опять пошли в гору, отвоевывая утерянные в 58-м позиции у "ястребов" и
армейцев, и занимая все больше мест в муниципалитетах Евро-Азиатского
Конгломерата, то Одри предстояло просто захватывающее путешествие. Впрочем,
протолкать машину от Англии до Дальнего Востока тоже интересно и наверное
можно будет попасть в книгу Гинесса, хотя для хрупкой девушки это будет
нелегкая задача, если только она не имеет привычку в каждом населенном
пункте делать попытку задавить самого симпатичного и сильного мужчину.
Дедушка явно за что-то невзлюбил внучку и решил таким оригинальным способом
отомстить ей.
К тому времени, когда мы наконец-то выехали на площадь перед ратушей,
напротив которой и находилась наша "зеленая" полиция, мы здорово притомились
и, не имея больше сил на болтовню, молча толкали железного динозавра
в металлический зад. Затолкав несчастную машину на стоянку, мы попрощались
до вечера - Одри собиралась за это время воспользоваться прозрачным намеком
старой Аушеры и окрутить холостого и озабоченного Гринцявичуса, сходив с ним
в бар, построив ему глазки, потанцевав с ним, томно прижимаясь к нему своим
девичьим телом, и, если надо, даже выйти за него замуж и родить ему десяток
детей, в надежде, что он простит ей ее грех и снимет с нее штраф. А вечером
мы договорились встретиться в "Вешнаге" и приятно провести время. В душе я
сомневался, что Мантукас даст слабину, но решил не разочаровывать девушку и,
помахав ей перед тем как она скрылась в глубинах полиции, пошел по своим
делам.
А дела мне предстояли сложные - убить еще один день своей жизни в
желательно бездумном времяпрепровождении. Накачаться спиртным в преддверии
свидания с дамой, чего у меня не было бог знает сколько времени, было пошло
и неблагородно и я, гордо прошествовав мимо родных пивных, баров, ресторанов
и просто знакомых, дающих в разлив и, к тому же, в долг, направился к себе
на Руту в надежде выспаться перед бурной ночкой.
Мой новый дом мне нравился. И не потому, что я был неприхотлив,
наученный горьким опытом военного журналиста ценить в жилище самые простые
радости - тепло, наличие воды, можно даже только холодной, сортира и
непромокаемой крыши над головой, а потому что он, обладая всеми
вышеуказанными достоинствами и еще многими другими, как то: горячая вода,
душ, ванна, кухня с автоповаром французского производства, каждый раз
преподносил мне очередной сюрприз.
Один раз он отказался открыть мне дверь, а когда я принялся взламывать
испортившийся замок, вызвал полицию, скорую помощь и службу газа. Другой
раз, когда я тихо и мирно почивал в своей постельке, видя десятый сон и
пуская слюни в подушку, что-то замкнуло в противопожарной системе и я
проснулся в мокрой постели, под ливнем воды и пены, бьющих из
огнетушительных отверстий в потолке, стенах и полу, под аккомпанемент
завывающих сирен пожарников, столпившихся перед моим домом и заливающих
через разбитые окна сжиженной углекислотой мнимый пожар и мой новый
гарнитур. Это было два.
В третий раз вышла совсем уж неприличная штука - я так и не докопался
до истины, но то ли что-то произошло в телефонной сети, то ли в рекламе
кто-то ошибся и дал мой номер видеофона, вообщем вместо местного борделя его
клиентура стала попадать ко мне. Прежде чем я раскусил, что произошло, по
всей Паланге разнеслась весть, что недавно поселившийся у нас понис Кирилл
открывает дом свиданий, где клиентам будут предлагаться совсем невероятные и
особо утонченные услуги и поэтому от девушек, которые хотят к нему
устроиться, он требует такие же невероятные способности (я же всего лишь
искал экономку и по простоте душевной думал, что звонят мне именно по этому
поводу, хотя и удивлялся - почему основной контингент звонивших составляют
не солидные дамы в возрасте, а мужики всех сортов, делающие мне к тому же
неприличные и оскорбительные для моего мужского достоинства предложения, да
молодые девушки, сначала заявляющие, что они готовы предоставить любые
услуги, а потом выясняется в ходе фривольного разговора, что они имеют самое
смутное представление о приготовлении элементарной яичницы).
Дело разъяснилось лишь после того, как ко мне нагрянула полиция нравов
в компании с налоговой инспекцией и потребовала от меня лицензии на право
заниматься такого рода деятельностью, и справки об уплате налогов.
В конце второго месяца житья в этом веселом доме, который мне сдали по
подозрительно низкой цене, всю администрацию, полицию, налоговую инспекцию,
пожарную охрану, общество любителей животных, дом свиданий, добровольное
общество спасения на водах и во льдах и, даже, ассоциацию гинекологов - я
всех их знал в лицо, завязав с ними более или менее близкое знакомство. Со
мной раскланивались на улице, здоровались за руку, приглашали на чай и пиво,
короче говоря, приняли меня в семью небольшого городка. Такой популярностью
я не пользовался даже на телевидении. Я был благодарен Стасе Ландсбергивене
и не собирался переезжать в другое жилище. В конце концов жить на вулкане -
это моя профессия.
Сегодня меня тоже ожидал сюрприз. В моем почтовом ящике, помимо
очередной порции отходов местного законотворчества, опросных листов по
референдуму и пригласительного билета на съезд любителей пива, лежали еще
две бандероли. Присланы они были на мое имя в клайпедский банк и
администрация банка, как мы и не договаривались, любезно переслала их сюда.
Отправитель указан не был - я определенно становился мишенью для анонимов.
В бандеролях были книги. Изданы они были недавно в "Пингвине" и поэтому
до сих пор не попадались мне на глаза - первая и самая красочно оформленная,
то есть с моей голограммой на коробке, где я в полной амуниции акванавта
попираю ластой тушу синего кита, называлась "Тайная жизнь Кирилла Малхонски"
Марии Успенской, а вторая - "Внешние спутники: истоки войны", автор скромно
не был указан. Над столь странной подборкой стоило поразмышлять - вряд ли от
меня требовали рецензии на эти опусы. Я пожал плечами и вошел в дом.
Есть не хотелось и я завалился на диван. Поворочавшись минут сорок и
поняв, что прошлой ночью я исчерпал на сегодняшний день свой лимит сна, я
решил почитать, надеясь скоротать время до вечера, если книги окажутся не
совсем лживыми и нудными.
Удивительное дело - печатный текст. Почему-то ему веришь больше, чем
тексту рукописному, или сказанному слову. Ему веришь априори, веришь, что
книга не солжет, не обманет. Доверие к ней - генетическая наследственность,
заложенная в нас веками, когда к книге относились с пиететом, обожествляли
ее, когда она являлась единственным хранилищем знаний, тайн и могущества. И
лишь много столетий спустя, ближе к нашему времени, книгу научили лгать,
развращать и убивать. Но вот вера к ней живет до сих пор. Человечество уже
поняло, что его пороки впитала и книга, но все еще не изжив в себе детскую
доверчивость к стопке скрепленной бумаги, испачканной краской, оно пока лишь
научилось не читать ее, относиться к ней равнодушно, но не - недоверчиво. И
это не беда людей, не следствие падения культуры и нравов - это беда самих
книг. Веря, в силу воспитания, наследственности и еще бог знает в чего,
написанному, но понимая здравым умом, что теперь лжи там больше, чем правды,
да и эта правда настолько изуродована, изрезана, кастрирована, люди пока
неосознанно, но уже стали игнорировать книгу, забывать о ней и смеяться над
ней, заменяя ее мультимедийными игрушками.
Мне могут возразить, что книги не пишутся сами по себе и сваливать на
них пороки их авторов, являющихся плоть от плоти этого мира, довольно
странно. Но это глубокое заблуждение, что у книг авторы. У Борхеса есть
любопытная идея Вавилонской библиотеки - если взять все возможные сочетания
букв нашего алфавита, и распечатать их, то среди миллиардов томов с
бессмысленной ахинеей мы найдем ВСЕ книги, которые только были, будут или
вообще не будут написаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39