Мы ехали двадцать одну минуту - быстрее, чем
просто ехали. Но это были самые длинные минуты моей жизни. Все молчали.
- Зачем вы меня тащите?
- Заткнись, Доминик!
- Что я сделал?
- Там узнаешь!
- Почему вы мне ничего не говорите?
- Слушай, сынок, в последний раз говорю: заткнись! Шеф-агент Христоф
скажет тебе все, что хочешь - и даже больше!
"Сынок" - так он меня назвал. В моем понимании сам он был как
горилла: мокрый насквозь из-за возни на пляже и, по крайней мере, года на
два моложе. Но между нами было большое различие: я был пленником, а он -
одним из тех, кто знал все, но не отвечал на вопросы.
На здании офиса в Уобаш, куда меня доставили, не было никаких
опознавательных, знаков, но охранник без слов пропустил нас внутрь. На
дверях двадцатого этажа не было никаких табличек, в приемной пусто, и до
сих пор никто не сказал мне ни слова. Но по крайней мере, на один свой
вопрос я получил ответ. Увидев на стене портрет, я сразу узнал давно
почитаемое лицо - важное и строгое, как каймановая черепаха, непреклонное,
как лавина.
Дж. Эдгар Гувер [Джон Эдгар Гувер (1895-1972) - директор ФБР в США с
1924 г.].
Телефонный звонок не был случайностью: я находился в лапах ФБР...
Если вы тонете, вся жизнь до этого момента представляется вам
светлой. В следующие несколько... секунд я старался вспомнить все
уголовное наказуемые вещи, которые я совершал когда-либо. Не только
купание обнаженным по пояс или покушение на чикагского полицейского. Я
обратился к началу жизни и начал с того момента, когда помочился около
стены пресвитерианской церкви Оливет в Арлингтоне. Тогда мне было десять
лет и я опаздывал в воскресную школу. Я совершил мошенничество на
вступительных экзаменах в колледж, когда вместо сгоревшего я представил
фальшивое заявление. Когда в общежитии сгорело мое имущество, выражавшееся
в кровати и пружинном матрасе, я заявил, что в этом виноват мой приятель
Альфа Капа Ню. Я даже вспомнил, как у меня исчезли зачатки совести: одно
время я в самом деле скрывал неприятности с арабами. Это не было гордостью
моей памяти. Мой приятель по высшей школе Тим Карасуритис и я выпили три
бутылки нелегального пива для того, чтобы доказать, что мы мужчины. Плохо
было не то, что я открестился от этого, а то, что сделал это на углу
Рандольфа и Вакера возле самой большой и богатой мечети Чикаго. И когда я
выпил все это прямо на улице, пришла очередь Тима. Подняв глаза, я увидел
стоявшего неподалеку хаджи с белой бородой и в зеленом тюрбане, он
рассматривал нас бешеными, негодующими глазами. Позор! Я понял, что он
наверняка учинит скандал, но считал, что даже у арабского хаджи есть дети.
Он не сказал ни слова, только долго смотрел на нас, затем повернулся и
вошел в мечеть. Вероятно, он вернулся с арабским подобием полицейских, но
мы в то время были уже далеко, во всяком случае, покончив с пивом, мы
скрылись.
О, я открывал глубины моей памяти! Я исследовал каждый подсудный или
отрицательный поступок и даже просто неприятные воспоминания, но не
находил ничего, что могло бы выявить приход ФБР в середине ночи.
Минут десять спустя я набрался достаточно смелости высказать это, но
уже никого не обнаружил. Они оставили меня одного в маленькой комнате, где
было немного мебели. Мой разум чист и ясен. Я был одет в костюм для
купания. Он, конечно, сохнет долго, но где-то в офисе открыты окна, и
из-под двери дул холодный мичиганский бриз. Дверь оказалась закрытой
снаружи - это я узнал, когда до нее дотронулся.
Интересно, что, хотя на мне почти ничего не было, они тщательно
обыскали меня. Полагаю, что меня совсем не случайно арестовали именно
тогда, когда я не мог иметь при себе оружие и напасть на одного из них или
убить себя в припадке раскаяния от чудовищности моих преступлений, чтобы
утаить хотя бы одно из них, расстроив тем самым их планы.
Глупцы! Я не думал, чтобы что-нибудь в моем прошлом, стоило смерти.
Затрудняло то, что я не знал, за что меня арестовали, но я не совершал
ничего такого. Более того, я ничего не предпринимал. Не только потому, что
дверь была закрытой, но и вообще в той комнате мало что можно сделать.
Здесь находился репродуктор, из которого доносилась музыка - в основном
звук скрипки: серьезная вещь. Здесь был стол, конечно же пустой, а что в
ящиках, я не знал. Из-за закрытой двери мои нервы были на пределе. За
столом находилось вращающееся кресло, перед ним - простой деревянный стул.
Я не знал, сколько времени пробуду один - и выбрал деревянный стул. Я
сидел, обнявшись от холода руками, и размышлял.
И тут дверь без предупреждения открылась, и вошел шеф-агент.
Шеф-агент Христоф.
Это была женщина.

Шеф-агент Найла Христоф была не просто одной из тех, кто вошел через
эту дверь, но и, без всякого сомнения, важным лицом. Она была боссом. Все,
кто вошел вместе с ней, подчеркивали это жестами.
Я удивился. Конечно же, все знают, что недавно в ФБР начали набирать
и женщин, но их никто не видел. Вы знаете о существовании женщин - врачей
или водителей такси, - поскольку видели их в кинохрониках или фильмах. С
агентами ФБР такого случиться не может. В недельных кинохрониках вам
никогда не покажут лица агентов. Если хоть один оператор попробует это
сделать, рискуя раскрыть правительственный секрет, отрицательные
последствия для него неминуемы. Тогда он будет дрожать за свою жизнь в
комнате допросов.
Как я...
Во всяком случае, она вошла. Перед ней шел огромный парень открывший
дверь, после нее - толстая стенографистка и еще парень, закрывший дверь.
Когда она вошла, то рассеянно взглянула на меня, будто в этой комнате я
был частью мебели. Я сосредоточенно смотрел на нее. Найла Христоф была
хорошенькой девочкой определенного типа: отлично сложенной и спортивной.
На голове ее прическа "конский хвост", и еще у нее бледно-голубые глаза.
Она держала руки за спиной, входила как британские адмиралы эпохи
парусников. И командовала как адмирал. Два сиплых слова: "Привяжите его!".
Толстуха пыхтела за столом и растягивала стенографию: "Запись от августа,
17, год 1983. Шеф-агент Найла Христоф провела допрос Доминика Де Сота".
Мне адресовались слова:
- Не торопитесь. Вы должны говорить только правду и отвечать на все
вопросы. Тогда мы закончим через двадцать минут. Перед началом допроса
принесите клятву.
Это было не очень хорошо. Клятва означала, что дело довольно
серьезное, и то, что искажу, будет не просто информацией к расследованию,
а послужит показаниями. Стенографистка встала и подошла ко мне с книгами,
хрипло попросив повторять за ней. Я протянул руку с Библии на Коран,
прикоснувшись к нему большим пальцем, и поклялся говорить правду, одну
только правду и ничего кроме правды. И да поможет мне в этом Бог
милосердный, всевидящий и карающий!
- Прекрасно, Доминик! - сказала Христоф, убрав мою правую руку.
Она скользнула по ней взглядом - как бы наблюдая, хотя на самом деле
размышляла, о чем мы будем говорить эти двадцать минут.
- Теперь расскажите мне, зачем вы проникли в Долилаб?
Я удивленно выкатил глаза:
- Проник... куда?
- В Долилаб, - терпеливо повторила она. - Что вы там высматривали.
- Я не понимаю, о чем вы говорите! - сказал я.
Это был не тот ответ, которого ожидала услышать агент Христоф.
- Дерьмо! - крикнула она сердито. - Я надеялась, что вы будете
благоразумны и не будете притворяться, что ничего не знаете о Долилабе!
- Я на самом деле не знаю!.. - Все знают о существовании Долилаба -
или хотя бы то, что к юго-западу от Чикаго находится секретная военная
лаборатория. Дюжину раз я проезжал мимо... - Но, мисс Христоф!
- Агент Христоф!
- Агент Христоф, я на самом деле не понимаю, что вы имеете в виду, я
никогда не был в Долилабе. И конечно же, не пытался пробраться туда.
- О святая Фатима! - сложив руки вместе, со стоном сказала она.
Это было неожиданностью! У шеф-агента могли появиться затруднения,
потребуй кто-нибудь отнес принести клятву. На обеих ее руках не было
больших пальцев...
Без сомнения, люди без больших пальцев не редкость. Это стандартный
приговор за вторую попытку кражи, за автоубийство и прелюбодеяние. Но в
самом деле поразительно, подумал я, встретить без больших пальцев агента
ФБР.
Разумом я постиг отсутствие больших пальцев на руках Христоф - но
мои-то были по-прежнему связаны веревками.
- Агент Христоф! - с возмущением сказал я. - Я не знаю, откуда у вас
появилась эта идея, но все надо доказать. Это невозможно! В последний раз
я был вблизи от Долилаба месяц назад...
Она посмотрела на двух полицейских, затем вновь на меня.
- Невозможно... - повторила задумчиво. - Это невозможно. Этого не
могло быть... - снова отозвалась она. Затем протянула руку.
Один из полисменов передал ей досье. Первой вещью внутри лежала
фотография. Христоф взглянула пенсе, убеждаясь, что это та самая, затем
показала мне. На фото был изображен человек у дверей здания - и это был...
я!
Это был я, но одетый в костюм, которого у меня никогда не было: типа
комбинезона, как у Уинстона Черчилля, ставшего известным во время Второй
мировой войны. Но это был я - верно...
- Снимок сделан, - бесцветно сказала Христоф, - камерами наблюдения в
Долилабе позавчера ночью. Есть и другие... - Она расправила их веером.
Не все они были сделаны из этой же камеры - задний план заметно
отличался. Но на всех них было то же самое, хорошо знакомое мне лицо, в
этой незнакомой одежде.
- И здесь, - сказала она, достав из папки кусок картона, - отпечатки
из вашего досье в колледже. Они полностью совпадают с найденными в
лаборатории.
На картонном бланке под широкими десятью полосами было только четыре
отпечатка. Я думал, что все они были получены на месте происшествия. Но
даже дилетант мог заметить, что спирали и канавки на большом и среднем
пальцах правой руки и оба указательных очень схожи с отпечатками из моего
досье.
- Это ложь! - заорал я.
- Вы опять за свое? - недоверчиво спросила Христоф.
- Но это же не я, потому что я не делал этого!
- О черт! Доминик, - вздохнула она. - Я считала вас более
благоразумным! - Закинула руки за спину и посмотрела в пол.
Она не давала своим помощникам никаких знаков, но они прекрасно знали
свое дело и подошли ко мне.
Били меня не очень долго. Вы же слышали о том, как они обращаются с
подозреваемыми. По этим сплетням, пускают в ход кулаки. Я был уверен, что
это не только слухи, потому что однажды писал вексель на одного бармена, а
затем того арестовали по подозрению в продаже крепких напитков человеку
моложе тридцати пяти лет. После этого ему уже никогда больше не
потребовалось векселей. Вдова прошептала мне на ухо, в каком состоянии
вернули для захоронения тело: это может основательно вывернуть ваши кишки.
Со мной, к счастью, такого не случилось.
Я получал легкие шлепки. Но это было слишком унизительно. Это было
унизительно вдвойне, потому что я был связан и не мог дать отпора. Хорошо,
на моем месте вы не сделаете этого - даже не сможете парировать удары
руками, а не головой. Моя голова звенела от оплеух, открытая ударам. Они
прекращали бить, когда агент Христоф задавала вопросы.
- На фото изображены вы, Доминик. Не так ли?
- Откуда я знаю? Это... ой!.. Немного похож на меня.
- А отпечатки?
- О них мне ничего не известно...
- О черт... продолжайте, мальчики!
Скоро им надело колошматить мою голову. Или, вероятно, они заметили,
что я с беспокойством стал прислушиваться к Христоф, во всяком случае,
меня начали колотить в живот и спину. Так как я до сих пор был одет только
в плавки, то оказался беззащитен. Было ужасно больно. Но лупить по спине
им не очень нравилось. Они могли причинить боль собственным рукам и делали
это без особого восторга. Часто останавливались.
- Измените показания, Доминик?
- Мне нечего менять, черт возьми!
И они снова молотили по моему животу. Это причиняло сильное
страдание. Меня выворачивало наизнанку, в глазах двоилось, и я едва
слышал, что говорит агент Христоф.
И я чуть было не пропустил мимо ушей, когда она сказала:
- Сопляк! Вы по-прежнему отрицаете, что были в Долилабе в субботу,
тринадцатого августа?
Я задыхался.
- Подождите! - собственно говоря, они не оставляли попытки сделать из
моего живота хороший пунш. - Пожалуйста... прекратите, - молил я, и
Христоф остановила их. Я сделал два глубоких вздоха и сумел сказать: - Вы
имеете в виду прошлую субботу, тринадцатое?
- Вот именно, Доминик! Когда вас засекли в Долилабе.
Я приподнялся и выпрямился.
- Но я не мог там быть, агент Христоф, - сказал я, - так как в
прошлую субботу я был в Нью-Йорке. Со мной была моя невеста, она
подтвердит. Честное слово, агент Христоф! Я не знаю, кто был в Долилабе,
но только не я!
Конечно, все было не так просто. Я получил еще два-три крепких удара,
прежде чем они убедились (или не убедились), но прекратили бить меня. Для
подтверждения моего рассказа они вытащили из постели Грету. И она
рассказала им по телефону все, что помнила. Они проверили. Я не так часто
уезжал с Гретой в Нью-Йорк, поэтому она точно запомнила дату.
Развязав руки, они разрешили мне встать и отпустили домой. Один из
них даже предложил мне плащ, чтобы я надел поверх плавок. Думаю, им было
очень не по себе. К тому же агент Христоф не проронила ни слова, она
склонила голову над досье и кусала губы. Один из тех, кто колотил меня,
сказал, что я могу катиться ко всем чертям.
- Но не очень далеко. Де Сота! Ясно? Без всяких там поездок в
Нью-Йорк - только туда, где мы сможем найти тебя в случае необходимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33