- удивилась Галина.
- Это все из-за меня произошло, - неожиданно сказала девушка. - Я во
всем виновата. Только я!
Галина внимательно посмотрела на нее, стараясь понять, насколько она
искренна. За год, что они не виделись, Лариса заметно повзрослела:
приосанилась, раздалась в плечах, что не портило ее рослую спортивную
фигуру. А еще она стала сдержаннее: расчетливей в жестах, словах. Но
именно эта ее сдержанность беспокоила Галину: была в ней какая-то
напряженность, отчего казалось, что вся она сжата, как до отказа
заведенная пружина, которая вот-вот сработает или лопнет с оглушающим
звоном.
Но Лариса держалась спокойно, ровно, хотя разговор у них шел
непростой. Правда, Галине не сразу удалось разговорить ее, убедить в
искренности своих намерений...
Они сели в троллейбус, проехали несколько остановок. Лариса молчала,
все еще прижимая платок к губам, хотя в том уже не было надобности - кровь
запеклась. Видимо, это был предлог не разговаривать, собраться с мыслями.
У Дома ученых Лариса начала пробираться к выходу, хотя выходить ей надо
было не здесь. Галина растерялась: бежать за ней, останавливать,
вразумлять было так же глупо, как отпустить ни с чем. Но вот девушка - она
была уже в дверях - оглянулась, кивком головы пригласила Галину выйти
вместе. Пассажиры, которые не собирались выходить на этой остановке, уже
сомкнули плечи, спины, и Галина с трудом протиснулась к двери. Едва успела
выскочить из уже отправляющегося троллейбуса, на тротуаре столкнулась с
дородной дамой, наступила на ногу пожилому военному, забормотала
извинения. Лариса успела отойти к газетному киоску и как ни в чем не
бывало листала пухлый литературный журнал. Когда Галина подошла, она
спросила, не отрываясь от журнала:
- Значит, меня не арестуют?
- Пока в этом нет необходимости, - сухо сказала Галина.
Она была сердита на Ларису за ее дурацкую выходку и такое вот
позерство - можно подумать, что ей наплевать, арестуют ее или нет.
- А мне сказали, что меня арестуют, даже советовали уйти из дома на
день-два.
- Куда уйти?
- К подруге, тете... Мало ли куда можно уйти!
- Почему только на день-два?
- За это время обещали все уладить.
- Кто обещал?
- Не имеет значения.
- Вас никто не собирается арестовывать, - сделав над собой усилие,
как можно дружелюбнее, сказала Галина. - Я хочу поговорить с вами. Просто
поговорить.
Лариса недоверчиво прищурилась, но затем согласно кивнула.
- Зайдемте в Дом ученых, я приведу себя в порядок.
В туалетной комнате Лариса намочила платок, вытерла им колени,
умылась, причесалась, осторожно накрасила помадой разбитые губы.
- Еще хорошо, что глаза не подбили, а то вообще был бы видик! -
сказала она Галине и тут же предложила: - Идемте в бар, выпьем по
пятьдесят граммов. Так положено после похорон.
Галина не стала возражать.
Но им не повезло: бар был закрыт.
- Знаете что, - предложила Лариса, идемте ко мне. У меня отдельная
комната. И выпить у нас найдется.
- Я не буду пить, - предупредила Галина.
- Дело ваше. А я буду, хочу напиться.
- В таком случае отложим наш разговор.
Лариса удивленно посмотрела на нее.
- Но это в ваших интересах: пьяная я выболтаю все.
- Мне характеризовали вас как умную девушку, а вы говорите глупости,
- рассердилась Галина.
Лариса зарделась.
- Извините. Но я действительно хочу напиться, чтобы не думать ни о
чем. А еще хочу перевернуть вверх дном одну фешенебельную квартиру.
Трезвая я не сумею это сделать: как-то пробовала, не получилось.
- Странное желание!
- Не такое уж странное, если учитывать... - Она осеклась, а затем
неожиданно взяла Галину под руку: - Вы правы: я говорю глупости. Это
потому, что ищу себе оправданий, а их нет. Идемте, я расскажу то, что вас
интересует.
И снова ее тон - слишком уж покаянный и слишком доверительный, не
понравился Галине. Должно быть, все, что сейчас расскажет Лариса, будет
неправдой или, в лучшем случае - полуправдой. Но то, что она услышала,
ошеломило ее.
Они свернули на тихую Садовую улицу, затененную густыми кронами
каштанов. Лариса чуть наклонила голову, заговорила неторопливым
полушепотом:
- Год назад я сошлась с Толиком и не видела ничего ужасного в этом.
Толик мне нравился своей непосредственностью, робостью, которую он пытался
скрывать за напускной грубоватостью. Но вскоре поняла, что сделала
глупость: Толик был наивен, как ребенок, и все принимал всерьез. Он
настаивал, чтобы мы поженились. Это было бы смешно, когда бы он не был так
настойчив. В общем он надоел мне быстрее, чем я ему. Отделаться от него
было нелегко, и мне ничего не оставалось, как сказать, что выхожу замуж за
Новицкого. Конечно, это была неправда, но я знала, что Толик поверит: с
первого дня нашего знакомства он ревновал меня к Паше. Пашу я не
предупредила, поскольку не думала, что Толику взбредет в голову
объясняться с ним. А оно вон как получилось!
О книге она умолчала. Но дело было даже не в этом - Галина не
поверила ей. Все, о чем она рассказала неторопливым, ровным полушепотом,
было уже сказано Тамарой Зимовец, которая подхватила пущенную кем-то
сплетню. Тем не менее, Лариса повторила ее почти дословно, не пощадив себя
и не сделав никакой попытки оправдаться, очевидно, ничего другого
придумать не успела...
- Надежда Семеновна знала о ваших отношениях с Толиком?
- Догадывалась.
- А Новицкий?
Лариса вспыхнула, да так, что запылали уши.
- Нет... То есть, возможно, знал... догадывался. Но с некоторых пор
он избегал в разговорах со мной таких тем.
- Почему?
Она не ответила, отстранилась, опустила голову, и ее лицо снова
накрыла волна рыжеватых волос.
"Ах вот в чем дело! - подумала Галина. - Как я раньше не поняла. Еще
на автостоянке, не удержи ее Чижевская, она бы бросилась в драку, стала бы
под нож. И не из любви к острым ощущениям, а потому, что Новицкому, ее
Паше, угрожала опасность. И сейчас решила пожертвовать собой, лишь бы
отвести от него беду..."
И, если до этой минуты у нее еще оставалось предубеждение к девушке,
то сейчас оно исчезло, словно испарилось. Захотелось обнять ее крепкие
плечи, по-дружески встряхнуть, сказать, что нечего тревожиться, переживать
- все должно обойтись для ее Паши. Но тут же вспомнила Толика Зимовца и
невольно отстранилась от Ларисы...
- Вечером 28-го у Толика при себе была книга "Медицинский Канон"
Авиценны из вашей библиотеки.
- Книга? - переспросила Лариса, видимо, для того, чтобы выиграть
время, сообразить, как и что ответить. - При чем тут книга?
- Не знаю, поэтому спрашиваю.
- У папы было больше семи тысяч книг, я не могу помнить все! -
раздраженно сказала девушка.
- Это ценная книга. В свое время Толик одел ее в кожаный переплет,
это был его подарок Матвею Петровичу, - не отступала Галина.
- Может быть. Не знаю!
Она насупилась и Галина решила не настаивать - иначе у них не
получится откровенный разговор.
Они подошли к ее дому, и Лариса подчеркнуто церемонно пропустила
Галину вперед.
- Прошу вас.
Квартира была большой - пять просторных комнат, не считая холла,
подсобных помещений, кухни; богатой - узорчатый паркет, лепные потолки,
хрустальные люстры, ковры; ухоженной - все сверкало безукоризненной
чистотой, в полированные поверхности сервантов, шкафов можно было
смотреться, как в зеркала, а на ворсистые, причесанные подушки дивана,
кресел даже неловко было садиться. Год назад, когда Галина пришла сюда
впервые, это не бросалось в глаза, возможно потому, что во всех комнатах
стояли высокие, под потолок, стеллажи с книгами и не было столько ковров,
хрусталя. Теперь же не было стеллажей, а те немногие книги, что ровными
шпалерами, подобранными по размерам и цветам переплетов, жались друг к
другу за стеклами стилизованных под старину шкафов и полок, принужденно
соседствуя с чайными сервизами, коллекциями вино-водочных бутылок, морских
раковин, принадлежали скорее к комнатному интерьеру, чем к библиотеке.
Только в кабинете покойного профессора все осталось, как прежде:
заваленные книгами стеллажи, шкафы, старомодное потертое кресло,
жестковатый диван, портреты Пирогова и Павлова, бюст Гиппократа, массивный
письменный стол, чернильный прибор из потемневшей бронзы с дарственной
надписью какого-то благодарного пациента.
В доме никого не было, и Лариса провела Галину по всем комнатам, хотя
та не просила об этом, показала даже ванную, выложенную цветным кафелем,
кухню с навесными шкафчиками, газовой плитой, холодильником, посудомойкой
и дверью, выходящей на внутренний балкон. Сказала с усмешкой:
- Вот как живут простые советские медики!
- Ваш отец был большим ученым, замечательным врачом и то, что ему
предоставлялось, было заслуженно, - сочла нужным заметить Галина.
- Отец довольствовался кабинетом: там работал, там же спал. И я
поначалу спала рядом - в холле, потому что боялась пустых комнат.
- Потом привыкли?
- Привыкла: стала ездить по ним на велосипеде - Паша надоумил.
- Сейчас не ездите?
- Смеетесь? Сейчас надо снимать туфли в прихожей, а еще лучше на
лестничной площадке, чтобы не затоптать паркет, ковры... Нет, нет, не
снимайте! Видите, я тоже не сняла. Сегодня можно позволить такую
вольность.
- Надежда Семеновна не будет к нам в претензии?
- За порядком у нас следит тетя Аня. Но сейчас ей не до поучений...
В столовой Лариса открыла бар, взяла две непочатые красиво
оформленные бутылки: с коньком и виски. Галина укоризненно посмотрела на
нее.
- Считайте, что это начало переворота, - без тени усмешки сказала
Лариса. - Мачеха держит их для демонстрации гостям: не угощает, только
показывает. А мы их пустим по прямому назначению: что не выпьем -
дворнику, газовщику отдадим. Они дяденьки пьющие, пусть отведают заморских
зелий... Не беспокойтесь, всю ответственность беру на себя.
- Не много ли берете? - строго спросила Галина, видя, что вслед за
баром Лариса открыла сервант.
- Авось не надорвусь, - усмехнулась девушка, заваливая мельхиоровый
поднос коробками с соблазнительными этикетками. - Поминать так по всем
правилам!
- Вас, кажется, больше занимает обрядовая процедура, - вырвалось у
Галины.
Она хотела добавить: "чем смерть Толика", но вовремя сдержалась.
Однако Лариса поняла ее, вспыхнула, нахмурилась, но глаз не отвела.
- А что прикажете делать? Кататься по полу? Рвать на себе волосы? Я
делала так, когда умерла мама. Меня утихомирили тем, что предупредили:
останешься без волос. Мне было десять лет, но я запомнила это
предупреждение, и когда хоронили папу, уже не трогала свои кудри.
- Вы не так поняли меня, - смутилась Галина.
Лариса подхватила поднос и чуть ли не бегом направилась в свою
комнату. Галина растерянно топталась в гостиной, не зная, как быть -
откровенного разговора никак не получалось. Зазвонил телефон. Лариса
бросилась к аппарату, схватила трубку. Но выражение взволнованного
нетерпения на ее лице тут же погасло, - звонил явно не тот человек, чей
голос она надеялась услышать.
- Нет... Не знаю... Возможно... Пожалуйста. - Положив трубку, она
сказала, как бы объясняя свое разочарование: - Надежду Семеновну
спрашивали, - а затем, очевидно, спохватившись, натянуто улыбнулась: -
Чего вы здесь остановились? Идемте ко мне...
Ее комната была обставлена не столь помпезно, как гостиная, спальня
Надежды Семеновны; встроенный в стену шкаф, тахта, низенький столик,
замысловатая пирамида книжных полок, секретер. Лариса вышла, и Галина
начала рассматривать книги. Всемирная библиотека, сочинения Толстого,
Куприна, Вересаева, Шолохова, Флобера, поэзия, десятка два переводных
романов, книги по киноискусству, альбомы фотографий актеров.
Букинистических, антикварных книг не было. Впрочем, Галина не спешила об
этом судить: в кабинете покойного Матвея Петровича, куда она мельком
заглянула, когда Лариса показывала квартиру, еще оставалось немало книг.
Вернулась Лариса, поставила на низенький столик вазу с черешней,
открыла бутылки со спиртным и еще две с минеральной водой, придвинула
Галине пуф, а себе взяла ковровую подушку, бросила ее на пол, села, поджав
ноги под себя. Она успела переодеться - на ней был знакомый Галине
японский спортивный костюм.
- Что-то знобит, - призналась она, наливая в хрустальный бокал виски
и смешивая его с водой. - Верно, простыла. Что будете пить?
- Немного коньяку... Достаточно. Ну что ж, помянем без речей. -
Галина сказала так, чтобы как-то сгладить вырвавшийся у нее перед этим
упрек. - Не нам судить!
- Судить надо нас, - неожиданно сказала Лариса. - Я подтолкнула его,
вы - проглядели. Но у вас есть оправдание: таких Толиков немало, и вы не
можете держать каждого за руку. А я...
Она не договорила, горько усмехнулась, залпом выпила виски. Немного
помолчали, а затем Лариса спросила напрямик:
- Что будет Паше за это... За Толика?
- Не знаю, - хотела уклониться от ответа Галина, но, увидев, как
задрожали Ларисины губы с неровной корочкой запекшейся крови, сказала: -
Если будет установлено, что его действия не вышли за пределы необходимой
обороны, дело прекратят.
- А как это установить?
- Есть определенные критерии...
- Кто их определяет?
- Многое зависит от того, как будут истолкованы не только действия,
но и мотивы, которыми руководствовался Новицкий.
- Я уже рассказала, как все произошло, - отвела глаза Лариса.
- Лариса, поговорим начистоту?
- Поговорим, - несколько помедлив, а затем тряхнув головой, сказала
девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22