чтобы воскресить покойника в "загробном царстве", считали египтяне,
необходимо уберечь тело от разложения; Ба возвращалась, и человек,
например, мог принять пищу и т.п.; отсюда обычай бальзамирования трупов]
кровавым грехом..."
Но финикийца в воде уже не было. Солдаты с суеверным ужасом смотрели
на мутную заводь с плавающим хворостом и бурыми листьями. Один всплеск
обратил бы их в бегство. Астарт понимал это. Припав к земле за буйным
кустом боярышника с пунцовыми розетками плодов, он отвязал от ноги
короткое бедуинское копье. Финикиец посинел от холода и напряжения. Трюк с
копьем ему дорого обошелся: он уже не смог бы сейчас уйти от погони.
Поэтому он собрал последние силы и метнул тяжелое намокшее копье.
Начальник отряда свалился в воду.
Солдаты в панике карабкались на скалы, и жрец в леопардовой шкуре был
впереди.
"Как страшен мир, как страшен человек..." - Ахтой закрыл лицо руками.
Финикиец подошел к нему, еле волоча ноги.
- Брось убиваться, опальный жрец, - прошипел он со злостью Сета, Мота
и всех демонов преисподней, - вот твоя проклятая истина, бери же, она мне
не нужна.
- О чем ты, безумец?
- Ты искал истину, на которой держится мир. Я нашел ее, когда сидел в
воде. Вот она: чтобы выжить, твори зло. Чтобы быть счастливым, сделай
несчастным ближнего! Чтобы достичь своей мечты, убей мечту другого. В
проклятом мире должны быть проклятые истины. Ты не рад? Где твое
блаженство? Ведь свершилась цель твоей жизни!..
- Нет, Астарт, это истина шакалов, а не людей. Она мне тоже не нужна.

3. В ГОРОДЕ ДЕТСТВА
"Привет, могучий Тир, хитрый Тир, продажный Тир! Я люблю тебя, мой
Тир, моя беспощадная родина. Люблю твои стены, увитые плющом, люблю шум
базаров и гаваней, люблю матросские драки и песни, люблю завывание
базарных пророков и торгашей, люблю и вас, лысоголовые жрецы, убийцы всего
прекрасного! Я люблю тебя целиком, Великий Тир, со всеми твоими дворцами и
кучами навоза. Прими в свое пьяное чрево блудного сына..."
Астарт стоял на крепостной стене и, раскрыв объятья, вдыхал ветер с
моря, напоенный брызгами прибоя и запахами соли, водорослей, древесной
смолы. В гавани разгружались сотни кораблей. По гнущимся, стонущим сходням
бегали потные рабы с тюками, бочками, корзинами... У самых крепостных
стен, в шапках грязной пены и прибойного мусора, сражались плоты тирских
мальчуганов. Здесь ковалась слава тирских мореходов. Много поколений
известных всему миру кормчих породила эта мелководная лужа. Она же
когда-то определила и жизненный путь Астарта.
Среди яркой бушующей толпы возвышались всадники на рослых конях и
Киликии - воины патрицианского ополчения. В него набились только отпрыски
могущественных семейств, родовой знати Тира. То и дело над морем голов и
корзин проплывал роскошный паланкин какого-нибудь
сановника-кораблевладельца, настоятеля храма или хозяина заморских
факторий. Тут же на пристанях начинался крупнейший в Средиземноморье
базар. Впрочем, весь Тир - сплошной базар. В любом закоулке столицы в
любое время дня заключались умопомрачительные по масштабам сделки,
продавалось и покупалось все - от людей до пуговиц. Каждый житель столицы,
да и всей державы в целом, был купцом. Каждый из кожи лез, чтобы
утвердиться на рынке и смять конкурента. И все - от нищего, собирающего
подаяние у храмов, до царя Итобаала - держали нос по ветру, улавливая
малейшее изменение в рыночных делах.
Ахтой тонул в океане красок и звуков. Ликующий Астарт тащил его
куда-то, тряс за плечи, что-то кричал ему в лицо и был подобен сотням
одержимых, носившихся сломя голову по всем улицам Тира, и островного, и
материкового.
Перед усталым взором Ахтоя мелькали строения всевозможных
архитектурных типов - от примитивных иудейских и хеттских хижин и
особняков до блестящих дворцов в ассиро-вавилонском духе. Поражали
разнообразием многочисленные фонтаны, обелиски, статуи богов и царей,
по-семитски аморфные, глыбоподобные. И всюду бородатое и носатое лицо
Мелькарта: Мелькарт, сидящий на морском коне, Мелькарт, стоящий на четырех
дельфинах, Мелькарт с туловищем крылатого коня и рыбьим хвостом.
Астарт на ходу приценивался, кого-то спрашивал, кому-то отвечал,
острил, обзывал, кому-то дал пинка и такой же получил в ответ. Юродивые,
ремесленники, крестьяне, прорицатели, аристократы, брадобреи, глотатели
змей, азартные игроки, водоносы, кукольники, птицеловы слонялись взад и
вперед, выкрикивая на разные голоса, образуя водовороты и штормовые шквалы
вокруг зрелищ.
В Тире царствовала весна. Лотки торговцев ломились под тяжестью
черешни и апельсинов. По сторонам мощеных улиц - целые россыпи миндаля в
свежей зеленой кожуре, ранние сорта абрикосов, а над всем господствовала
кряжистая свилеватая трудяга - олива: маслины всюду - в жбанах, кувшинах,
тазах, питейных сосудах, противнях, листвяных и тростниковых корзинах.
Какие только маслины не увидишь на тирских базарах! Овальные, шаровидные,
черные, зеленые, желтые, соленые, маринованные, вяленые, хрустящие, как
огурец, и вязкие, как смола, но неизменно обожаемые финикийцами,
азиатскими греками, пунийцами, филистимлянами...
Ахтой увидел, как Астарт поднял над головой меч.
- Прощай, кусок железа, опившийся кровью! - произнес с чувством
финикиец. Скупщик отсчитывал ему звонкие слитки, Астарт говорил под их
аккомпанемент: - Клянусь Повелителем Кормчих, моя рука не прольет больше
крови. - Он широко улыбнулся. - Разве только это будет кровь жирного
каплуна или сладкого барашка.
Потом они ели жареную рыбу, маслины, отваренные в молоке фисташки,
пили вино лучших в мире давилен.
Неподалеку от заплеванного бассейна, в котором Ахтой омыл свои
натруженные ступни, боролись базарные силачи. Астарт, жуя на ходу,
устремился в самую гущу зевак. Египтянин устало склонился на свой мешок и
едва не уснул среди базарной сутолоки под крики торговцев и попрошаек. Но
вернулся буйный Астарт и заорал:
- Ахтой! Смотри, кого я выловил в толпе драчунов! Это же Эред!
И Астарт схватил в объятия рослого белокожего парня, настоящего
великана с могучим торсом, огромными плечами и буграми чудовищных мышц, и
не без труда оторвал его от земли. Увидев на шее Эреда кожаный обруч раба,
Ахтой не удивился. Астарт много рассказывал о своем друге-рабе, с раннего
детства выставляемом на базарных поединках. Гигант ощупывал Астарта,
словно не веря своим глазам.
- Астарт, клянусь ногой Геракла, мы опять вместе!..
Эред, профессиональный базарный борец, вне ристалища был на редкость
покладистым и даже покорным малым. Его хозяин, дряхлый скиф, пропахший
навозом и солодом, приплелся вслед за друзьями, отчаянно скрепя всеми
суставами, и заменил кожаный ошейник Эреда на железный.
Конец длинной цепи от ошейника он по-хозяйски намотал на свою
иссохшую ручонку.
- А ты, навозный жук, все ползаешь? - удивился Астарт.
- Где? - Хозяин был туговат на слух. - Он мне вместо сына, - добавил
скиф и дернул за цепь. - Пошел домой.
- Да брось, - отмахнулся Эред и вырвал цепь из рук старика. - Это он
так при посторонних. Вообще-то он давно уже вежливый. У него никого и
ничего не осталось: голые стены да я. Остальные рабы перемерли: не в
состоянии был их прокормить. Все свое добро пустил по ветру, последнюю
лошадь пропивал со слезами. Лошадь для скифа - это все. Иногда мне
кажется: он мой раб, и я кормлю его только из жалости.
Скиф успокоился и сел на землю, поджидая, когда ему дадут есть.
Астарт купил у виноторговца целую амфору вина, Эред окликнул разносчика
фруктов, и друзья помянули прошлое столь усердно, что остались ночевать
тут же на базарной площади.

4. АСТАРТ ПУСКАЕТ КОРНИ
Друзья осмотрели дом. Обещанная ростовщиком "добротная вилла"
оказалась ветхой лачугой. Сквозь трещины в стенах беспрепятственно
врывался ветер и играл свесившимися с потолка корнями растений.
В полураскрытую дверь влезла морщинистая физиономия ростовщика
Рахмона.
- Соблаговоли подтвердить нашу сделку перед лицом уважаемых купцов,
твоих соседей, - заворковал он, выкатив глаза, словно рак-отшельник, -
писец все запишет.
- Ты меня хочешь надуть, старый плут. - Астарт бесцеремонно шлепнул
его по спине, ростовщик закашлялся...
Астарт получил кредит у ростовщика благодаря своей популярности в
Тире. Многие помнили его мальчишеские проделки. Анекдоты о наемнике
Астарте преподносились иностранцам, ступившим на землю Тира, как местный
сувенир. Завсегдатаи питейных заведений смаковали похождения простого
тирянина в царском гареме, придумывали новые истории о его
сверхъестественной изворотливости, поражались побегу чуть ли не с острия
кола.
Поторговавшись с ростовщиком и убедившись, что бесполезно с ним
спорить, Астарт вышел во двор и подтвердил сделку.
- За усадьбу, рабыню, два бревна ливанского кедра, топор, пилу, кусок
льняного полотна для паруса, рыболовные снасти и два пустых бурдюка
обязуюсь уплатить рабби Рахмону через два новолуния один талант серебром.
Тщедушный писец в гигантском парике торопливо занес условия на
глиняную табличку.
- С каждой новой луной, о уважаемый, твой долг будет возрастать на
треть таланта: такой процент, - любезно добавил ростовщик.
Купцы-свидетели и рабби Рахмон оттиснули в правом углу таблички свои
фирменные печатки, Астарт скрепил все оттиском своей серьги кормчего с
изображением дельфина.
Писец аккуратно положил табличку в заранее разведенный костер. Пока
письмена приобретали прочность камня, слуги Рахмона обносили всех
присутствующих вином.
- За удачу в делах нового хозяина, еще одного хозяина, живущего в
нашем квартале, провозгласил тост один купец.
- Да поможет ему Мелькарт!
- Да преисполнится его сердце благодарностью к благодетелям
ростовщикам! - заключил Рахмон, и все выпили.
- Ну и дрянь же ты нам подсунул, - сказал Астарт и выплеснул из
своего кубка на землю, - ты, благодетель, наверное, ошибся, приказав рабам
зачерпнуть помоев вместо вина.
Ростовщик фальшиво засмеялся и через силу осушил свой кубок.
Купцы-свидетели, ухмыляясь, вернули кубки рабам и распрощались вслед за
ростовщиком.
Ахтой неодобрительно покачивал головой. Ему не нравилась сделка.
- Не унывай, дружище, построим лодку, а грянет шторм, и, когда ни
один кормчий не отважится выйти в море, доставлю на острова срочный груз.
Один рейс окупит с лихвой и долг, и проценты.
Но Ахтой был мудр в делах житейских.
- Не учитываешь неожиданности, столь обильные в жизни смертных. Вдруг
ты не построишь лодку? Или тебе помешают в твоих помыслах? Или море
проглотит твое судно? Чем я тебе помогу? Я нищ. Брать плату за лечение не
могу, нельзя. Мой господин Имхотеп не брал.
- Не все так печально, Ахтой. В армии мои долги сохраняли мою жизнь
от иудейских топоров и плетей сотников. Чем больше ты должен, тем лучше
тебя берегут от смерти.
- Здесь не армия. Здесь купцы.
Рабы Рахмона приволокли два толстых бревна и бросили перед хижиной.
Надсмотрщик привел девушку в рабском ошейнике и с тощим узелком в руках и
толкнул ее к Астарту.
- Вот твой новый господин.
Девушка покорно подошла к господину и хотела поцеловать ноги. Астарт
остановил ее. Надсмотрщик захохотал и погнал рабов вдоль по улице.
Она была очень мила, даже красива, хотя безжалостное клеймо на лбу
уродовало прелестное личика. Прямой нос, слишком светлая для хананейки
кожа, маленькие руки и ноги.
- Агарь?
- Да, господин, рабби Рахмон приказал так называть меня, когда я
родилась.
- Знаком тебе Эред?
Она испуганно вскинула длинные ресницы и еле слышно прошептала:
- Да...
- Он мой друг. Я узнал, что вы любите друг друга, и хочу, чтобы вы
были вместе.
- О, господин!.. - Агарь обхватила его ноги, заливаясь слезами.
- Перестань. Ахтой, ты видишь, как люди делают себе повелителей.
Стоит облобызать ступню нищего, как в нем просыпается господин.
Астарт был рад. Ахтой разделял радость друга, но ему не давала покоя
мысль, что рабби Рахмон, как истый ростовщик, не преминет воспользоваться
уздой, взнуздавшей Астарта.
В этот день они наспех починили крышу и стены. Когда Тир окутала
ночь, звезды больше не заглядывали в проломы и трещины.
- Одну дыру можно было бы оставить, - ворчал Ахтой, взбираясь на
крышу, чтобы по хвосту новой кометы определить, что ожидает человечество в
будущем году.
Астарт лежал на своем ложе, покрытом сухой травой, и прислушивался к
легкому шороху ящериц, бегающих по потолку. Из другой комнаты неслышно
вошла рабыня с масляной плошкой в руке.
- Что тебе, Агарь?
- Я ждала, когда господин позовет меня.
- Зачем?
- Как зачем? - В свою очередь удивилась девушка. - Мой прежний
хозяин...
- Понимаю... Присядь и слушай. Когда-то давным-давно двое мальчишек и
одна девочка покинули Тир и отправились искать приключения. Я бежал от
жрецов богини Астарты, я был с рождения посвящен ей. Эред - от жадного
скифа, а Ларит увязалась за нами. Она тоже с рождения посвящена богине...
Она дрожала при одном звуке ее имени, но все равно ушла с нами. Потом мы
бродили по всему свету, плавали то на плотах, то на галерах. Целый год мы
были вместе, ни на миг не расставаясь, пока в Египте нас не схватили. У
Ларит на плече нашли клеймо храма, Эреда выдали следы от рабского
ошейника. Их отправили в Тир, чтобы получить выкуп за поимку. У меня же на
плече, вот, - он повернул к масленому фитилю плечо с давним шрамом от
ожога, - здесь был выжжен голубь, как у всех, посвященных богине, но я
накалил острие ножа и прижал плашмя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37