Выдать его полиции было бы слишком, он был неплохим солдатом.
Дормейер появился немедленно, его сумасшествия как не бывало. Стоял
навытяжку и отвечал на все вопросы ясно и четко. Да, он ушел в самоволку!
Причины? Он скучал по своей погибшей жене, и кто-то сказал, что в этом
времени есть точная копия любого из нас. Он уехал взглянуть на нее... и
нашел в постели с другим парнем. Этого он не смог вынести! Нет, он не
убивал человека: Глория оттащила его, он вышел на улицу, сел в автомобиль
и заплакал. А когда пришел этот Ортиц, жертва почему-то уже посинела.
Я отослал Дормейера с выговором. На этот раз я выпихнул Ортица и
обернулся к капралу.
- Проводите офицера Ортица в машину и дайте ему уехать! - приказал я.
- Пусть он поймет, что мы здесь как друзья, а не как захватчики. - И
подмигнул Ортицу: - Хотите добрый совет, офицер? Вы будете первым, кто
вышел из оккупированной зоны, и телерепортеры уделят вам много внимания.
Не говорите им ничего!
Я с удовлетворением наблюдал за его уходом и отвернулся от реального
мира.
Это было как ледяной водой по лицу!
Портал заработал снова. И для меня поступило свежее сообщение. Один
из пленных, мой двойник Дом Де Сота, сбежал в другую линию времени (они
даже не знают в какую!) и прихватил с собой нашего ученого, доктора
Дугласа!
Когда я находился на родной стороне портала в последний раз, была
темная ночь. Мы шли по деревянному настилу, держась за веревку. Света было
мало: только голубое плавающее сияние от грузовиков. Мы спускались вниз,
испуганно спотыкаясь, поднимая пыль и дрожа от холода ночной пустыни. На
вершине горы высадилась большая группа геликоптеров, света от них было не
больше, чем от грузовиков. Все ручные прожекторы были направлены на солдат
второго эшелона и специалистов, устанавливавших генератор портала. Никто
из нас не знал, чти мы найдем на другой стороне.
Теперь все было по-другому: рыжий настил обжигало горячее солнце,
ветер задувал песчинки прямо в глаза. Около штабной машины нервно ходил
Магрудер, Крысья Морда, и ждал меня, потом посадил в автомобиль, и мы
помчались, поднимая клубы пыли. По дороге я видел, как бульдозеры спешно
загребают знаки посадки, и, когда над нами пролетят русские спутники, они
не заметят ничего такого, что заставило бы сомневаться в достоверности
раскопок.
Лишь одно было неизменно - я боялся!
Я боялся, как никогда, потому что страх получить пулю - это
физический ужас того, чего можно избежать. Сейчас я боялся свершившегося
факта. Если сенатор сбежал, в побеге ему помог армейский комбинезон, а его
дал я...
В дороге Магрудер не проронил ни слова, даже не взглянул на меня.
Поджав губы, генерал сердито пялился в окно. Я не обижался: его задница
была в такой же мясорубке. Я застыл как статуя и повис на ремне
безопасности, не рискуя защелкнуть пряжку.
Думаю, он забыл о моем существовании.
Мы остановились за гребнем песка, и Магрудер выскочил из машины, зло
вращая глазами. Сейчас он сердился на сержанта Самбок и штатского техника
- доктора Вилларда, который являлся помощником похищенного доктора
Дугласа. Он оставил их на солнце, пока спускался за мной. Солнечный удар?
Я не знаю, как они его избежали. Об этом генерал Магрудер не беспокоился,
поскольку солнце никогда не влияло на него. Он сам был хуже солнца...
Тяжело, словно бык, он топнул ногой, плюнул и показал на трейлер.
- Все трое - внутрь! - приказал он.
Внутри трейлера не лучше; это был холодильник, но не из-за
кондиционера. Холод шел от самого генерала. Когда он смотрит в упор, ваши
глазные яблоки покрываются изморозью. Я беспокоился за себя, немного за
сержанта Самбок и даже, как ни странно, за доктора Вилларда, ведь он даже
не был при исполнении обязанностей. Случилось так, что Виллард просто
стоял на помосте и разговаривал с Ларри Дугласом, когда подошел мой
двойник, угрожая карабином, сбросил Дугласа в верхний портал и прыгнул
следом. Техник ничего не сумел сделать (хотя это, кажется, не интересовало
генерала Магрудера), потому что был маленького роста и, как все
гражданские из проекта, невооруженным.
С Найлой Самбок все было иначе. Полно и лаконично она отвечала на все
вопросы генерала.
- Так точно, сэр, я охраняла сенатора! Так точно, сэр, я позволила
ему справиться со мной и овладеть оружием! Так точно, сэр, я допустила
оплошность! Никак нет, сэр, я не оправдываюсь!
Но "полно" не то слово, потому что в ее глазах и тоне было что-то
такое, что говорило о большем... Однажды я отдал под суд капитана,
изнасиловавшего молоденькую призывницу, он думал, что все женщины на самом
деле хотят этого (совершенно неважно, что они сопротивляются). Самбок
выглядела точно так же, полная негодования и ярости...
Интересно, не было ли такого и с другим Де Сота? Но тут Магрудер
обернулся ко мне, и я напрочь забыл все тревоги о сержанте, имея
достаточно собственных.
Подумать только, полтора часа назад я разносил рядового Дормейера!
Ветер переменился.
Магрудера прозвали Крысьей Мордой по одной простой причине: у него
был маленький подбородок и мертвая хватка, более того, под длинным острым
носом он носил торчащие в стороны усы. Я видел, как вздрагивал его нос,
когда генерал, раздумывая, замораживал своим пристальным взглядом и
постукивал пальцем по кушетке. Мы ждали.
Наконец он произнес:
- Есть вещи, которые вам следовало бы знать...
Пауза.
- Первое, - продолжил он, - то, что их шлюха-президентша не ответила
на заявление нашего президента Брауна. Поэтому мы переходим к
осуществлению фазы-2.
Ждали мы долго.
- Второе, я запрашивал для доставки военнопленных транспортный HU-70,
но мне отказали под предлогом того, что их могут обнаружить русские
спутники. И послали этих дерьмовых карликов.
Мы прождали немножко дольше, но уже с меньшим предчувствием гибели,
разве генерал не сказал, что было оправдание? Если бы послали подходящий
транспорт, то за один рейс увезли бы всех заложников и не возникло бы
никаких проблем. На это почти не было надежды, но лучше столько, чем
ничего. Он сказал:
- Действуйте без ошибок и помните, что вы по-прежнему в дерьме! Вы,
Де Сота, потому что дали одежду... Молчать!
Я пытался оправдаться.
- Вы, сержант, потому что позволили овладеть оружием. А вы, Виллард,
потому что позволили этому сукину сыну Дугласу вертеться возле портала без
присутствия старшего офицера! Не говоря уж о том, что двое из вас
позволили убежать заложнику!
- Генерал Магрудер! - бесстрастно заявил Виллард. - Я присутствую
здесь как штатский консультант, и, если против меня будет выдвинуто хоть
одно обвинение, я имею право на присутствие адвоката. Я требую...
- Нет, не имеете! - поправил его Магрудер. - То, что вы совершили,
Виллард, является добровольным соучастием в побеге парочки, которую
требовалось доставить в Болинг-Филд.
- Болинг-Филд?! - воскликнул Виллард. - Но ведь это же Вашингтон,
округ Колумбия...
Магрудер не приказал ему молчать, он только посмотрел, и фраза тут же
прилипла к языку Вилларда.
Снаружи я услышал трепет винтов. Когда Магрудер приоткрыл дверь, я
увидел, как вращаются лопасти и к нам бежит летчик...
- Это ваш! - сказал Магрудер. - Он доставит вас в аэропорт, где ждет
MATS С-111. Фаза-2 уже началась!

Старик, остерегаясь, выглянул из-за двери (тишина!) и подкрался к
почтовому ящику. Драгоценный коричневый конверт из Велфайр на месте! Он
положил его обратно, поднялся по лестнице и защелкнул за собой все три
замка. Если все будет хорошо, то едой и деньгами он обеспечен. Старик даже
не почувствовал слабого дуновения. И когда повернулся, то увидел, что его
квартира разграблена! Старый телевизор украден, с кухонной полки сброшено
скудное содержимое, подушка валяется на полу... Со стоном он открыл дверь
в спальню, чтобы убедиться, не унесли ли драгоценные запасы бумаги... На
его кровати лежал какой-то человек. Горло его перерезано, глаза
безжизненны, лицо искажено болью и страхом... Это было его лицо!

АВГУСТ, 24, 1983 г. ВРЕМЯ: 4.20 ДНЯ.
МИССИС НАЙЛА ХРИСТОФ БОУКВИСТ
Я должна вылететь в Рочестер, но не смогла покинуть Вашингтон.
Сумасшедший день промелькнул непонятным фильмом: наступило время полета,
прошло. Эми сделала заказ на вечерний рейс, но отменили и этот. Я, как
делаю это всегда во время отчаяния, раздражения и тревоги, репетировала.
Сидела перед телевизором за фортепьяно и исполняла отрывок из концерта
Чайковского. Вновь и вновь, но глаза мои притягивались к экрану, где
каждые двадцать минут повторялось безумие предыдущей ночи и показывали
Дома, дорогого Дома, любимого, с которым я спала в одной постели,
любовника Дома. Он сидел с приторной улыбкой и представлял суррогат
президента Соединенных Штатов, говорившего ужасные вещи. Вся программа
изменилась, и везде были такие же нереальные новости. Чужие группы в
Нью-Мехико продолжали удерживать захваченную территорию, наши не
атаковали, и никто в Вашингтоне не смог произнести что-либо дельное.
Не только я была обескуражена и сбита с толку. Даже погода была
прескверной: с побережья принесло что-то вроде тропического циклона, и у
нас установилась сильная жара и постоянно моросящий дождь.
Не переставая звонил телефон. Дважды звонила Джекки. Звонили
Ростроповичи, концертмейстер Слави и даже старая миссис Джеветс - все, кто
хоть немного мог заподозрить меня в личном интересе к сенатору. Но никто
не намекал на это, они были чересчур вежливы. Через десять минут я уже не
помнила ничего из сказанного. Хорошо, что не звонили газетчики. Наша общая
тайна оставалась нераскрытой.
Я уделила время даже на то, чтобы выразить соболезнование бедной
Мэрилин Де Сота. Она сидела в пентхаузе у неумолкающего телефона и
удивлялась: какая муха укусила мужчину, за которым она столько лет
замужем?
Да, я нашла время позвонить жене своего любовника! Это было не
впервые, но первый раз я задержалась при этом более, чем требовал этикет,
- как раз настолько, насколько нужно бы, чтобы сказать, что Дом неверный
муж и я не виновата!
Обычно я верила в это...
И пришла Эми... с чаем, с надуманными вопросами: какие платья я хочу
носить в Рочестере? Я вдруг вспомнила, что мне назначено интервью из
"Ньюсуика", что из Рочестера звонил импресарио, а я еще не ответила ему.
Конечно, я не забыла про концерт.
Можно сказать, что я работала, как никогда раньше. Они пригласили
дирижером Рикардо Мати, с которым я придерживалась различных взглядов. Я
хотела исполнить Чайковского, и он соглашался, но я хотела играть его
полностью, а Мати был против. Когда я исполняла Чайковского, я ссорилась
каждый раз и всегда уступала, но только не сейчас!
Я проиграла его полностью. От начала и до конца дважды, выпила пару
чашек холодного чаю... и играла снова и снова.
Меня беспокоило, что мои пальцы думают о музыке, а сознанием владело
другое. Что делает Дом? Почему он не звонит мне? Быть может, он только
пошутил о безумном проекте Кэтхауза? И что я сделала со своей жизнью?
Время от времени на меня находило сомнение: хочу ли я иметь ребенка? И
если да, то от кого?
Я постаралась опять вернуться к музыке, пока из Гварнериуса выплывают
эти волнующие романтические темы. У Чайковского была масса сложностей с
концертами, например. "В первый раз могу поверить в возможность
существования музыки, неприятной для слуха!" - сказал на премьере один из
критиков. Как бы вы жили после этого? (Но теперь, это самый любимый
концерт из его репертуара.) И его собственная жизнь была закручена
посильней моей в немузыкальном (политическом?), кажется, политическом
смысле. Поскольку здесь присутствовал византийский аромат интриг царского
двора. Его брак оказался неудачным, и на его почве он получил нервное
расстройство. На протяжении двадцати лет Чайковский имел, пылкий роман по
любовной переписке с Надеждой фон Мекк, не встречаясь при этом с ней ни
разу (как только она появлялась, он немедленно выбегал через черный ход).
Сумасшедший Петр Ильич! Говорят, он мечтал стать дирижером, но не вышло,
поскольку правой рукой он управлял оркестром, а левой держался за
подбородок (иногда у него появлялась навязчивая идея, если он расслабит
руку, голова свалится с плеч).
Сумасшедший Петр Ильич!
Спинг - лопнула пятая струна, порванная мной. Я сердито ухмыльнулась,
вспомнив, что говорил мне однажды Руггиеро Рикки: "Вы соблазнили
Страдивари, но изнасиловали Гварнери!" На этот раз я изнасиловала его
немного грубовато.
Эми сразу же ворвалась в дверь. Я не спросила, не подслушивала ли
она. Без сомнения. Я протянула ей скрипку, и она внимательно рассмотрела
порванную струну.
- Нужно натянуть точно такую же!
Она кивнула.
Пока Эми раскрывала пакет со струнами, я вновь ушла в грезы.
"Сумасшедший Петр Ильич!" - подумалось опять, только это обернулось в:
"Сумасшедшая Найла Боуквист! Что ты сотворила со своей жизнью?"
Раздумывая, я полизала болевшие ногти. Они не изрезались до крови,
для этого потребовался бы, как минимум, резец, но они болели. Я сильно
страдала. И сказала:
- Эми, как вы думаете, где сейчас находится мой муж?
Она взглянула на часы.
- Здесь около пяти, значит, в Чикаго четыре. Думаю, он в офисе. Вас
соединить?
- Пожалуй, да!
- Ферди не любил отпускать меня на дальние гастроли.
Для связи мы использовали специальную линию. Только Эми лучше меня
помнила номера, на связь у нее уходило не более двух минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33