https://wodolei.ru/brands/Grohe/
— весело встретил его Потемкин. — Ну, как там дела?
Державин кратко и деловито передал главную суть своего дознания и мнение о необходимости привлечения к ответственности тех или иных должностных лиц.
— Ну, ну, — милостиво сказал светлейший, сделав изрядную понюшку. — Знал я, что кроме хорошего из твоей командировки ничего не будет; дельный ты человек, брат Гавриил! Теперь отправляйся к государыне. Матушка царица уже неоднократно о тебе справляться изволила; она калужским делом очень интересуется.
— Я крайне польщен милостивыми словами вашей светлости, — ответил Державин, — но дерзаю заметить, что для меня самого из моей командировки ничего хорошего не вышло.
— Это почему?
— Потому что во время моего отсутствия таинственным образом исчезла нежно любимая мною двоюродная сестра Мария.
— Исчезла? — с видом величайшего изумления переспросил Потемкин. — Опомнись, батюшка, что ты говоришь! Разве у нас, в Петербурге, люди исчезают?
«Неужели возможно так притворяться?» — подумал Державин, не зная, что ему теперь и думать, и сказал вслух:
— Это случилось не в Петербурге, а в Москве, ваша светлость.
— В Москве? — еще больше удивился светлейший. — Да как же Мария попала туда? А потом, и в Москве тоже люди исчезают таинственным образом? Нет, тут, братец, что-то не то! Расскажи-ка ты мне все по порядку...
— Уезжая в Калугу, я взял Марию с собой до Москвы, так как там живет наша старая родственница, двоюродная тетка, которая хотела познакомиться с чудесным образом обретенной племянницей. Когда на обратном пути в Петербург я заехал за сестрой, тетка, рыдая, объявила мне, что Маша исчезла.
— Но как это случилось?
— Однажды утром невдалеке от теткиного дома показались цыгане. Маша отправилась посмотреть, как они поют и пляшут, но домой не вернулась.
— Так она, может, ушла с ними?
— Тетка сейчас же отправилась к полицмейстеру. Тот принял горячее участие, приказал найти цыган и обыскать их. Цыган поймали под самой Москвой, но при них никого не оказалось. Дальнейшие розыски не привели ни к чему: нигде не удалось найти ни малейшего следа пропавшей...
— Да это просто сказка какая-то! Человек не иголка; куда ему пропасть?
— И все-таки это так, ваша светлость!
— Милый друг мой, самые таинственные происшествия оказываются крайне простыми, если отнестись к ним разумно. Логики, больше логики, братец, — вот главный ключ к истолкованию многого непонятного. Могли цыгане 224
украсть твою сестру? Нет, потому что ее тогда нашли бы у них. Могло с ней что-нибудь случиться? Нет, потому что ты сам говоришь, что цыгане давали свои представления около дома твоей тетки, в людной местности, днем, и случись с твоей сестрой что-нибудь, это знали бы, увидали бы. Значит, остается одно предположение, и, судя по всему, оно самое вероятное. Просто твоя сестра, наслушавшись цыганских песен, возгорелась жаждой вновь вернуться к былой свободной жизни и сбежала; только и всего!
— Ваша светлость, что вы говорите!
— Знаю, что я говорю, милейший, знаю! Ты не забудь, что я ближе, лучше и дольше чем ты знаком с твоей сестрицей. Нельзя, конечно, сказать, чтобы она была плохим человеком — Боже упаси, в ней много хорошего. Но только она немножко сумасшедшая. Западет ей что-нибудь в голову — стук-бряк-хлоп, готово! Очень уж она горяча, необузданна, дика. А тебя я тоже знаю; ты у нас Иосиф Прекрасный, мораль ходячая. Чай, замучил ее до смерти? И то не хорошо, и это не годится... А тут пахнуло на нее запахом степей, раздольем табора... ну и поминай как звали!
— Ваша светлость, с тех пор как цыганка Бодена превратилась в Марию Денисовну Девятову, она поставила себе задачей стать достойной этого имени. Она сразу изменилась к лучшему!
— Вот то-то и дело, что «сразу»! Кто же, братец, сразу меняется? Столько лет прожила разнузданной цыганкой, а потом — стук-хлоп-бряк! — пожалуйте: сразу девица из хорошего дома! Слыханное ли это дело, братец? Просто это была одна из ее прихотей... Поверь мне, дружок, Бодена не хуже и не лучше всякой другой девчонки, назначение которой служить любви и прихоти!
— Вы оскорбляете меня...
— Ну вот еще! Разве ты можешь быть ответственным за добродетель кузины? Мало ли что бывает: Елизавета Воронцова была первым недругом нашей великой государыни, и один Бог знает, сколько эта подлянка гадостей царице натворила, а Екатерина Воронцова, ныне княгиня Дашкова, была государыней приближена... Вот и братья Орловы: один в немилости, другой в чести...
— Но Мария не могла быть настолько неблагодарной!
— Э, полно тебе! Благодарность не из числа ее добродетелей. Сам небось помнишь: я осыпал ее подарками, я дышал только ею, а как она вела себя со мной? Мало того, что была груба и дерзка, так она еще готова была с кем угодно изменить мне. Разве ты забыл, как она соблазняла тебя, как по ночам к тебе в комнату ходила? Вот то-то оно и есть!
— Да, Бодена была неблагодарной по отношению к вам. Но она не притворялась, не лицемерила; она прямо и откровенно говорила всегда, что она ненавидит вас, презирает, что ваши подарки, милости и благодеяния не нужны ей. Ее возмущало, что ею торговали, словно скотиной, что она была куплена вами, что вы требовали у нее любви как у крепостной, не имеющей права отказывать хозяину. Она негодовала, что вы кидались на нее, словно животное, которое не знает иных законов, кроме чувственных велений плоти. Она не могла простить вам, что вы заставляли ее делать такие вещи, которые оскорбляли ее женский стыд, честь, достоинство. И она была права!
— Послушай, братец, ты, кажется, забыл, с кем говоришь?
Державин вскинул голову, в упор посмотрел на светлейшего и ответил холодно и твердо:
— Нет, я помню, что говорю со светлейшим князем Потемкиным, который слишком могуществен, слишком велик, слишком умен, чтобы сердиться за правду!
— Да я не сержусь, Господь с тобой! Если бы я стал сердиться на всех, кто про меня худо мыслит, так мне было бы в самую пору не кормило русского государственного корабля направлять, не православное русское воинство к победам водить, а надеть красную рубаху, взять топор, да идти на лобное место рубить головы своим недругам... А потом — я понимаю, когда человек в горе, так он много лишнего наговорить может! Словом, будет об этом! Могу я быть тебе чем-нибудь полезен?
— Можете и даже очень. Вы могущественны, вы всесильны. Прикажите серьезно взяться за розыски пропавшей. Если окажется, что она добровольно сбежала, тогда Господь с ней, но если над ней учинено насилие...
— Обещаю тебе сделать все, что в моих силах. Между прочим, я сейчас подумал, что возможна большая ошибка в моих предположениях. Легко могло статься, что твоя Мария не сбежала, а похищена. Ведь существует, братец, на свете такой человек, который легко мог учинить это... Если ты подумаешь, так поймешь, кого я имею в виду, а мне его называть не пристало. Но вот что я тебе скажу: для успеха моих розысков необходимо, чтобы ты спокойно вернулся в Москву и поселился там пока что на жительство. Если действительно в похищении твоей сестры замешано это высокое лицо, то с течением времени, когда пройдет первая опаска, похитители себя чем-нибудь да выдадут...
— Ваша светлость, вы требуете от меня невозможного. Я не вправе уехать из Петербурга, когда только здесь могу найти свою сестру...
— Как? Разве ты знаешь, что она в Петербурге?
— Я не знаю этого, но сердце говорит мне, что это
так.
— Ну, что же, делай как знаешь!
— Ваша светлость, вы сами понимаете, что я не могу успокоиться, что я в состоянии перевернуть небо и землю... я должен найти пропавшую сестру, должен высвободить ее из рук насильников!
— Ну, ну, помогай тебе Бог! Только не забудь, братец, что сначала надо будет тебе к государыне с докладом отправиться, а потом уже можешь рычаги под небо и землю подводить!
Державин откланялся и ушел.
Оставшись один, Потемкин с недовольством побарабанил пальцами по столу и пробурчал:
— Этот молодец может оказаться опаснее, чем я думал. Во что бы то ни стало надо будет сплавить его!
Как только Державин доложил о себе, его сейчас же ввели в кабинет императрицы.
— Добро пожаловать, Гавриил Романович, — с ласковой улыбкой обратилась к нему Екатерина II. — Ну что, как мои калужские герои? Небось, все хороши? Присаживайся и рассказывай!
Державин подал императрице заготовленный доклад о результатах ревизии и приступил к словесному пояснению отдельных статей. Но он выказал при этом такую рассеянность, его сбивчивые, скомканные разъяснения настолько противоречили обстоятельной ясности доклада, что императрица, которая уже неоднократно с удивлением поглядывала на докладчика, наконец не выдержала и сказала:
— Да что с тобой, Гавриил Романович? Рассеян как влюбленный! Или случился такой грех, часом, а она, жестокая, все не хочет выслушать тебя и увенчать твой пламень? Эк, какая она нехорошая! Такого пиита мучает! Кто она, если не секрет?
— Простите мою преступную рассеянность, ваше величество, — скорбно ответил Державин, — но не стрелы шаловливого Амура поразили мое сердце, а тяжелое, страшное несчастье!
— Несчастье? Но что именно?
— Моя двоюродная сестра бесследно исчезла!
— Исчезла? Что за чудеса такие! Да как это случилось?
Державин рассказал историю исчезновения Бодены.
— И ты не имеешь ни малейшего представления о
том, куда она могла исчезнуть? — спросила государыня.
— Нет, ваше величество, не имею. Одно могу сказать — на такой поступок могла решиться только особа, облеченная большой властью или стоящая на большой высоте.
— Гм... Я, конечно, сделаю все, что могу. Сегодня же я прикажу объявить, что всякий, знающий что-либо о судьбе, постигшей твою кузину, и могущий указать, если она жива, куда ее спрятали, получит награду в десять тысяч рублей. Как ты думаешь, довольно этого?
— О, разумеется, ваше величество, на такую сумму польстятся не только подлого звания люди... но...
— Постой! Тут надо выяснить еще одно обстоятельство. Правда ли, что твоя кузина была одно время на службе у великого князя в качестве пажа?
— Да, ваше величество, к сожалению, это правда.
— Но как же ты мог допустить до этого?
— Это было еще до того, как мы узнали, что в таком близком родстве друг с другом.
— Хорошо, но, как уверяют злые языки, их близость не прекратилась и после того, как она поселилась в твоем доме!
— Это и правда, и неправда, ваше величество. Люди злы; они склонны во всем видеть низменные побуждения. Близость бывает духовная и физическая. Что касается последней, то я категорически отрицаю существование ее между его высочеством и моей двоюродной сестрой Марией Девятовой...
— Ты, может быть, станешь уверять, что паж Осип «духовно» спал в одной комнате с великим князем?
— Ваше величество, я отрицаю существование физической близости между его высочеством и М а р и е й Д е в я т о в о й, но не отрицал таковой между ним и цыганкой Боденой. В тот самый момент, когда заблудшая, развратная цыганка узнала о своей принадлежности к незапятнанной семье Девятовых, она поклялась стать достойной своего обретенного имени. Всеми силами боролась она со своим чувством к его высочеству — чувством, всю преступность которого я ей постоянно внушал, и нарочно уехала в Москву на время моей калужской ревизии, чтобы не впасть в соблазн в мое отсутствие. Между его высочеством и моей сестрой была только духовная близость...
— Неужели ты думаешь, что меня могут интересовать шашни моего сына? Если я заговорила с тобой об этом, то совершенно по особенным причинам. Если его высочество нарушает свой супружеский долг, если он считает себя вправе изменять такой дивной, ангельски красивой жене, то это только не делает чести его же вкусу и благородству. И пока его интрижки не афишируются, пока они не разрастаются в скандал, я и не вправе вмешиваться в его дела, как и в дела всякого другого из моих подданных. Если я наказала Нелидову, то за ее строптивость, за дерзость оказать неповиновение приказанию государыни, но никак не за то, что она оказалась счастливее покойного ангела Наташи. И поверь, я не подумала бы тратить с тобой время для выяснения, как именно проводят платонические любовники свое время, если бы не имела в виду опасений чисто государственного свойства. Гавриил Романович! — голос императрицы стал зловеще-грозным. — Я предпочла бы, чтобы между твоей кузиной и моим сыном была физическая, а не духовная близость!
— Ваше величество, но почему?
— Потому что при этих обстоятельствах боюсь, как бы тебе окончательно не потерять кузины, даже если на этот раз она и найдется!
— Я подавлен немилостью вашего величества, тем более что не могу понять, чем я мог вызвать гнев вашего величества!
— Ах, да тут совсем не в тебе дело! Я тебя очень уважаю и ценю. Я знаю, что сам ты не способен на что-нибудь скверное: автор оды «Бог» — слишком возвышенный человек, именно «слишком», а потому ты часто не 230
видишь того, что делается у земли... Вот в двух словах как складывается положение: с некоторого времени за великим князем стали замечать нечто большее, чем простая строптивость; в нем ясно сказывается чье-то сильное влияние; около него стоит его жена, от которой, кроме хорошего, ждать нечего, и, как ты сам признался, — твоя кузина, которую с ним связывает какая-то «духовная» близость. У твоей кузины имеются старые счеты с князем Потемкиным, и ненависть против него лично легко могла превратиться в ненависть к его политике, которая, однако, является на самом деле моей политикой... Берегись, Гавриил Романович, это может кончиться очень печально!
— Ваше величество, я совершенно не представляю себе, как могла бы Мария оказывать дурное влияние на его высочество! Это так не вяжется с ее характером...
— Когда против предположений выставляются факты, то первенство всегда остается за последними — запомни это себе. Словом, как государыня и мать, я не желаю продолжения этой «духовной» близости. Если твоя кузина найдется, можешь ты мне поручиться, что она порвет всякие отношения с его высочеством?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Державин кратко и деловито передал главную суть своего дознания и мнение о необходимости привлечения к ответственности тех или иных должностных лиц.
— Ну, ну, — милостиво сказал светлейший, сделав изрядную понюшку. — Знал я, что кроме хорошего из твоей командировки ничего не будет; дельный ты человек, брат Гавриил! Теперь отправляйся к государыне. Матушка царица уже неоднократно о тебе справляться изволила; она калужским делом очень интересуется.
— Я крайне польщен милостивыми словами вашей светлости, — ответил Державин, — но дерзаю заметить, что для меня самого из моей командировки ничего хорошего не вышло.
— Это почему?
— Потому что во время моего отсутствия таинственным образом исчезла нежно любимая мною двоюродная сестра Мария.
— Исчезла? — с видом величайшего изумления переспросил Потемкин. — Опомнись, батюшка, что ты говоришь! Разве у нас, в Петербурге, люди исчезают?
«Неужели возможно так притворяться?» — подумал Державин, не зная, что ему теперь и думать, и сказал вслух:
— Это случилось не в Петербурге, а в Москве, ваша светлость.
— В Москве? — еще больше удивился светлейший. — Да как же Мария попала туда? А потом, и в Москве тоже люди исчезают таинственным образом? Нет, тут, братец, что-то не то! Расскажи-ка ты мне все по порядку...
— Уезжая в Калугу, я взял Марию с собой до Москвы, так как там живет наша старая родственница, двоюродная тетка, которая хотела познакомиться с чудесным образом обретенной племянницей. Когда на обратном пути в Петербург я заехал за сестрой, тетка, рыдая, объявила мне, что Маша исчезла.
— Но как это случилось?
— Однажды утром невдалеке от теткиного дома показались цыгане. Маша отправилась посмотреть, как они поют и пляшут, но домой не вернулась.
— Так она, может, ушла с ними?
— Тетка сейчас же отправилась к полицмейстеру. Тот принял горячее участие, приказал найти цыган и обыскать их. Цыган поймали под самой Москвой, но при них никого не оказалось. Дальнейшие розыски не привели ни к чему: нигде не удалось найти ни малейшего следа пропавшей...
— Да это просто сказка какая-то! Человек не иголка; куда ему пропасть?
— И все-таки это так, ваша светлость!
— Милый друг мой, самые таинственные происшествия оказываются крайне простыми, если отнестись к ним разумно. Логики, больше логики, братец, — вот главный ключ к истолкованию многого непонятного. Могли цыгане 224
украсть твою сестру? Нет, потому что ее тогда нашли бы у них. Могло с ней что-нибудь случиться? Нет, потому что ты сам говоришь, что цыгане давали свои представления около дома твоей тетки, в людной местности, днем, и случись с твоей сестрой что-нибудь, это знали бы, увидали бы. Значит, остается одно предположение, и, судя по всему, оно самое вероятное. Просто твоя сестра, наслушавшись цыганских песен, возгорелась жаждой вновь вернуться к былой свободной жизни и сбежала; только и всего!
— Ваша светлость, что вы говорите!
— Знаю, что я говорю, милейший, знаю! Ты не забудь, что я ближе, лучше и дольше чем ты знаком с твоей сестрицей. Нельзя, конечно, сказать, чтобы она была плохим человеком — Боже упаси, в ней много хорошего. Но только она немножко сумасшедшая. Западет ей что-нибудь в голову — стук-бряк-хлоп, готово! Очень уж она горяча, необузданна, дика. А тебя я тоже знаю; ты у нас Иосиф Прекрасный, мораль ходячая. Чай, замучил ее до смерти? И то не хорошо, и это не годится... А тут пахнуло на нее запахом степей, раздольем табора... ну и поминай как звали!
— Ваша светлость, с тех пор как цыганка Бодена превратилась в Марию Денисовну Девятову, она поставила себе задачей стать достойной этого имени. Она сразу изменилась к лучшему!
— Вот то-то и дело, что «сразу»! Кто же, братец, сразу меняется? Столько лет прожила разнузданной цыганкой, а потом — стук-хлоп-бряк! — пожалуйте: сразу девица из хорошего дома! Слыханное ли это дело, братец? Просто это была одна из ее прихотей... Поверь мне, дружок, Бодена не хуже и не лучше всякой другой девчонки, назначение которой служить любви и прихоти!
— Вы оскорбляете меня...
— Ну вот еще! Разве ты можешь быть ответственным за добродетель кузины? Мало ли что бывает: Елизавета Воронцова была первым недругом нашей великой государыни, и один Бог знает, сколько эта подлянка гадостей царице натворила, а Екатерина Воронцова, ныне княгиня Дашкова, была государыней приближена... Вот и братья Орловы: один в немилости, другой в чести...
— Но Мария не могла быть настолько неблагодарной!
— Э, полно тебе! Благодарность не из числа ее добродетелей. Сам небось помнишь: я осыпал ее подарками, я дышал только ею, а как она вела себя со мной? Мало того, что была груба и дерзка, так она еще готова была с кем угодно изменить мне. Разве ты забыл, как она соблазняла тебя, как по ночам к тебе в комнату ходила? Вот то-то оно и есть!
— Да, Бодена была неблагодарной по отношению к вам. Но она не притворялась, не лицемерила; она прямо и откровенно говорила всегда, что она ненавидит вас, презирает, что ваши подарки, милости и благодеяния не нужны ей. Ее возмущало, что ею торговали, словно скотиной, что она была куплена вами, что вы требовали у нее любви как у крепостной, не имеющей права отказывать хозяину. Она негодовала, что вы кидались на нее, словно животное, которое не знает иных законов, кроме чувственных велений плоти. Она не могла простить вам, что вы заставляли ее делать такие вещи, которые оскорбляли ее женский стыд, честь, достоинство. И она была права!
— Послушай, братец, ты, кажется, забыл, с кем говоришь?
Державин вскинул голову, в упор посмотрел на светлейшего и ответил холодно и твердо:
— Нет, я помню, что говорю со светлейшим князем Потемкиным, который слишком могуществен, слишком велик, слишком умен, чтобы сердиться за правду!
— Да я не сержусь, Господь с тобой! Если бы я стал сердиться на всех, кто про меня худо мыслит, так мне было бы в самую пору не кормило русского государственного корабля направлять, не православное русское воинство к победам водить, а надеть красную рубаху, взять топор, да идти на лобное место рубить головы своим недругам... А потом — я понимаю, когда человек в горе, так он много лишнего наговорить может! Словом, будет об этом! Могу я быть тебе чем-нибудь полезен?
— Можете и даже очень. Вы могущественны, вы всесильны. Прикажите серьезно взяться за розыски пропавшей. Если окажется, что она добровольно сбежала, тогда Господь с ней, но если над ней учинено насилие...
— Обещаю тебе сделать все, что в моих силах. Между прочим, я сейчас подумал, что возможна большая ошибка в моих предположениях. Легко могло статься, что твоя Мария не сбежала, а похищена. Ведь существует, братец, на свете такой человек, который легко мог учинить это... Если ты подумаешь, так поймешь, кого я имею в виду, а мне его называть не пристало. Но вот что я тебе скажу: для успеха моих розысков необходимо, чтобы ты спокойно вернулся в Москву и поселился там пока что на жительство. Если действительно в похищении твоей сестры замешано это высокое лицо, то с течением времени, когда пройдет первая опаска, похитители себя чем-нибудь да выдадут...
— Ваша светлость, вы требуете от меня невозможного. Я не вправе уехать из Петербурга, когда только здесь могу найти свою сестру...
— Как? Разве ты знаешь, что она в Петербурге?
— Я не знаю этого, но сердце говорит мне, что это
так.
— Ну, что же, делай как знаешь!
— Ваша светлость, вы сами понимаете, что я не могу успокоиться, что я в состоянии перевернуть небо и землю... я должен найти пропавшую сестру, должен высвободить ее из рук насильников!
— Ну, ну, помогай тебе Бог! Только не забудь, братец, что сначала надо будет тебе к государыне с докладом отправиться, а потом уже можешь рычаги под небо и землю подводить!
Державин откланялся и ушел.
Оставшись один, Потемкин с недовольством побарабанил пальцами по столу и пробурчал:
— Этот молодец может оказаться опаснее, чем я думал. Во что бы то ни стало надо будет сплавить его!
Как только Державин доложил о себе, его сейчас же ввели в кабинет императрицы.
— Добро пожаловать, Гавриил Романович, — с ласковой улыбкой обратилась к нему Екатерина II. — Ну что, как мои калужские герои? Небось, все хороши? Присаживайся и рассказывай!
Державин подал императрице заготовленный доклад о результатах ревизии и приступил к словесному пояснению отдельных статей. Но он выказал при этом такую рассеянность, его сбивчивые, скомканные разъяснения настолько противоречили обстоятельной ясности доклада, что императрица, которая уже неоднократно с удивлением поглядывала на докладчика, наконец не выдержала и сказала:
— Да что с тобой, Гавриил Романович? Рассеян как влюбленный! Или случился такой грех, часом, а она, жестокая, все не хочет выслушать тебя и увенчать твой пламень? Эк, какая она нехорошая! Такого пиита мучает! Кто она, если не секрет?
— Простите мою преступную рассеянность, ваше величество, — скорбно ответил Державин, — но не стрелы шаловливого Амура поразили мое сердце, а тяжелое, страшное несчастье!
— Несчастье? Но что именно?
— Моя двоюродная сестра бесследно исчезла!
— Исчезла? Что за чудеса такие! Да как это случилось?
Державин рассказал историю исчезновения Бодены.
— И ты не имеешь ни малейшего представления о
том, куда она могла исчезнуть? — спросила государыня.
— Нет, ваше величество, не имею. Одно могу сказать — на такой поступок могла решиться только особа, облеченная большой властью или стоящая на большой высоте.
— Гм... Я, конечно, сделаю все, что могу. Сегодня же я прикажу объявить, что всякий, знающий что-либо о судьбе, постигшей твою кузину, и могущий указать, если она жива, куда ее спрятали, получит награду в десять тысяч рублей. Как ты думаешь, довольно этого?
— О, разумеется, ваше величество, на такую сумму польстятся не только подлого звания люди... но...
— Постой! Тут надо выяснить еще одно обстоятельство. Правда ли, что твоя кузина была одно время на службе у великого князя в качестве пажа?
— Да, ваше величество, к сожалению, это правда.
— Но как же ты мог допустить до этого?
— Это было еще до того, как мы узнали, что в таком близком родстве друг с другом.
— Хорошо, но, как уверяют злые языки, их близость не прекратилась и после того, как она поселилась в твоем доме!
— Это и правда, и неправда, ваше величество. Люди злы; они склонны во всем видеть низменные побуждения. Близость бывает духовная и физическая. Что касается последней, то я категорически отрицаю существование ее между его высочеством и моей двоюродной сестрой Марией Девятовой...
— Ты, может быть, станешь уверять, что паж Осип «духовно» спал в одной комнате с великим князем?
— Ваше величество, я отрицаю существование физической близости между его высочеством и М а р и е й Д е в я т о в о й, но не отрицал таковой между ним и цыганкой Боденой. В тот самый момент, когда заблудшая, развратная цыганка узнала о своей принадлежности к незапятнанной семье Девятовых, она поклялась стать достойной своего обретенного имени. Всеми силами боролась она со своим чувством к его высочеству — чувством, всю преступность которого я ей постоянно внушал, и нарочно уехала в Москву на время моей калужской ревизии, чтобы не впасть в соблазн в мое отсутствие. Между его высочеством и моей сестрой была только духовная близость...
— Неужели ты думаешь, что меня могут интересовать шашни моего сына? Если я заговорила с тобой об этом, то совершенно по особенным причинам. Если его высочество нарушает свой супружеский долг, если он считает себя вправе изменять такой дивной, ангельски красивой жене, то это только не делает чести его же вкусу и благородству. И пока его интрижки не афишируются, пока они не разрастаются в скандал, я и не вправе вмешиваться в его дела, как и в дела всякого другого из моих подданных. Если я наказала Нелидову, то за ее строптивость, за дерзость оказать неповиновение приказанию государыни, но никак не за то, что она оказалась счастливее покойного ангела Наташи. И поверь, я не подумала бы тратить с тобой время для выяснения, как именно проводят платонические любовники свое время, если бы не имела в виду опасений чисто государственного свойства. Гавриил Романович! — голос императрицы стал зловеще-грозным. — Я предпочла бы, чтобы между твоей кузиной и моим сыном была физическая, а не духовная близость!
— Ваше величество, но почему?
— Потому что при этих обстоятельствах боюсь, как бы тебе окончательно не потерять кузины, даже если на этот раз она и найдется!
— Я подавлен немилостью вашего величества, тем более что не могу понять, чем я мог вызвать гнев вашего величества!
— Ах, да тут совсем не в тебе дело! Я тебя очень уважаю и ценю. Я знаю, что сам ты не способен на что-нибудь скверное: автор оды «Бог» — слишком возвышенный человек, именно «слишком», а потому ты часто не 230
видишь того, что делается у земли... Вот в двух словах как складывается положение: с некоторого времени за великим князем стали замечать нечто большее, чем простая строптивость; в нем ясно сказывается чье-то сильное влияние; около него стоит его жена, от которой, кроме хорошего, ждать нечего, и, как ты сам признался, — твоя кузина, которую с ним связывает какая-то «духовная» близость. У твоей кузины имеются старые счеты с князем Потемкиным, и ненависть против него лично легко могла превратиться в ненависть к его политике, которая, однако, является на самом деле моей политикой... Берегись, Гавриил Романович, это может кончиться очень печально!
— Ваше величество, я совершенно не представляю себе, как могла бы Мария оказывать дурное влияние на его высочество! Это так не вяжется с ее характером...
— Когда против предположений выставляются факты, то первенство всегда остается за последними — запомни это себе. Словом, как государыня и мать, я не желаю продолжения этой «духовной» близости. Если твоя кузина найдется, можешь ты мне поручиться, что она порвет всякие отношения с его высочеством?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44