— Как вы себя чувствуете?
— Мне уже лучше,— неохотно проговорил Керекеш.
— Вы можете отвечать на вопросы?
— Почему же нет,— вмешался врач.— Конечно, может.
— Вы были осуждены за хищение сроком на год и четыре месяца и пять месяцев назад вышли из заключения.
— Да,— подтвердил Керекеш и с видом оскорбленного достоинства откинулся на спинку стула.— До каких пор меня будут этим попрекать?
Пропустив мимо ушей замечание Керекеша, Пооч строго спросил:
— В тюрьме вы находились в одной камере с человеком по имени Геза Халас, верно?
— Да... А почему вас это интересует?— спросил Керекеш уже не столь самоуверенным тоном.
— Меня интересует ваш приятель. Насколько мне известно, в тюрьме вы подружились. Вы еще дружите?
— Уже нет.
— Когда прервалась ваша дружба?
— Когда я вышел из тюрьмы. Моя жена была против.
— Ваша жена с вами развелась, пока вы отбывали наказание. Керекеш выдвинул ящик, достал из коробки два куска сахара и сунул их в рот. Через секунду он снова полез за сахаром.
— Я никогда с этим не смирюсь!— воскликнул он и театральным жестом прижал руку к груди.— Я все равно ее люблю! И хотя мы в разводе, я всегда говорю, что она моя жена. Для меня не существует других женщин! И не может существовать! Так вот, моя жена возражала против нашей дружбы, и я ее послушался. Я сказал Халасу, что между нами все кончено.
— Когда вы виделись с ним последний раз? Керекеш непрерывно ел сахар, один кусок за другим.
— Я уже вам сказал, сразу после того, как вышел из тюрьмы.
— И больше вы не виделись?
— Нет,— отрезал Берци.
— А как вы с ним разговаривали, если больше не виделись?
— Ну... по телефону. Он несколько раз звонил мне на работу. И написал письмо.
— Как Халас отнесся к тому, что вы не хотите с ним дружить?
— Да так... спокойно.
— Он не обиделся?
— Да что вы! Мне показалось, он даже обрадовался. Думаю он нашел себе друзей без судимости.
— Возможно,— кивнул Пооч. Он вынул из портфеля фотографию под номером 914 и положил ее перед Керекешем.— Взгляните-ка. Вы его узнаете?
— Конечно,— сказал он, внимательно разглядывая фотографию.— Никаких сомнений, это он.
— А это кто?— спросил Пооч и положил перед ним другую фотографию.
Керекеш взглянул на снимок и улыбнулся.
— Зачем вы спрашиваете? Вы же видите, что это я!
— Между вами удивительное сходство.
— Да что вы!— небрежно отмахнулся Берци.— Я же русый, а
Халас шатен.
— Темно-русый и светлый шатен — разница небольшая. — Все равно не спутаешь! А похожи мы только на фотографиях. Если бы вы видели нас вместе, наверняка бы не спутали! Халас гораздо ниже меня ростом и худее, а голос у него тонкий. В тюрьме нас дразнили, что мы похожи, и тогда я, бывало, выпрямлюсь, а Халас сгорбится — так он был мне по плечо, и говорим, смотрите, мол, как мы похожи, точно два яйца.
— А где теперь Геза Халас?— спросил Пооч.
— Откуда я знаю? Я же сказал...— Он снова положил в рот кусок сахара.
— Долго вы еще будете есть сахар?—спросил капитан. Керекеш густо покраснел и покосился на врача.
— Извините. Это у меня дурная привычка,— сказал он и задвинул ящик.
— Я покажу вам еще одну фотографию,— сказал Пооч, кладя перед ним снимок Жофии Бакони, сделанный милицией.
Берталан Керекеш взглянул на фотоснимок и побледнел.
— Черт возьми... кто это?
— Не узнаете?
Берци пытался скрыть свое беспокойство.
— Какой ужас... она мертвая! Зачем вы мне это показываете?
— А вдруг вы ее узнаете.
— Я?.. Почему я?.. Кто эта женщина?
— Жофия Бакони.
— И... и... она повесилась? Но... но почему?
— Жофия Бакони была невестой Гезы Халаса. Ее убили. Керекеш судорожно вцепился в край стола.
— Нет, это невозможно,— проговорил он, не спуская глаз с фотографии.— Наверное, это самоубийство.
— Почему вы считаете, что это самоубийство?
— Такая красивая женщина... такую красивую женщину... нельзя убить! Нет, это невозможно...— проговорил он, тяжело дыша.
— Вы ее знали?
— Нет, что вы, нет! Никогда не видел. Но эта фотография... эта ужасная фотография... так на меня подействовала. Я не могу этого видеть!..
Пооч убрал все три фотографии.
— Да, страшное зрелище,— согласился он.— Я вас понимаю. Значит, вы ее не знали?
— Нет.
— Ну тогда у меня к вам другой вопрос. Кто-нибудь навещал
Халаса в тюрьме?
— Мне он об этом не рассказывал.
— Сестра к нему не приходила?
— Сестра?.. Откуда мне знать?
— Он не говорил, что получил письмо от своей сестры?
— Не помню,— сказал Керекеш, не глядя следователю в глаза.— Может, и говорил.
— О чем ему писала сестра?
— Да откуда же я знаю?
— Ведь вы были друзьями!
— Ну и что? Разве он обязан был мне во всем отчитываться?
— А зачем ему было это скрывать?
— Я ничего не знаю!— хрипло сказал Керекеш,— Может, у него и была сестра, может, она ему писала, может, она его навещала... я ничего не знаю! Он мне не говорил! Понимаете? Не говорил... ни тогда, ни после...
— После чего?
— После того, как вышел из тюрьмы.
— Так вы же больше не виделись!
— Ну разумеется! Раз он нашел родню, ему уже не нужен был старый друг!
— До этого вы говорили, что сами с ним порвали!
— Мы оба порвали. Пооч сухо спросил:
— Вы уже хорошо себя чувствуете?
— У меня есть одно предложение,— вмешался врач.— Едва ли я ошибаюсь. Мы имеем дело с особым случаем. Не правда ли, Керекеш?
Берци испуганно взглянул на врача и тут же отвернулся.
— Со мной это уже бывало. Мне очень неудобно, ведь это не к лицу здоровому мужчине. Чаще всего я заранее чувствую и принимаю меры. Дело в том, что у меня... повышенная чувствительность к некоторым лекарствам.
— Значит, все дело в лекарстве, да?
— Ну да. Я был приглашен на ужин, и там была слишком жирная пища. Я могу сказать, где я был: у своей невесты...
— У которой?— спросил Пооч.
— У меня только одна невеста!
— Значит, ваша жена все-таки не единственная женщина?
— Единственная, но...
— И что же с этим жирным ужином?— спросил врач.
— Мне пришлось выпить вина... целую бутылку, и когда я пришел домой, чувствую, все плывет перед глазами. У меня есть одно лекарство, как-то один приятель посоветовал, помогает.
— Инсулин, да?— с возмущением сказал врач.
— Я знаю, что это запрещено,— Керекеш подыскивал нужные слова,— и опасно... Я даже мог попасть в больницу, если бы не вы. Но сегодня мне обязательно нужно было быть на работе..
важное совещание... А в таком состоянии, понимаете... Я был совершенно пьян... И вот вчера вечером я сделал укол-Доктор встал.
— Господин следователь,— сказал он,— этот человек врет! Инсулин действует сразу. Он ввел себе инсулин не вчера вечером, а сегодня утром! Минут за двадцать до того, как ему стало плохо! Он рассчитывал, что я не разберусь и отправлю его в больницу. Он наверняка знал, что за ним явится милиция, и хотел выиграть время. Этот человек...— От возмущения он не мог продолжать.
— Встаньте, Керекеш,— приказал Пооч.— Следуйте за мной.
Лейтенант Кепеш проснулся очень рано и больше не смог заснуть. В шесть утра он уже сидел на работе, склонившись над картой, с красным фломастером в руках. Ему не давала покоя одна мысль.
— Здесь дом отдыха,— пробормотал он и начертил на карте четырехугольник.— Здесь дом, в котором жила Жофия Бакони. До него они ехали по пятьдесят седьмому шоссе. Выехали в шесть утра... двадцать минут езды на машине... может, конечно, и больше. Смотря как ехать. Останавливались... заглох мотор... вышли немного прогуляться... полюбовались природой... Если не ошибаюсь, в семь они прибыли вот сюда. Здесь вокзал. Если отсюда свернуть налево, минут через десять-пятнадцать — дом Жофии Бакони... а направо — десять минут пешком... живет жена Керекеша.
С Поочем они договорились, что с утра капитан отправится на работу к Берталану Керекешу, взяв с собой ордер на арест. А Кепешу в это время придется дежурить в кабинете.
Лейтенант нетерпеливо постукивал фломастером по карте. Если он будет здесь сидеть, то все прозевает... Он снова и снова прослеживал отмеченный маршрут, и взгляд его всякий раз останавливался на квадратике, обозначавшем вокзал. Десять минут пешком... Он изумленно поднял брови и схватил телефонную трубку.
— Господин Сивош,— задыхаясь от волнения, заговорил он,— сейчас же поднимитесь ко мне! Хорошо, что вы уже на месте. Что?.. А... вы всю ночь были здесь? Сочувствую. Ну торопитесь.
Когда Сивош вошел в комнату, Кепеш ждал его в дверях.
— Примите дежурство!— распорядился он и выскочил из комнаты.
— Скорее!—закричал он шоферу, подбегая к стоявшей во дворе милицейской машине.— К вокзалу!
Шофер нажал на газ. Прошло десять минут, Кепеш не дал водителю ни одного указания. Закусив нижнюю губу, он смотрел на часы, иногда нажимая на кнопку секундомера, и считал, считал...
Машина остановилась у здания вокзала. Часы показывали 6.20.
— Спасибо. Можете возвращаться,— сказал Кепеш, выходя из машины.
Водитель развернулся и уехал. Кепеш пошел к вокзалу.
— Вы можете сказать, господин следователь, что все это значит?— спросил Керекеш, откинувшись на заднем сиденье. Он старался не потерять самообладания.
— Скоро узнаете,— ответил Пооч.
— Лучше бы вы мне прямо сказали, чего вы от меня хотите?
— Хочу устроить вам очную ставку с доктором Хинчем.
— Кто это?— спросил Керекеш.
— Вы не знаете?
— Нет.
— Ну что ж, скоро узнаем, так ли это.
— Я его не знаю.
— Между прочим, девичья фамилия Евы Борошш — Халас. А вы сидели в одной камере с неким Гезой Халасом, который доводится погибшей родным братом. Халас вышел из заключения, а спустя четыре месяца его богатую сестру кто-то вытолкнул из окна. Как вы думаете, кто это сделал?
Керекеш молчал.
— Мы думаем,— сказал Пооч,— что это сделал ее брат, Геза Халас. Только он пропал куда-то. Сразу, как вышел из тюрьмы. Куда он, по-вашему, девался?
— Сбежал за границу,— без колебаний ответил Берци.— В тюрьме он клялся, что будет пытаться до тех пор, пока у него не получится.
— Вы можете объяснить, как человек, сбежавший за границу четыре месяца назад, мог в прошлую пятницу совершить в Будапеште убийство?
— Не знаю,— судорожно сглотнув, сказал Керекеш.— Почему я должен это знать?
Пооч молча достал сигару и закурил.
— Есть один человек,— помедлив, заговорил он,— который довольно хорошо знал Гезу Халаса. Вернее — того, кто никуда не сбежал, а все время находился в Будапеште и посещал свою сестру. Этот человек точно описал нам внешность Халаса. Мы принялись его разыскивать. И знаете, кого мы нашли? Вас, Керекеш!
— Это случайность.
— А может, не такая уж это случайность?
Керекеш нервно барабанил пальцами по спинке сиденья.
— Вы сказали, доктор Хинч?.. Кажется, я где-то слышал это имя.
— Вот видите!
— А, вспомнил. Это гинеколог моей жены. Только какое я имею к нему отношение?
— В последнее время в доме доктора творятся странные дела. И, как мне кажется, не без вашего участия.
Керекеш лихорадочно искал выход. Вдруг он улыбнулся.
— Что вы обо мне думаете, господин следователь!— с упреком сказал он.— Ведь мелкий жулик, как меня когда-то назвали, не будет ввязываться... в серьезное дело! Уж настолько-то вы должны разбираться в людях!
— Откуда вы знаете, что это дело серьезное?
— Я читал в газете,— нашелся он.
— О чем?
— Известие о смерти Евы Борошш. На это обратила мое внимание жена, она сказала, что это самоубийство.
— Это убийство,— поправил его капитан.— Вы ее знали?
— Я?.. Что вы! Откуда я мог ее знать?
— А вдруг.
— Поверьте,— заговорил Берци жалобным тоном,— я не знаю доктора Хинча. А значит, и он меня не знает! Здесь какое-то недоразумение... доктор подтвердит... увидите, он меня не узнает!
Машина резко затормозила у двадцатиэтажного дома на площади Роз.
— Выходите,— сказал Пооч.
В доме было тихо, в вестибюле и на лестничных площадках — ни души.
Пооч позвонил в квартиру доктора Хинча. За дверью не было слышно никаких шорохов. На лице Керекеша промелькнула улыбка.
— Никого нет дома.
— Не радуйтесь раньше времени.— Капитан нажал на ручку, и дверь открылась.— Идите вперед,— приказал он.
Дверь кабинета была только прикрыта. Пооч распахнул ее настежь. Доктор Хинч сидел в кресле. Голова его неподвижно лежала на руках, скрещенных на крышке письменного стола. Очки сползли набок, широко раскрытые глаза смотрели прямо на вошедших.
Пооч замер на пороге. Доктор Хинч был пригвожден к столу ножом для разрезания бумаги. Он был мертв уже несколько часов.
Лейтенант Кепеш промчался по огромному вестибюлю вокзала. От волнения он кинулся не в ту сторону. Спохватившись, побежал обратно, прямо по железнодорожным путям, спотыкаясь и беспорядочно жестикулируя. У него перехватило дыхание.
— Спокойно,— пробормотал он и остановился.— Не хватает только перед финишем свернуть себе шею!
Обратный путь Кепеш проделал спокойным, размеренным шагом. Он вошел в стеклянное помещение, где находились автоматические камеры хранения. Войти в него можно было с двух противоположных сторон. С одной стороны видно было перрон, с другой — улицу и парк.
Кепеш обошел массивные, облицованные плиткой колонны в центре вестибюля. Остановившись возле одной из них, нажал на кнопку секундомера и медленным шагом вышел из здания вокзала. Перейдя улицу, он направился к парку.
— Что вы на это скажете?— спросил капитан Пооч. Керекеш стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел
на мертвого Хинча.
— Идите вперед и встаньте около стола,— приказал Пооч. Вслед за Керекешем он вошел в комнату и положил сигару в огромную медную пепельницу, стоявшую на письменном столе.
Не смея взглянуть ни на капитана, ни на убитого, Керекеш мучительно соображал, как он выкрутится из этого, казалось, безнадежного положения.
— Я вас спрашиваю еще раз,— сказал капитан,— вы знали этого человека?
— Да, знал,— тихо сказал Керекеш.
— Чистая работа. Это единственный способ избежать очной ставки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24